ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Быль, явь и мечта. Книга об отце

Рута Марьяш

Никогда у меня не возникало мысли, что отец несчастлив. Я даже уверена, что он не ощущал себя несчастливым просто потому, что об этом не размышлял, не думал. Он непрерывно мысленно рассуждал сам с собой, со своими невидимыми собеседниками - обо всем, что его волновало. Постоянно искал и находил связи между явлениями природы и общества. Эта не-прекращающаяся работа мысли, как бы охраняемая, оберегаемая его ограниченным соприкосновением с видимым миром, всецело поглощала его, и он испытывал ощущение полноты жизни, несовместимое с чувством личного несчастья. Он и сам являлся для окружающих как бы источником, возвышающим душу.

Помню, как он молча слушал музыку, подносил к лицу цветок, вдыхал его аромат. Временами он высоко поднимал голову, будто вглядываясь чуть прищуренными глазами в одному ему видимую даль... И кто бы мог подумать в такой момент, что человек этот несчастлив? Ощущение полноты жизни, вероятно, давало ему и само преодоление недуга, чувство борца, несовместимое с расслабленностью, с мыслями о собственном несчастье.

Шли годы, десятилетия, битва за жизнь продолжалась. Но и на старости лет это была глубокая, мыслящая жизнь. Жизнь человека, обладавшего философским ощущением времени.

Стала быстро прогрессировать глухота. Для отца приобретались лучшие слуховые аппараты, но он не мог привыкнуть к ним, они ему мешали. Тем не менее он был в курсе главных событий, новых фактов жизни, различных областей знания. Его ясный логический ум позволял разглядеть в этих фактах явления, выявить закономерность, оценить их. В первую очередь, с точки зрения гуманистических принципов и нравственности. Зная и понимая тенденции мирового развития, он перерабатывал ту огромную информацию, которая накопилась в его уме за долгую жизнь. Терзали ли его сомнения? Скорее всего, да. Но он всегда был внутренне свободен, никогда не лгал, не притворялся. Всегда искал, но никогда не метался.

До конца своих дней Макс Урьевич каждый день работал, следуя своей привычке, своей воле, не считаясь ни с какими обстоятельствами. Он, как и прежде, был наэлектризован своими убеждениями и мыслями. Это требовало разрядки - творчества.

В последние годы жизни - с 1960 по 1975 - Макс Урьевич опубликовал в периодической печати более 60 статей. Как и прежде, его темы - литература русского, латышского, еврейского народов, взаимосвязь литературных и общественных явлений, их диалектическое единство, укрепление связи между литературами. Как и прежде, острие его творчества направлено на нравственную цель - на поиски гуманизма, революционной правды в различные эпохи, у различных народов, в трудах писателей разных мировоззрений.

В эти годы М. У. Шац-Анин обращается к эстетическим взглядам Фейхтвангера, к анализу творчества великого гуманиста Бетховена. Публикует свои воспоминания о Леоне Паэгле, Ли-нарде Лайцене, Вилисе Дермане.

С июля 1961 года в Москве начал издаваться единственный в СССР журнал на языке идиш "Советиш Геймланд" ("Советская Родина"). Макс Урьевич публикует в нем свои статьи "Литература и гуманизм", "В. Маяковский в Риге", "Встречи с Шолом-Алейхемом", воспоминания "На моем жизненном пути". Фрагменты его воспоминаний были опубликованы также в Польше и Париже.

Вероятно, все то, что было опубликовано в периодике, да и многое другое, написанное М. У. Шац-Аниным, могло бы составить не одну книгу. И, конечно, ему хотелось публиковаться, издавать свои труды. Однако тут возникали большие, порой непреодолимые трудности.

Публицистический стиль Макса Урьевича сложился еще в его молодости - в начале века. Стиль, насыщенный пафосом, в ко-тором мысль, увлекаемая эмоциями и романтизмом натуры, обретала порой весьма сложные формы, резко отличавшиеся от общепринятых, привычных форм публицистики. Читать его было нелегко. Менять же свой стиль он не хотел и не мог.

Отец диктовал свои статьи вдохновенно, настойчиво, эмоционально. Убеждая, споря, провозглашая. Помню характерный жест его руки, указывающий пишущему под диктовку. Но он не мог своими глазами прочитать написанное, выверить текст, обработать, отредактировать. Он диктовал тезисы, отдельные мысли, фразы, разные варианты работ. Но свести это все воедино он мог только на слух, и в этом была большая сложность.

К 75-летнему юбилею М.У. Шац-Анина Союз писателей Латвии принял решение об издании сборника его литературно-критических статей. Был заключен договор с издательством, и книга эта ценой огромных усилий была подготовлена к печати. В подробной рецензии на книгу литературовед Эвальд Сокол писал: "...сборник имеет серьезное общепознавательное и теоретическое значение. Он дает читателю также известное, хотя и далеко неполное, представление о кропотливом и подвижническом литературоведческом и исследовательском труде автора".

Об этой книге Макса Шац-Анина писал Илгонис Берсон в информационно-библиографическом бюллетене "Яунас граматас" ("Новые книги") ( 12 за 1964 год), под заголовком "Жизнь - подвиг": "...да, это героизм: сохранить в памяти однажды про-читанное и увиденное, непрерывно пополнять это новыми впечатлениями и систематически излагать в новых статьях, ни минуты не жалуясь на годы, - достойно восхищения.

Думаю, что именно с чувством благоговения следует брать в руки книгу избранных литературно-критических статей М. Шац-Анина. Не станем искать в ней новых, строго научно обоснованных открытий, увидим прежде всего самое главное - истинную, глубокую любовь автора к писателям. Прочувствуем то, что прочувствовал Шац-Анин, призывая каждого читателя побыть рядом "и вместе с Чернышевским, Л. Толстым, Горьким, Мая-ковским, Лайценом, Шолом-Алейхемом, Квитко, Фейхтвангером и многими другими, а также и с самим автором статей. В этой сердечной беседе обнаружится, что мы многого еще до сих пор не заметили, и еще то, как скудны наши познания о еврейской литературе.

Твердо стоя на позициях реализма, Шац-Анин в то же время принадлежит к тем критикам, которые восхищаются романтическим стилем. В этом диалектическом единстве проявляется осо-бенность его статей. Шац-Анин всегда делает упор на гуманистические моменты в художественном творчестве. Коротко говоря, он пишет именно о тех, кто духовно близок ему, и это родство придает книге общее звучание, хотя тематический круг весьма широк...".

Однако шли годы, в издательстве статьи, включенные в сборник, кромсались, целые разделы, и среди них раздел о романтике в жизни и литературе, выбрасывались. Макс Урьевич сердился, говорил, что все это - результат перестраховки, некомпетентности и разгильдяйства... Книга так и не вышла в свет. Спустя 20 лет, когда отмечали 100-летие со дня рождения М. Шац-Анина, я снова отнесла в издательство рукопись сборника. Мне ее вернули с рецензией доцента, кандидата филологических наук Рэма Трофимова. Он писал, что многое в сборнике "безнадежно устарело". "А потешнее всего, - писал Трофимов, - конечно, статья о стиле, написанная 34 года тому назад..." Потешнее всего!

Только одна книга М. У. Шац-Анина вышла в свет в те годы - "Пламенный трибун" - о жизни латышского революционера Вилиса Дермана. Написал он эту работу в творческом содружестве с публицистом Юлием Киперсом. Писатель Роберт Селис 30 ноября 1959 года писал Максу Урьевичу, что приветствует его работу над книгой о Дермане - "одном из тех, кто первыми пробивали путь рабочему движению в Латвии".

Когда рукопись книги уже была отдана в издательство, Юлий Киперс писал Максу Урьевичу: "С трудом, в муках, но, может быть, живой родится Дерман, и критика после рождения его не умертвит?" (21 мая 1964 года). "Радуйтесь, что из нашей книжки о Дермане не пришлось вырвать ни одного листа! Культ сидит и преуспевает в недалеких башках" (3 ноября 1964 года).

Из воспоминаний Юлия Киперса

Как-то в начале 60-х годов мы с Максом Урьевичем и Фаней Самойловной сидели на скамейке набережной и говорили о судьбе Вилиса Дермана, трагически погибшего в 30-е годы. И я, и Макс Урьевич знали Дермана лично еще с 20-х годов в Латвии. И вместе с Шац-Аниным мы написали книгу о Дермане, которая вышла в свет в 1964 году на латышском языке, а в 1970 - на русском. Вместе мы писали и некоторые статьи в периодике.

* * *

В 1972 году в издательстве "Политическая литература" (Москва) вышла антисемитская брошюра Владимира Большакова "Сионизм на службе антикоммунизма". На 187-й странице были перечислены имена "интеллектуалов из числа лиц еврейского происхождения", труды которых использует международный сионизм. Вслед за именем Мартина Бубера, известного философа, стояла фамилия Шац-Анина. Уже после смерти отца, в 1984 году, этот же абзац, слово в слово, с перечислением тех же фамилий перекочевал в новую антисемитскую книгу того же автора под названием "Агрессия против разума", вышедшую в московском издательстве "Молодая гвардия". Уверена, что автор этих брошюр не имел понятия о том, кто такой Шац-Анин, где он, чем занимается. А ведь брошюры изданы массовым тиражом и разошлись по всему миру... В этой связи мне хотелось бы с удовлетворением отметить, что еще при жизни отца, да и после его кончины, о нем писали, отмечая его благородную деятельность в области культуры. Мне известны более 40 таких публикаций в СССР, Польше, Франции, США, Израиле.

В 1972 году, когда Максу Урьевичу исполнилось 87 лет, из Нью-Йорка поступила телеграмма о присуждении ему премии имени X. Житловского за его вклад в прогрессивную еврейскую культуру. Отвечая на телеграмму, Макс Урьевич подчеркнул свое стремление к миру и солидарному сотрудничеству прогрессивных культурных творческих сил всех народов и стран. Но премия эта так и не дошла до нас из-за "железного занавеса".

Макс Урьевич всегда проявлял интерес к творчеству Льва Толстого. В последние десятилетия своей жизни тема Толстого стала одной из главных в его работе. Толстой был близок ему главным образом своей идеей об утверждении общения людей, их единения.

Близка была ему и активность Толстого в признании добра и отрицании зла - было близко проповедование этих идей, утверждение человеческой совести, чувства собственного достоинства. Макс Урьевич сам жил и работал по совести и мечтал, чтобы так жили все люди.

Статьи М. У. Шац-Анина "Прогрессивное наследие Толстого", "Эстетические принципы Л.Толстого", "Толстой о принуждении и убеждении" были опубликованы в периодической печати. Макс Урьевич не раз выступал с лекциями о жизни и творчестве Толстого.

Среди людей, с которыми Макс Урьевич часто встречался, переписывался, были люди, которые в свое время лично общались с Л. Н. Толстым, для которых это общение с великим писателем, его идеи стали стержневыми моментами жизни.

Исаак Крутик весной 1909 года, будучи студентом юридического факультета Петербургского университета, написал Льву Толстому письмо, в котором спрашивал его мнение по вопросам права. Толстой подробно ответил ему, изложив свои взгляды на право. Письмо это было опубликовано, а в дальнейшем, уже в советское время, вошло в собрание сочинений великого писателя под заголовком "Письмо студенту о праве". По приглашению Льва Толстого И. Крутик приехал в имение Толстого, где прожил около года.

Последние десятилетия жизни Исаак Крутик провел в Риге, выступал с лекциями, с воспоминаниями. Он помогал Максу Урьевичу в его работе "Толстой и право", приносил материалы, писал под диктовку, рассказывал о Толстом-человеке. Исаака Крутика отличали любовь к людям, строгость к себе и честность в отношении к жизни. Это были именно те качества, которые так ценил в человеке Л. Толстой.

Иосиф Перпер был близким другом нашей семьи в 60-е годы. Он в 1909-1915 годах был одним из издателей журнала "Вегетарианское обозрение", выходившем в Кишиневе, а затем в Киеве. В июне 1909 года Перпер был в гостях у Льва Николаевича Толстого.

Иосиф Перпер благоговейно относился к священной для него памяти о великом писателе, идеи которого сыграли решающую роль в его нравственном формировании. Он был литератором, ученым, имел степень кандидата экономических наук, обладал чрезвычайно широкими познаниями в разных областях культуры. В свое время переписывался с Шолом-Алейхемом. Настольной книгой Иосифа Перпера была "На каждый день" Л. Толстого.

Перпер приносил Максу Урьевичу редкие издания работ, относящихся к жизни Толстого, подарил ему изданные в 1928- 1929 годах книги близких к Толстому людей - И. Горбунова-Посадова, Е. Горбуновой-Посадовой. Перпера отличала удивительная скромность. В выписках из дневника швейцарского философа, профессора Анри Амиэля (этот дневник принес нам И. Перпер) есть такие слова: "Пусть свет думает о нас, что хочет, это его дело. Если он намерен поставить нас на наше место только после нашей смерти или даже никогда, в этом его право. Наше же в том, чтобы поступать так, как будто отечество признательно, как будто мир правосуден, как будто общественное мнение проницательно, как будто жизнь справедлива, как будто люди добры". (Дневник издан в 1905 году в Москве, перевод с французского Марии Львовны Толстой, под редакцией и с предисловием Льва Николаевича.) Так считал и сам Иосиф Перпер. Незадолго до своей смерти, 1 апреля 1966 года, он в письме Максу Урьевичу выразился так: "Я считаю совершенно ненужным, чтобы обо мне писали...".

27 апреля 1964 года И. Перпер сообщает: "14 апреля сего года скоропостижно скончался в Москве мой старый друг - Владимир Владимирович Чертков, которого я знал 55 лет. Мы встречались с ним и были дружны. Круг наших друзей, близких, родных с каждым годом редеет. И как хорошо, что мы, временно оставшиеся еще в этом мире, можем видеть внутренними глазами наших дорогих ушедших, ощущать, чувствовать их близость и то скрытое, невидимое, что связывало нас здесь на общем жизненном пути. И эту внутреннюю связь, духовное единение надо крепить разумной, доброй человеческой жизнью до конца наших дней".

В начале 60-х годов Макс Урьевич знакомится с Арием Ротницким, который в начале нашего века учительствовал в Туле, занимался вместе с другими революционно настроенными молодыми учителями организацией нового воспитания детей из среды рабочих. Хотя в 1906 году власти запретили учителям встречи с Толстым, Ротницкий с группой детей поехал в гости к Льву Николаевичу в Ясную Поляну, предварительно написав ему письмо.

Арий Ротницкий был сверстником Макса Урьевича. Их переписка началась в 1963 году. Еще в 1982 году, в возрасте 97 лет, Ротницкий собственноручно писал письма Фане Самойловне.

В письме от 25 марта 1977 года он писал: "...надо жить до последнего. Жизнь продолжается и приносит свои сюрпризы. Прежних возможностей нет, но и то, что делаем, приносит свою пользу... Макс Урьевич - пример для всех нас. Заглядывая в будущее, он учил любить и ценить настоящее. Жизнь дана нам один раз, но новая жизнь получает громадное наследство. Этому наследству бесконечное количество лет и поколений. Будем благодарны судьбе, что прожили в такое время, полное нового, захватывающего воображение".

Тема Толстого сблизила Макса Урьевича с известным московским литературоведом, исследователем творчества Толстого А. Шифманом. Их переписка длилась более десяти лет. Александр Шифман знакомился с работой Макса Урьевича о Толстом, хлопотал о том, чтобы работа эта была помещена в одном из яснополянских сборников. Однако при жизни Макса Урьевича этот труд опубликован не был. 23 декабря 1983 года А. Шифман писал Фане Самойловне: "...Рад сообщить Вам, что имя Макса Урьевича у нас не забыто. Его талантливая работа о Толстом хранится в научном архиве музея Толстого, а имя Макса Урьевича как ученого - толстоведа включено в каталог музея - этот каталог готовится к печати".

В работах Макса Урьевича Шац-Анина, которые он диктовал в течение последних десятилетий своей долгой жизни, нет усталости, в них мудрость познания и опыта. Как писал Лев Толстой, "в глубокой старости обыкновенно думают... что только доживают век. Напротив, в глубокой старости идет самая драгоценная, нужная жизнь и для себя, и для других. Ценность жизни обратно пропорциональна в квадратах расстояния от смерти".

Уникальная фотография

Быль, явь и мечта. Книга об отце

Рута Марьяш

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Содержание