Русские в довоенной Латвии

Татьяна Фейгмане

Заключение

Двадцать лет существования независимого Латвийского государства в период между двумя мировыми войнами оставили глубокий след в сознании ее граждан разных национальностей. Однако их оценки прошлого нередко разнятся, что подтверждает предположение о незавершенности процесса формирования политической нации, а также о разной степени интегрированности как отдельных индивидов, так и различных этнических групп.

Проблемы культурного сближения, роста взаимопонимания между различными народами, населявшими Латвию, волновали политических, общественных и культурных деятелей тех лет. Правда, в большинстве случаев, их оценки зависели от принадлежности к большинству или к меньшинствам. К этой теме обращался и Я.Райнис. "Условия существования меньшинств несомненно благоприятны, - отмечал великий латышский поэт в статье "Латвийцы". - Культурная автономия создала благодарную почву для взаимного понимания. Но результатов пока мало. И что особенно привлекает мое внимание, это - что стремление к сближению прежде всего проявляют евреи. Значительно меньше попыток замечено со стороны русского меньшинства и совсем уже мало -  со стороны немецкого. Причины тому я готов усмотреть в том, что русские и немцы, считая себя народами с великой старой культурой, не желают делать первых шагов по пути сближения. А, между тем, это сближение крайне необходимо, и лучшего всего его, конечно, осуществить при помощи взаимного обмена литературными произведениями <...> Сближение народов должно начинаться, конечно, еще в школах. Пока сближение молодого поколения не проводится систематично. Отчужденность вредна не только для латышей, но и для самих меньшинств. Это явление нездоровое и нецелесообразное" (1). Идеалом братства народов для Я.Райниса была Швейцария, жители которой, вне зависимости от национальности, именуют себя швейцарцами. В латышском же языке нет слова для обозначения понятия латвиец. Поэтому, поэт предлагал ввести в него новый термин latvijietis. Но, ему с сожалением приходилось констатировать, что его предложение не встретило сочувствия. И все же, поэт завершил свою последнюю статью оптимистической нотой, выразив надежду, что "<...> молодое поколение латвийцев уже предрасположено к процессу сближения" (2).

Хотя русские, немцы, евреи, поляки и другие меньшинства обладали одинаковыми правами, в реальной практике они по-разному использовали их в зависимости от социально-экономического положения, степени самоорганизации, уровня образованности. Русские, являвшиеся крупнейшим по численности национальным меньшинством, по своему весу в межвоенном латвийском обществе заметно уступали немцам и евреям. Это объяснялось многими причинами, в их числе: 1) социальным составом русского населения, подавляющее большинство которого составляли малоимущие и малограмотные крестьяне; 2) слабостью экономических позиций (наиболее известными русскими предприятиями были товарищество М.С.Кузнецова, чулочно-трикотажная фабрика "Братья Светлановы", акционерные общества "Братья Камарины", "Братья Поповы" и др.); 3) неготовностью русских политических и общественных деятелей к работе в коренным образом изменившихся условиях, отсутствием в их среде ярко выраженных лидеров. Осложняло положение русского меньшинства и то обстоятельство, что оно оказалось отрезанным от своей этнической родины, лишенным какой-либо моральной поддержки с ее стороны.

Первое десятилетие существования независимой Латвии было наиболее благоприятным для естественной интеграции русского населения, к которой, однако, оно психологически не было готово. Русским трудно было принять столь стремительные и болезненные для них перемены, нарушившие привычный уклад жизни и превратившие многих из них в изгнанников или, в лучшем случае, в национальное меньшинство. В 20-е годы, хотя русские латвийцы и ценили те права, которые они получили от Латвийского государства, в их сознании еще жила ностальгия по прежним временам, надежда на скорое падение большевистского режима в России. Подобные настроения были характерны не только для старшего поколения, но и для молодежи, учившейся в гимназиях. Но год от года эти настроения иссякали. Даже бежавшие из России эмигранты, постепенно свыкались с новыми условиями бытия, отдавали должное Латвийскому государству и латышскому народу, приютившими их на своей земле. Наличие гражданских прав у подавляющего большинства русского населения, его участие в выборах в самоуправления и в Сейм, работа русских представителей в выборных органах власти, бесспорно, способствовали процессу интеграции. Заметная и все возрастающая роль в этом процессе принадлежала русской школе, которая не только помогала русской молодежи сохранить национальные корни, но и давала знания, помогавшие ей интегрироваться в местную среду. Изучение латышского языка, истории и географии Латвии (год от года преподавание этих предметов улучшалось) давало возможность выпускникам русских гимназий выдерживать конкуренцию на вступительных экзаменах в высшие учебные заведения, а также на рынке труда. Жизненные условия заставляли и старшее поколение русских отказываться от устоявшихся стереотипов, приспосабливаться к новым обстоятельствам. Как свидетельствуют архивные документы, в подавляющем большинстве русские латвийцы были лояльными гражданами своей страны.

В 20-е годы были заложены хорошие предпосылки для интеграции русского населения в латвийское общество, и этот процесс стал набирать темп. Правда, в различных слоях русского общества он проявлялся по-разному. Наиболее подготовленной к интеграции была молодежь, особенно выпускники гимназий. Самой же интегрированной группой русского населения, пожалуй, были выпускники латвийских высших учебных заведений. Образцы интеграции являли собой и многие представители русской научной и культурной элиты. Причем это была интеграция, подразумевавшая процесс взаимного приспособления, без отказа от своей национальной идентичности. Интеграционные процессы наблюдались и в низших социальных слоях русского общества, особенно в  местах с преобладанием латышского населения. Однако в этих случаях нередко интеграция подменялась ассимиляцией. Русские дети из малообразованных семей оказавшись в латышской среде, и тем более, учась в латышской школе, теряли свою идентичность, облатышивались. В то же время, в местах компактного проживания русского населения, например в Латгалии, оно оставалось слабо интегрированным в латвийские условия вплоть до 1940 г. Именно из-за Латгалии процент русских, владевших латышским языком, оставался весьма низким.

Однако к началу 30-х годов медленный процесс интеграции стал объектом нападок со стороны  национально настроенных латышских кругов, полагавших, что национальные меньшинства в Латвии пользуются незаслуженными привилегиями и нелояльны к Латвийскому государству. Справедливо замечая отчуждение, имевшее место между латышами и меньшинствами, такие политики, как например, А.Кениньш и К.Скалбе, предлагали в целях создания единой нации, прежде всего, унифицировать систему образования, перевести среднюю школу (за исключением частных) на латышский язык преподавания. Однако такая постановка вызвала противодействие не только в рядах меньшинств, но и у части латышских политиков, опасавшихся, что меньшинствам в этом случае удастся еще более укрепить свои позиции. Тот факт, что Сейм не поддержал планы министра образования А.Кениньша, отнюдь не свидетельствовал о его доброжелательности к меньшинствам. Поскольку от голосов меньшинств нередко зависела судьба правительства, открыто проявлять свои настроения многие депутаты не решались. Не делал этого и Крестьянский союз, возглавляемый К.Улманисом. Поэтому у национальных меньшинств сложилось мнение, что главная опасность для них исходит от Демцентра и Прогрессивного объединения. Отсюда, отчасти, и неадекватная реакция на переворот 15 мая 1934 года.

Установившийся в Латвии авторитарный режим довольно быстро развеял иллюзии. Русские лишились политических рычагов влияния на структуры власти. Налицо было выдавливание русских чиновников и государственных служащих. Проводилась политика сворачивания русского образования, ограничивались возможности общественной самоорганизации, государство вторгалось в решение церковных дел. Естественной реакцией стал рост подспудного недовольства существующим режимом практически во всех слоях русского общества. Однако это не означало, что русские латвийцы перестали быть лояльными к латвийской государственности как таковой. Политика К.Улманиса не была направлена на то, чтобы сблизить народы, населявшие Латвию. Наоборот, она еще более углубила разделявшие их рвы. Нарушенным оказался и естественный процесс интеграции и формирования политической нации.

                                                       ПРИМЕЧАНИЯ

    1. Я.Райнис. Латвийцы. -  Сегодня, 1929, 29 сентября.

    2. Там же.