ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Быль, явь и мечта. Книга об отце

Рута Марьяш

Февральскую революцию М. У. Шац-Анин встретил, будучи убежденным, активным борцом за социальную справедливость. Идейно и организационно он был связан с еврейской рабочей партией, которая приняла тогда буржуазно-демократическую революцию как начало осуществления своих идеалов.

Передо мной подшивка журнала "Еврейский пролетарий", выходившего на русском языке с 31 марта по 10 мая 1917 года в Петрограде. Над заголовком журнала лозунг: "Пролетарии всех наций, соединяйтесь!". В этом журнале в своих многочисленных статьях Шац-Анин пишет о неразрывной связи революции с раскрепощением меньшинств, населяющих Россию (М. Анин. "Па-фос равноправия", 1, с.10-11), доказывает, что "персональная автономия только вместе с территориальной может решить проблему" (М. Анин. "Шестая партконференция", 2-3, с. 9-15), оспаривает позицию Бунда в вопросе культурной автономии, выступает против "местечковой ориентации", против исключительности "духовной аристократии в еврействе" (М. Анин. "Еврейская экономика и еврейское общество", 4, с. 2-3).

В своих анкетах Макс Урьевич Шац-Анин писал: "С 1905 по 1918 год член объединенной Еврейской социалистической рабочей партии. По политическим воззрениям - социалист-территориалист".

В работе советских историографов Т. Ю. Бурмистровой и В. С. Русаковой "Национальный вопрос в программах и тактике политических партий в России", изданной в Москве в 1976 году, читаем:

"Еврейская социалистическая рабочая партия (СЕРП) рассматривала рабочий вопрос как часть еврейской национальной проблемы, для решения которой выдвигала требования территориальной автономии в рамках России. В своей программе СЕРП отмечала, что связывает свое дело с победой социалистического движения пролетариата всей России, рядом с которым она борется за государственное переустройство России на основе демократии и федерализма" (с. 151).

Для участников революционного движения - выходцев из среды угнетенных народов были особенно притягательными призывы Ленина к братскому доверию и боевому союзу рабочих всех наций. В разгар шовинизма, сопутствующего первой мировой войне, Ленин резко выступал против всякого рода антисемитских инсинуаций.

В 1917 году в своем письме в редакцию "Пролетарского дела" Ленин, в частности, писал:

"Контрреволюционная буржуазия пытается создать новое дело Дрейфуса. Она столько же верит в наше "шпионство", сколько вожди русской реакции, создавшие дело Бейлиса, верили в то, что евреи пьют детскую кровь. Никаких гарантий правосудия в России в данный момент нет".

Ленин имел в виду дело Дрейфуса, офицера французского генерального штаба, еврея, осужденного в 1894 году военным судом к пожизненному заключению по заведомо ложному обвинению в шпионаже и государственной измене. Этот провокационный процесс был организован реакционными кругами Франции. Развернувшееся в стране общественное движение в защиту Дрейфуса, в котором участвовали Жорес, Золя, Роллан и другие прогрессивные деятели Франции, вскрыло продажность суда и обострило политическую борьбу республиканцев с монархистами. В 1899 году Дрейфус был помилован и освобожден. Лишь в 1906 году при новом пересмотре дела Дрейфус был оправдан.

Дело Бейлиса - провокационный судебный процесс, организованный в 1913 году в Киеве царским правительством против приказчика кирпичного завода еврея Бейлиса, которого ложно обвиняли в убийстве с ритуальной целью христианского мальчика Ющинского. В действительности убийство было организовано черносотенцами. Инсценировкой этого процесса царское правительство стремилось разжечь антисемитизм и вызвать еврейские погромы с целью отвлечения масс от революционного движения, нараставшего в стране. Процесс вызвал сильное общественное возбуждение. Против него, в частности, поднял свой возмущенный голос русский писатель В. Г. Короленко. В ряде городов состоялись рабочие демонстрации протеста. Несмотря на прямое давление правительства, специально подобранный состав присяжных заседателей, подтасовку фактов и подбор лже-свидетелей из черносотенцев и полицейских, суд в 1913 году вынужден был оправдать Бейлиса.

В 1915 году в прифронтовом Пинске состоялась подпольная конференция СЕРП. В письме к участнику революционного движения Я. Кантору от 24 сентября 1956 года М. У. Шац-Анин писал:

"Заполнить пробелы в истории еврейского революционного движения - задача, конечно, важная, и с уменьшением числа ветеранов движения эта задача все более осложняется... На Пинской конференции 1915 года я был и помню, что защищал в своем выступлении позицию В. И. Ленина на Циммервальдской конференции. Впрочем, я определенно знаю, что об этой конференции написал статью Б. Гутман в варшавском сборнике "Дер ройтер Пинск" ("Красный Пинск"), вышедшем после первой мировой войны... Я считаю очень благодарной задачу собрать у оставшихся в живых ветеранов движения личные воспоминания о конференциях, совещаниях и т.д. Вы сами знаете и Б. Кимельблата, и И. Брегмана, и Д. Левина, и других. Предложите им самим написать воспоминания, а кому трудно самому писать, запишите с их слов то, что они запомнили о революционном движении.

Конечно, необходимо думать и о том, чтобы собранные материалы получили научную разработку и были раньше или позже опубликованы, а это немыслимо без контакта с такими учреждениями, как ИМЭЛ (Институт Маркса - Энгельса - Ленина при ЦК КПСС. - Авт.) и Институт истории Академии наук. В 1944 году я подал в Институт истории АН докладную записку о необходимости систематической разработки проблем еврейской истории (экономической, политической и культурной) и об издании соответствующих работ.

Я уверен, что в Москве имеются такие научные работники, как Ранович, Сосис и другие, которые работали и продолжают работать в этой области".

Из воспоминаний Макса Урьевича

ПЕТРОГРАД. МОСКВА

Мировая война и Февральская революция заставили меня определить свое отношение к основным проблемам эпохи, поколения, личности. Было очевидно, что общество вступает в критический период своего развития. Необходимо было вновь подвести итоги и наметить перспективы борьбы.

Я был тогда в Петрограде редактором сборника "Еврейский пролетарий", в котором сотрудничали также С. Михоэлс, И. Хургин и другие еврейские общественные деятели. После победы Февральской революции я сотрудничал также в журнале "Еврейский экономический вестник". В передовой статье первого номера этого журнала, озаглавленной "Раскрепощение и строительство", я изложил в общих чертах план радикальной реконструкции всей еврейской экономики в условиях демократической республики. Вот несколько выдержек из этой статьи:

"Новая Россия широко откроет нам дорогу к созиданию новой свободной жизни. В условиях демократического народовластия и признания за всеми национальностями России права широкого политического и культурного самоопределения каждая нация займет то место в жизни страны, которое определяется исключительно ее внутренними силами, способностями их выявить и организовать".

"Еврейский рабочий, шествующий рука об руку с мировым пролетариатом по пути неустанной борьбы за коренное пере-устройство человеческого общежития на основе равенства в труде и свободы, этот же еврейский рабочий по глубочайшим психологическим мотивам своего материалистического миро-ощущения неизмеримо выше, чем вчерашнее еврейство раввинистических буквоедов и сегодняшний иудаизм космополитических мессий" (Еврейский экономический вестник. 1917. 1. С. 6-10).

В то время в Москве жили моя мать и братья. Весной 1917 года я провел с матерью в Малаховке под Москвой две недели, в течение которых написал работу "Путь еврейского пролетариата", в которой стремился обосновать авангардную роль еврейского пролетариата в предстоящей грандиозной работе по экономическому, политическому и культурному оздоровлению еврейских народных масс. Эта работа была издана осенью 1917 года на русском языке в издательстве Косман в Одессе. В 1918 году работа вышла на еврейском языке в Варшаве, в издательстве "Цукунфт".

Против этой работы с позиций Бунда выступил В. Медем, который и до того вел полемику против моих статей о национальной проблеме, обсуждавшейся в I и II Интернационалах, опубликованных в социалистических изданиях Германии.

Весной 1917 года в Москве состоялся объединительный съезд социалистов-территориалистов и сеймистов. На этом съезде была выработана общая программа объединенной Еврейской социалистической рабочей партии (СЕРП). Был избран ЦК партии. Большинство его членов проживали в Киеве. Периодические издания - еженедельник "Еврейский пролетарий" и ежедневную газету "Найе цайт" ("Новое время") - также перенесли в Киев. Я входил в состав редколлегии этих изданий и летом 1917 года переехал в Киев.

КИЕВ

Революционные события 1917 года явились для нас великой школой и испытанием наших теоретических программ и планов. Лопались, как мыльные пузыри, старые иллюзии. Революция пробила брешь в стенах гетто, открыла перед еврейской молодежью путь к свету и свободному творчеству.

Февральская демократическая революция сулила решение ряда наболевших социальных и национальных проблем, сулила осуществление права народов на самоопределение в рамках единого демократического государства. На Украине был выдвинут принцип национально-персональной автономии для проживающих там национальных меньшинств - русских, поляков, евреев. Однако в политической жизни Украины брали верх консервативно-самостийные элементы. Развивалось и крепло петлюровское движение с явно выраженным шовинистическим от-ношением к другим народам как на Украине, так и за ее пределами.

Спутником этого снова стал антисемитизм. Народные массы натравливались на евреев. Я сам воочию убедился в том, как в Сквире местными властями и гайдамаками был планомерно подготовлен, проведен, а в нужный момент приостановлен жестокий еврейский погром.

На основании принятого в конце 1917 года на Украине закона о национально-персональной автономии в 1918 году были прове-дены выборы во Временное учредительное еврейское национальное собрание. Я был избран в его состав. Значительное большинство на выборах получили консервативно-буржуазные эле-менты, которые и захватили в свои руки все руководство еврейскими автономными учреждениями, как в центре, так и в отдельных общинах на местах. Социалисты же - инициаторы этой программы - оказались в оппозиции и вскоре были совер-шенно вытеснены.

Осенью 1918 года, когда у власти на Украине был гетман Скоропадский, Киев был оккупирован германской армией. Я выступал на собраниях с протестом против оккупантов, поддерживавших реакционную власть гетмана.

В это суровое время я ушел в подполье. Одна из руководителей подполья на Украине Евгения Бош лично установила со мною связь, посещала меня и передавала партийные поручения. После Ноябрьской революции в Германии в 1918 году в Киеве был организован Совет солдатских депутатов германской армии. На первом же собрании этого Совета я по поручению Евгении Бош выступил с речью на немецком языке, в которой указал, что германские солдаты на Украине обязаны всемерно защищать принципы свободы, должны учесть свой опыт по возвращении в Германию. Когда я закончил свое выступление, меня предупредили, что при выходе с собрания я буду арестован. Один из членов Совета вывел меня через черный ход. Пришлось оставить Киев. Член нашей партии Гута Маргулис помогла мне выбраться из города. Я поехал выступать с докладами в Минск, Гомель, Мозырь, Белосток и Вильно.

После установления советской власти я возвратился в Киев и стал работать юрисконсультом в Совете народного хозяйства Украины.

За годы пребывания в Киеве я опубликовал ряд статей в газете "Найе цайт" и журнале "Еврейский пролетарий". Часть этих статей в 1918 году была опубликована в издательстве "Цукунфт" в Варшаве. Тогда же я написал две работы - "Характеристика древнеримского и древнееврейского права" и "Евреи-социалисты с 1848 по 1917 год". Обе эти работы были тогда приобретены издательством "Фолкс-фарлаг". О дальнейшей судьбе этих работ я не знаю. Для сборника, посвященного памяти Шолом-Алейхема, вышедшего в Петрограде, я написал статью "Шолом-Алейхем - целитель народных недугов".

Весной 1919 года Объединенная еврейская социалистическая партия созвала конференцию в Гомеле. С рюкзаком за плечами, налегке, я отправился на пароходе из Киева в Гомель. Конференция подвела итоги двухлетней работы на Украине и в других районах России.

Сопоставление горестных "достижений" самостийной Украины с грандиозными планами, провозглашенными в России Лениным, предопределило исход ожесточенной дискуссии. Подавляющее большинство участников конференции решительно вступило на путь революционной борьбы - на путь III Интернационала. Отсеялось лишь меньшинство.

На личном опыте мы убедились в бесплодности автономистских попыток в капиталистическом мире. В то же время в России намечался тогда грандиозный план индустриально-аграрного оздоровления еврейских масс и создания прочной социально-экономической базы для развития их социалистической культуры. Это нас вдохновляло. Мы поверили в то, что вливаемся в единую братскую семью народов и этим будет обеспечен успех наших лучших чаяний, что наступает весна социального и национального раскрепощения и расцвета лучших традиций всех народов, еврейского в их числе. С этим убеждением и непреклонной волей бороться за наши идеалы плечом к плечу с трудящимися всех народов мы и закончили эту конференцию.

Предстояло довести наше решение до сознания местных организаций, убедить колеблющихся. С этой целью мне было поручено объездить с докладами города Белоруссии и Литвы.

***

Возникшие в те далекие годы духовные связи между участ-никами революционных событий были удивительно прочными, долговечными. Их объединяли "привычка к труду благородному", чистая вера в будущее, непоколебимый социальный оптимизм.

Из письма М. Е. Розенгауза из Москвы от 29 декабря 1969 года

"...Я разрешу себе, так сказать, поделиться воспоминаниями, хотя никогда с профессором лично знаком не был.

Имя М. Шац-Анина мне знакомо с 1917 года. Мне тогда шел шестнадцатый год, и я читал запоем газеты на русском, еврейском и древнееврейском языках. Читал и солидную киевскую газету "Найе цайт".

...В 1918 году в наш город Бобруйск приехал М. Шац-Анин, выступал на большом собрании в Новом клубе, что в городском саду. Он говорил интересно, остроумно. Я стоял далеко, зрение у меня неважное, я его только "полувидел".

Моя вторая "встреча" с М. Шац-Аниным состоялась в 1926 году в Москве, на съезде ОЗЕТа. И тогда я тоже его только "полувидел", ибо далеко стоял.

Но мы с Шацем не только "виделись", а и переписывались, правда, один-единственный случай такой был, и то служебного характера. Скорее всего, это было в 1934/35 году. Я тогда работал в библиотеке КУНМЗа (Коммунистический университет национальных меньшинств Запада)... Учились там, между прочим, и студенты из Латвии. Я написал, конечно, с разрешения начальства, письмо М. Шацу, просил прислать нам свои труды. Вскоре мы получили все его сочинения на еврейском и русском языках, а также письмо. Я не помню, ответил ли я ему от имени библиотеки, поблагодарил ли. Сомневаюсь. Скорее всего, нет.

Личность профессора М. Шаца меня все время интересует, и, когда приходится встречаться с рижанами, всегда о нем наведы-ваюсь. Мне близок не только М. Шац - автор трудов, видный деятель культуры. Он мне близок вообще, всегда".

***

М. Е. Розенгауз, работавший библиотекарем в редакции жур-нала "Советиш геймланд", прислал фотографию участников Временного еврейского национального собрания на Украине, среди которых под 21 - М. У. Шац-Анин.

Из письма Б. М. Зайденвара из Минска от 24 декабря 1971 года

Вы не представляете, как я и некоторые мои товарищи обрадовались, когда увидели в "Советиш геймланд" Ваши воспоминания. Возможно, что Вы уже позабыли о случае, который произошел более пятидесяти лет назад. Но я об этом помнил каждый день и говорил об этом на собраниях.

В 1919 году в июне я был назначен проводить подпольную и партизанскую работу в Белоруссии. Мы были подготовлены, были назначены явки. Но белополяки прорвали фронт и заняли Минск.

Мы, подпольщики, остались без явок, так как уполномоченный, который должен был сообщить об этом, не явился. В городе пилсудчики - белополяки творили "геройства" - устраивали погромы, стреляли в. мирных жителей и т.д. Мы, группа из четырех подпольщиков, стояли в Ваших воротах и думали, что делать. Я решил все рассказать Вам. Некоторые из товарищей были против моего предложения. Я, как Вы помните, хорошо знал Вас, так как приходил к Вам почти каждый вечер, и мы беседовали. Помню, что Ошерович интересовался, что я каждый вечер делаю у Вас. Мне было очень приятно и интересно с Вами беседовать.

Я с моей связной сразу пошли к Вам. Я еще не успел все рассказать, как Вы сказали: "Садитесь, будем обедать". На душе было скверно, но мы весело беседовали, хотя нам угрожала опасность, это нам было ясно. Моя связная ушла, чтобы выяснить, что делать дальше. Спустя три часа она вернулась. Все было в порядке... Вспоминаете ли Вы когда-нибудь о том, что Вы спасли четыре человека от смерти?.. Когда мои товарищи, которые тогда были со мной, узнали, что Вы в Риге, они страшно обрадовались. Я несколько раз рассказывал об этом случае на больших собраниях, но я не знал, где Вы находитесь...

***

Передо мной переписка с Гутой Маргулис, той самой, что в 1918 году по поручению Евгении Бош вывела отца из оккупированного Киева и этим спасла его от ареста за революционную пропаганду.

Гуту Маргулис я увидела впервые зимой 1943 года в Москве. Она приютила нас у себя в маленькой комнатке на улице Горького, в доме, где сейчас помещается ресторан "Арагви", напротив Моссовета. Свою кровать она предоставила в наше распоряжение, а сама спала на полу. Она была крупная, седая, мужеподобная, с громким голосом и резкими, решительными манерами. Никаких сантиментов, но гордая, беспредельно добрая и самоотверженная. Такой она была до конца своей жизни, пройдя сквозь все тяжкие испытания сталинских лагерей. Но об этом Гута Маргулис не любила вспоминать, и когда в начале 70-х годов, незадолго до ее кончины, я встретила ее в Москве, она не без гордости рассказала мне, что является пенсионером союзного значения, что власть обеспечила ее прекрасной комнатой в центре, на улице Чехова, что сама она полностью довольна жизнью...

Из письма моих, родителей к Гуте Маргулис к ее 70-летию

Вспоминается твой рассказ о том, как ты в детстве во дворе наблюдала, как другие детишки ели пищу, которой не было у тебя. И ты побежала домой, взяла сухой кусочек хлеба, и, выйдя к детям, с исключительным аппетитом стала есть свой "пустой" хлеб, смакуя каждый кусочек. Дети начали спрашивать, что это ты такое вкусное ешь, ведь это просто кусочек хлеба! А ты отвечала: "Нет, это не просто хлеб, это белая булка с маслом, а сверху еще помазанная вареньем!". И продолжала есть свою корочку с таким аппетитом, что дети перестали верить своим глазам... Гута, милая, человек ты наш хороший... будь здорова и счастлива!

Из писем Гуты Маргулис к моим родителям в разное время

"Поздравляю с праздником! Читала в "Советиш геймланд" статью Макса, видела его фото. Рада за нашего творческого Макса... Привет Максу от Давида Левина, Матвея Ломовского, Иосифа Брегмана, Якова Кантора. Мы встречаемся. Мы все тебя помним и любим".

"Ведь вы знаете, как я люблю жизнь и борюсь за каждый шаг. Читаю, бываю на концертах, в театре. Рута обо всем вам расскажет".

"Нисон Розенталь с женой уехали в Израиль. Его жена - моя близкая приятельница, но я не переписываюсь".

"Получаю "Пресс Нувель" из Парижа, "Фолксштимме" из Польши и в курсе всех вопросов, которые меня интересуют из жизни евреев на Западе. Посещаю концерты, когда здоровье позволяет. Ем даже белую булку с вареньем!"

***

Упомянутый в этом письме Гуты Маргулис Нисон Розенталь в 30-е годы жил в Риге, вращался в кругу левых деятелей культуры. Из Латвии он уехал в СССР в общем потоке тех, кто стремился тогда жить и работать в Биробиджане. Однако осел Розенталь на Кавказе, в Нальчике, откуда в конце 60-х годов уехал в Израиль.

Из писем литератора Иосифа Брегмана к моим родителям

"Москва, 4 мая 1960 года.

Надо лелеять истинно дружеские чувства и связи, сохранившиеся, несмотря на то, что над нами пронеслись такие бурные, эпохальные десятилетия и что от самого этого дружеского круга остались лишь жалкие считанные звенья".

"Москва, ноябрь 1967 года.

Дорогие Макс и Фаня! До нашего слуха дошло, что вы в ближайшие дни празднуете свою золотую свадьбу. В качестве старших, уже несколько лет назад отметивших эту дату, выражаем свое удовлетворение, что нашего полку прибыло, мы радостно принимаем вас в лоно кандидатов на бриллиантовую... Всякое ведь бывает... Могли ли мы 50, 40, 30 лет тому назад мечтать, верить, что доживем до 50-летия? А ведь дожили... Правда, в глубокой скорби о жестоко разреженных рядах. Теперь уже ничего не поделаешь, надо держаться дальше. Итак, смело вперед! Иосиф, Мери".

***

Бережно сохраненная родителями поздравительная телеграмма из Москвы в конце 50-х годов подписана: Иосиф и Мери Брегманы, Давид Левин, Гута Маргулис, Оля Хургина, Яков Кантор, Ломовский.

Уникальная фотография

Быль, явь и мечта. Книга об отце

Рута Марьяш

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Содержание