Русские в довоенной Латвии

Татьяна Фейгмане

Глава I. Русские депутаты в IV Сейме (продолжение 1)

В итоге, кипучая деятельность А.Кениньша привела к падению национального Кабинета. Толчком послужило направление в Сейм поправок к законам О просветительных учреждениях Латвии и Об организации школ меньшинств в Латвии. Причем, было известно: Демцентр поставил условие, что в случае их отклонения, партия покинет правительственную коалицию. Законопроекты предусматривали отказ от государственной поддержки средних школ с нелатышским языком обучения. На заседании Сейма 3 февраля 1933 г. представленные законопроекты встретили горячую поддержку коллег А.Кениньша по Демцентру, а также депутатов от  Партии новохозяев, Прогрессивного объединения и небезызвестного профессора П.Залите. Со стороны меньшинств А.Кениньшу оппонировал лидер немецкой фракции П.Шиман (русские депутаты при обсуждении этого вопроса не выступали). В числе наиболее активных оппонентов А.Кениньша оказался и социал-демократ К.Декенс, заявивший, что национальности сближает не столько язык, сколько дух взаимной симпатии (365). В то же время представители правых партий и Крестьянского союза, как уже повелось в случаях, когда обсуждались проблемы, затрагивающие интересы меньшинств - хранили молчание. Подавляющим большинством голосов Сейм отклонил предложенные на его рассмотрение поправки к законам, не дав своего согласия на их передачу на рассмотрение комиссий. Первый законопроект поддержали всего 25, а второй - лишь 24 парламентария. Депутаты от Демцентра негодовали. Я.Брейкш заявил, что, отклонив предложения министра образования, парламентарии проголосовали против интересов латышского народа. Поэтому Демцентр не может более поддерживать существующую коалицию (366).

Кабинет пал. Но и в новом кабинете А.Блёдниекса А.Кениньшу вновь достался портфель министра образования. А.Кеныньш, как и прежде, утверждал, что меньшинственные школы находятся в более благоприятном положении, чем латышские. По его мнению, в разжигании розни виновато не Министерство образования, а сами меньшинственные круги. Министр подчеркивал, что русской молодежи не ставится препятствий для поступления в университет.  Но русская молодежь, окончившая русские школы, не овладевает в них латышским языком в достаточной степени. Русские хотят сделать свои университетские курсы университетом и поэтому ведут сепаратную политику. Русские сидят на двух стульях, но на латышский стул сесть не хотят, а своего стула у них нет, - отмечал министр. Выступая в бюджетной комиссии Сейма он не забыл бросить упрек и в адрес Каллистратова за то, что последний не говорил по-латышски. Русскому депутату он противопоставил русских профессоров, овладевших латышским языком (367). Со своей стороны, М.А.Каллистратов заметил, что именно партия А.Кениньша отталкивает меньшинства от государства, не допускает их к участию в правительстве. Он выступил противником создания общих средних школ, полагая, что русские дети, живущие в чисто русской среде, не в состоянии успешно учиться по-латышски. "Мы лояльные граждане и ими хотим быть. Не создавайте в нас настроений, которые могут перейти во вражду" (368), - замечал русский представитель. В поддержку меньшинств высказались и социал-демократы. Р.Дукурс призывал прекратить заниматься "щекотанием меньшинств и делать шпилечные уколы". А его коллега по фракции В.Бастьянис говорил о недальновидной политике сеяния вражды ко всему русскому. Он полагал, что в школах необходимо изучать русский язык, чтобы в случае открытия границы, латвийские граждане были готовы к сношениям с Россией (369).

В конце концов противоборство, с одной стороны - прогрессистов и Демцентра, с другой - меньшинств, поддерживаемых социал-демократами, при нейтральной позиции большинства латышских и латгальских партий - завершилось поражением А.Кениньша. Меньшинствам удалось полностью получить причитавшиеся им школьные кредиты. В этой ситуации А.Кениньшу ничего не оставалось как подать прошение об отставке (15 июня 1933 г.), а Демцентру выйти из правительства, что, однако, не привело к его падению. А.Блёдниексу удалось сохранить Кабинет, заручившись поддержкой части меньшинственных депутатов (в их числе Т.Павловского, С.Трофимова, И.Корнильева, И.Поммера) (370) в обмен на "сдачу" А.Кениньша.

Когда ушел А.Кениньш, я увидел улыбки на лицах правого крыла, отмечал, выступая в Сейме, К.Скалбе - восстановилось старое взаимопонимание между меньшинствами и правыми (371). Однако меньшинствам осталось недолго ждать, чтобы убедиться в искренности восстановившегося якобы взаимопонимания.

Наряду с ростом националистических настроений, сопровождавшимся обвинениями меньшинств в нелояльности, просматривается понятное стремление последних доказать обратное. Отвечая на очередной выпад Я.Брейкша, С.И.Трофимов отмечал, что русское население не дает повода к обвинению в нелояльности. В то же время С.И.Трофимов критиковал хозяйственную политику правительства, уничтожающую частную инициативу, усматривая в этом путь к государственному капитализму. "Правительство совершенно игнорирует громадную политическую важность национального вопроса <...> Мы наблюдаем сознательное стремление известной части коалиции, а вместе с ней и части латышского общества к подавлению культурного и экономического развития русского меньшинства <...> Если же условием для признания нас государственным элементом должно явиться отречение от наших национальных чувств, от веры наших отцов, от наших бытовых особенностей и исторических традиций, то с подобным пониманием обязанностей в отношении государства мы согласиться не можем" (372). На эту же тему говорил и М.А.Каллистратов, замечая, что "прививка зоологической ненависти - не благодетельная сыворотка для государственного организма" (373). И год спустя, вновь оппонируя Я.Брейкшу, Каллистратов опять подчеркивал, что русским нет необходимости   доказывать свою лояльность. Это они уже сделали в 1919 г. Между тем, сетовал депутат, А.Кениньш отдал распоряжение не допускать меньшинства на учительские курсы для подготовки к преподаванию латышского языка, истории и географии Латвии в меньшинственных школах (374). "Мы хотим, чтобы в русских школах преподавание латышского языка было поставлено на должную высоту, чтобы русская молодежь в смысле знания государственного языка не отставала от латышской молодежи", - отмечал И.В.Корнильев. Вместе с тем он полагал, что требования, выдвигаемые А.Кениньшем, были завышенными. Что касается национальной политики в школах, то здесь наши пути с Демцентром расходятся. В качестве эталона национальных отношений И.Корнильев рассматривал Швейцарию. Если у швейцарца спросят кто он, он прежде всего ответит: "Я гражданин Швейцарии" и только потом вспомнит какой он национальности. И нам надо стремиться к такому здоровому национализму, а не к псевдонационализму, прокламируемому А.Кениньшем (375), - заключал депутат.

Об общности судеб народов, населявших Латвию, было сказано немало красивых слов в преддверии 15-й годовщины независимости. "Мы вместе боролись за лучшее будущее", - говорил еврейский депутат М.Нурок. Его коллега М.Дубин напоминал, что "еврейская кровь, пролитая за независимость, не знала процентной нормы". "Мы бок о бок с латышами боролись за освобождение Латвии", - вспоминал М.Каллистратов. Об общей судьбе говорили С.Трофимов и Т.Павловский. "Только благодаря действенной гражданской свободе и равенству национальностей, наша молодая республика спаяла воедино населяющие Латвию народности", - подчеркивал Л.Шполянский (376). Однако ни для кого не было секретом, что началось сворачивание прав, полученных меньшинствами, на заре становления Латвийской государственности. Если ранее представители русского меньшинства Латвии не участвовали в международных меньшинственных форумах, считая свое положение вполне благоприятным, то в 1932 г. делегат от русских латвийцев впервые принял участие в работе меньшинственного конгресса в Вене. Выступая на нем С.И.Трофимов заметил, что самобытная национально-культурная жизнь меньшинств поставлена нынешним курсом правительства (имелось в виду правительство М.Скуенинекса - Т.Ф.) под угрозу и притом не законодательным путем, а циркулярами (377).

Время работы IV Cейма совпало не только с приходом национал-социалистов к власти в Германии, но и ростом крайних националистических настроений в самой Латвии. Уже с лета 1933 г. эта тема не сходит с газетных полос. Вполне естественно, что ее не могла обойти стороной и газета Сегодня, издателями которой были евреи и которых нацистская идеология касалась напрямую. 23 июля 1933 г. Сегодня вышла с крупным заголовком "Имеются ли русские национал-социалисты в Балтийских государствах?" В редакционной статье отмечалось, что "в Латвии организованного национал-социалистического движения, как такового, не существует, ни среди коренного русского населения, ни даже среди немногочисленных эмигрантов. Конечно, и в русской среде, особенно право настроенной, или среди молодежи, отрицательно относящейся к прежним русским партиям и ищущей новых путей, имеется известное сочувствие национал-социалистическим лозунгам <...>  Однако и русские люди в Латвии, более или менее сознательно относящиеся к общественным движениям, хорошо понимают, что расовая программа национал-социализма и предоставление полных прав только господствующей расе, не может быть принята русскими". В этом же номере была опубликована и статья М.Ганфмана, в которой он подчеркивал, что "русское меньшинство балтийских стран инстинктивно чурается всяких национал-социалистических организаций германского образца". Вместе с тем он отмечал, что национал-социалистические идеи встретили известное сочувствие в русских эмигрантских кругах. "Борьба с коммунизмом и большевизмом, выдвинутая германскими наци, явилась тем великим соблазном, который не мог не воздействовать на психологию русских людей, видящих в искоренении большевизма предпосылку возрождения русского народа." Со своей стороны, М.Ганфман предостерегал от подобных иллюзий, не имеющих под собой никакой почвы (378).

Вскоре тема фашизма и национал-социализма стала актуальна не только на страницах печати, но и в Сейме. Перед русскими депутатами встала задача определить свое отношение к этому новому общественному явлению, выразившемуся в Латвии в лице организации Перконкрустс, проповедовавшей откровенную ксенофобию. Перконкрустс возник в 1930 г., а 12 мая 1933 г. был зарегистрирован как политическая партия. Последнее обстоятельство означало, что приверженцы этого направления собирались бороться за места в Сейме. "Мы, русские депутаты, в данный момент, когда фашистская организация поднимает голову должны быть с теми, кто за демократию", - определил свою позицию М.А.Каллистратов. "Русские не могут ждать ничего хорошего от Перконкрустса, - вторил Т.Е.Павловский (379)". Десять дней спустя М.А.Каллистратов выступил со специальной статьей "Что русским угрожает в случае торжества фашизма в Латвии", в которой выразил уверенность, что "семя фашизма не найдет благодатной почвы среди русского меньшинства". Только слепцы могут думать, что с приходом к власти фашистов улучшится положение русских. М.А.Каллистратов заявил, что ему неприемлемы расизм и нетерпимость к инакомыслию (380).

О серьезности ситуации свидетельствовал созыв чрезвычайной сессии Сейма 22-23 августа 1933 года. В ходе дебатов выявилась поляризация в латвийских политических кругах. М.Скуенинекс выразил мнение, что Латвии не угрожает опасность ни со стороны фашистов, ни со стороны социал-демократического РСС (Рабочий страж и спорт). По его мнению, все слои населения требуют оздоровления государственного строя, причем некоторые предлагают следовать примеру Германии и Италии. Противостоять таким тенденциям можно только изменив Конституцию. Надо ликвидировать мелкие партии. Правительства, зависящие от партий, не могут плодотворно работать. М.Скуениекс признал, что Латвии грозит опасность со стороны гитлеровской Германии. Поэтому следует прекратить анархическое своеволие в области культурной политики и сделать из местного немечества вполне государственный элемент. Русские теперь безвредны. Но ведь в России могут наступить перемены. Как же тогда будут относиться к Латвии местные русские? Не будут ли они смотреть в сторону России, не захотят ли они присоединить Латгалию к России? (381).- задавался вопросом М.Скуениекс.

Из числа русских депутатов  на  чрезвычайном заседании Сейма выступили С.И.Трофимов и М.А.Каллистратов, о содержании речей которых, однако, можно судить только по газетным отчетам. "От нас, - заявил С.И.Трофимов, - в значительной мере зависела судьба созыва чрезвычайной сессии. Однако с этой трибуны я хочу подчеркнуть, что наличие вместе с нашими подписями подписей депутатов рабоче-крестьянской фракции под созывом сессии ни в коей мере не означает даже возможности нашей совместной деятельности с ними в защиту демократии, ибо нет больших врагов демократии, чем вдохновители рабоче-крестьянской фракции из Москвы <...> Мы говорим о борьбе со всеми врагами государства и справа и слева <...> Мы считаем, что милитаристские организации не должны иметь места в нашем государстве, но мы полагаем также что РСС нельзя закрыть сейчас, когда существует угроза демократии. Отбросив утопии с.-д. программы, мы должны будем признать, что с.-д. являются государственной партией и защитниками государства и демократии. Повторяю, мы за твердую демократическую власть. Мы не хотим быть вассалами иностранных государств Запада и не хотим также быть колхозными рабами <...>" (382). И М.А.Каллистратов в своей речи заявил, что нельзя ставить на одну доску Перконкрустс и социал-демократический РСС. "Социал-демократы - явные защитники демократии. Перконкрустс же ставит своею задачею уничтожение существующего строя" (383).

Чрезвычайная сессия Сейма завершилась фактически безрезультатно. За предложение поручить правительству не допускать существования фашистских организаций было подано  только 44 голоса (левое крыло, Демцентр, русские, евреи, И.Трасунс), против - 37, воздержались - 9 (группа М.Скуениекса, А.Дзенис, немцы). Не прошли и предложения об увольнении в течение двух недель всех государственных служащих, военнослужащих, полицейских и айзсаргов, состоявших в обществах и партиях фашистского характера.  Негативный результат был получен и при голосовании предложения о реализации в течение двух недель постановления Сейма от 16 марта 1933 г. о лишении трудовых карточек и выдворении из Латвии германских подданных, приверженцев Гитлера. Из числа русских депутатов, по словам Сегодня, эти предложения поддержали только Каллистратов и Шполянский (384).

Нерешительность и непоследовательность парламентариев лишь подбодрила приверженцев Перконкрустса. К осени 1933 г. ситуация еще более накалилась. Противостояние Перконкрустса и социал-демократических организаций нарастало. В этих условиях, по сведениям газеты Сегодня, на правительство А.Блёдниекса оказывался нажим с целью принятия им одностороннего решения в пользу Перконкрустса (385). Примечательно, что С.И.Трофимов выразил свое неприятие подобному сценарию. "В своей философской сущности коммунизм и национал-социализм почти совпадают. Только политические формы этой сущности различны, но обе они стихийно увеличивают ряды врагов демократии и государства" (386). 17 сентября 1933 г. в зале Ремесленного общества в Риге глава Перконкрустса Густав Целминьш заявил, что возглавляемая им организация прежде всего требует, "чтобы суверенная власть в государстве принадлежала не латвийскому народу, как сказано в Конституции, а латышскому народу <...> Все меньшинства делятся на две категории. В первую входят эстонцы и литовцы, которых мы признаем равными с нами, а во вторую - евреи, немцы, поляки и русские, с которыми латыши не могут и не должны сотрудничать <...> Но пусть меньшинства не думают, что мы считаем нужным физическое уничтожение нелатышского элемента в нашей стране. Это просто не понадобится - немцев мы выгоним в их фатерланд, поляков в Польшу, ну, а остальных... остальных тоже по своим странам <...> Прежде всего надо лишить меньшинства их влияния на хозяйственную жизнь страны. Лишь после того, как в законодательном порядке будут проведены ограничения меньшинств в этой области, можно будет освободиться от их политического и культурного влияния. Тогда Латвия станет чисто латышской <...> Время нашего прихода к власти близко, и пусть знают все, кто теперь мешает нам, что мы не пощадим их, как не щадили латышей 700 лет тому назад, и мы не пожалеем их, как не жалеем себя в борьбе за латышскую Латвию" (387).

Наличие подобных умонастроений являлось признаком серьезной болезни общества, кризиса демократии. Показательным стало решение Студенческого совета ЛУ о введении процентной нормы для меньшинств и о недопущении студентов-евреев к работе в анатомикуме с христианскими трупами. Причем член русской фракции Студенческого совета И.Вилькель поддержал эти предложения (388). В конце концов рост крайних настроений заставил Сейм (по инициативе ЛСДРП) 15 декабря 1933 г. принять решение о закрытии политической партии Перконкрустс и общества Тевияс Саргс (389).

Драматический оборот приняли и события вокруг рабоче-крестьянской фракции в связи с обвинениями ее членов в причастности к Коминтерну и связях с его Латсекцией. Вопрос о предании суду депутатов-коммунистов будоражил политические круги Латвии уже с лета 1933 г. и завершился тем, что 21 ноября, Сейм, несмотря на противодействие социал-демократов, дал согласие на их принудительный привод к судебному следователю. За это решение проголосовали 57 парламентариев (390), в их числе и русские депутаты. Однако вновь заставил обратить на себя внимание Л.В.Шполянский, поддержавший поначалу предложение социал-демократов не отстранять коммунистических депутатов от заседаний Сейма и комиссий (391).

Отголоски шумного, в прямом смысле этого слова, ареста коммунистов прозвучали на следующем заседании Сейма 24 ноября. И вновь в числе защитников коммунистов оказался депутат Шполянский, полагавший, что полиция во время их ареста вела себя недопустимо. Он заметил, что на прошлом заседании голосовал под известным нажимом, после совещания с другими меньшинственными депутатами, большинство которых выступало не только за выдачу коммунистов суду, но и заключение их в тюрьму. Свое недоумение обстоятельствами ареста депутатов выразил и М.А.Каллистратов. Интерпелляцию ЛСДРП поддержали только 36 депутатов (с.-д., группа Скуениекса, группа Трасунса, немцы, евреи, Каллистратов и Шполянский). Еще меньше выявилось сторонников (в их числе снова оказались М.А.Каллистратов и Л.В.Шполянский) создания специальной парламентской комиссии для расследования обстоятельств, сопутствовавших аресту депутатов рабоче-крестьянской фракции (392).

Впрочем, Л.В.Шполянский не очень удивил своих коллег, не забывших его выступления против газеты Сегодня весной 1930 г., а также шума, поднятого уже в IV Сейме, в связи с издававшейся им газетой Новый голос (393). В памяти еще свежа была речь в Сейме 22 марта 1932 г. депутата П.Лейкарта (Новое крестьянское объединение), который, ссылаясь на сведения полученные из Политуправления, обвинил Шполянского в том, что он издает свою газету на советские деньги (394). На это заявление русские круги отреагировали быстро и однозначно. "Близость деп.  Шполянского к советским учреждениям никакого секрета, впрочем, не составляет. На столбцах Сегодня, в свое время, рассказывалось о том, как деп. Шполянский участвовал в банкете, устроенном на одном из советских пароходов в рижском порту, а торговые сделки Шполянского с рижским торгпредством и другими советскими учреждениями уже давно стали <...> притчей во языцех" (395), - поспешила заявить Сегодня. Эта же газета охарактеризовала линию Шполянского как большевизанствующую. Даже Каллистратов был возмущен вероятной ангажированностью Советами своего коллеги. "Я лично полагаю, - подчеркивал М.А.Каллистратов, - что можно держаться разных точек зрения на счет установления между Латвией и Сов.Россией тех или иных торговых отношений. Что же касается использования кем-либо из русских представителей советских денег для создания за рубежом Сов.России близкой ей газеты, то это должно быть решительным образом осуждено" (396). М.А.Каллистратов, как и другие русские депутаты полагал, что Л.В.Шполянский должен с трибуны Сейма ответить на предъявленные ему обвинения. Однако последний не сделал этого, ограничившись неубедительной отпиской в редакцию Сегодня (397). Несколько дней спустя им было направлено в эту же редакцию еще одно невразумительное разъяснение своих коммерческих дел. В ответ, на страницах газеты, Л.В.Шполянскому было указано, что инцидент не может быть исчерпан лишь письмами в редакцию. Депутат должен дать отчет перед Сеймом и перед избирателями о своих "деловых" визитах в советские учреждения (398). Однако точка в этом вопросе так и не была поставлена, поскольку, как можно понять, Шполянскому  нелегко было опровергнуть инкриминируемые ему связи.

Фигура Л.В.Шполянского так и осталась окутанной некоей тайной. Даже Г.Гроссену, автору жестких, а подчас и беспощадных характеристик русских деятелей довоенной Латвии, не удалось, по-видимому, до конца "раскусить" Л.В.Шполянского. Ему он дал достаточно осторожную характеристику. "Тихий, осторожный, с оглядкой вел он свою политику фракции русских общественных и земских деятелей. Редко был прямым и откровенным, говорил мало, предпочитал работать в тиши, без шума" (399).