«Наш пароход отходит в светлое прошлое…»

Я живу в русском зарубежье

Гарри Гайлит

Еще раз об интеграции.

Я сочувствую нашему министру культуры, которому не удалось сформулировать цели, задачи и способы интеграции так, чтобы весь спектр политических деятелей выразил бы свое удовлетворение и захотел ее начинание поддержать.

Поддержку новым идеям интеграции не проявила ни одна из политических партий, и это означает, что западный пример – ни европейский, ни американский – нам просто не подходят. Хотя мне лично кажется, что дело даже не в этом. В Европе и Америке интеграция никогда не была принудительной и происходила добровольно. И я думаю, реакция политиков была бы иной, откажись Элерте от принудительно-насильственного метода и возьми она за основу интеграции не знание латышского языка, а что-нибудь другое.

Оглянись во гневе!

Но, вероятно, от доминирования латышского языка наши интеграторы отказываться не намерены. Пусть так. Тогда остается еще один способ интеграции – восточный, советский. Как это ни парадоксально, именно он нам может подойти лучше всего, потому что он как раз и опирался на государственный язык, как государствообразующую константу, за что сегодня ратуют латышские политики. И вполне возможно, этот способ интеграции нам в конце концов и придется взять за основу (только называться он у нас, конечно, будет иначе). Хотя бы потому, что и латыши, и русские, и все существующие в Латвии нацменьшинства его апробировали и использовали в своей жизни много десятилетий. Если эту проблему перестать политизировать, такая интеграция у нас, возможно, сработает эффективнее любой другой.

Молодые люди, родившиеся на рубеже веков и одураченные нашими политиками, наверняка уверены, что латышский язык в СССР был в загоне и даже вымирал, как это сейчас принято утверждать.

Ничего подобного! Все было как раз наоборот. Притеснялся в Латвии – во всяком случае везде, где это имело значение,- не латышский, а русский язык. Латышский в доперестроечной Латвии на протяжении нескольких десятилетий официально играл доминирующую роль. И мне ничего не стоит это доказать.

Но вначале для полной ясности я бы хотел отмежеваться от сталинской эпохи и всего, что нынешние либерал-демократы связывают со сталинизмом. Я «вышел в жизнь», т.е. окончил среднюю школу, когда Сталин уже несколько лет как умер. Система координат круто изменилась. В последующие годы все, что с ним было связано, отвергалось и осуждалось буквально каждый день и на каждом шагу. Целых полвека после смерти Сталина все мы жили в условиях огульной десталинизации. И об этом сегодня необходимо говорить.

Странно, тогда откуда же взялось это постоянное кивание наших политиков на сталинские времена, словно после 1953 года у нас сразу настали 90-е, и утверждение, что латышский язык и латышская культура в Латвии умирали?

Объясняется это просто. Политический климат в независимой Латвии последние двадцать лет делали люди, которые в то время здесь не жили. Они вернулись на родину (число возвращенцев измеряется многими тысячами) лишь после девяностых годов и - на всю жизнь глубоко травмированные Сталиным - решили поставить знак равенства между «советским» и «сталинским», сделать их синонимами. Не без помощи западных идеологов это удалось им с блеском. Остальные наши политики, привыкшие всегда поддакивать тем, кто командует парадом, очень быстро тоже прониклись этими идеями и потому все годы советской власти тоже красят одним, сталинским цветом. Так им проще жить.

Двуязычие реальное, неоспоримое.

Теперь о языке. В советские времена существовала незыблемая формула интеграции – все должно быть национальным по форме и социалистическим по содержанию. Латышский язык относился к «национальному по форме» и притесняться просто никак не мог.

Окончив в 1965 году филфак нашего университета, я все последующее время проработал, можно сказать, в эпицентре латышской культуры. Так вот, занимаясь переводом латышской прозы, и, значит, тесно соприкасаясь с местными издательствами (между прочим, издавали художественную литературу у нас «Лиесма» и «Авотс» - названия, как видите, латышские), и более четверти века проработав в трех крупнейших рижских библиотеках, в университетской, академической и дольше всего в нынешней Национальной, я везде и всегда чувствовал, что латышский язык отодвигает русский на второй план. Позиции латышского языка были очень сильны.

Да, на рижских улицах у нас в советское время чаще говорили по-русски. И латыши, склонные по своему менталитету приспосабливаться к окружающей среде, обычно в разговоре тоже предпочитали переходить на русский язык. Но это еще ничего не значит. Кстати, в смешанных семьях хоть и общались часто на русском языке, а вот новорожденных записывали обычно латышами. Стоит задуматься – почему.

С другой стороны, например, русскому писателю, живущему в Латвии, издать свою книгу было всегда намного трудней, чем латышскому. И не только в Риге, но и в Москве тоже. Книги наших местных латышей печатались в Москве в русском переводе охотнее и гораздо большими (стотысячными, между прочим) тиражами, чем живших в Латвии русских писателей и поэтов. К слову, как ни странно, но это факт, рижанину-латышу в московский или питерский вуз поступить было тоже проще - как «национальному кадру» (в то время это правило практиковалось очень широко).

В Союзе писателей Латвии на русских прозаиков и поэтов смотрели, как на что-то второразрядное и некачественное. Тиражи наших рижских изданий латышских авторов, даже в русском переводе, в десятки раз были выше, чем у русских. Вот так на самом деле «умирал» латышский язык и «катастрофически вымирала» латышская нация.

В университетской библиотеке я работал в группе, которая занималась составлением библиографических указателей научных публикаций наших университетских преподавателей. Русские разделы этих указателей были в разы меньше латышских. Не говоря уже о том, что и количество латышских преподавателей во много раз превосходило количество русских.

Во всех местных библиотеках любого уровня было принято в картотеках и каталогах в начале каждого раздела вначале ставить латышские карточки, а потом уже русские. Даже пишущие машинки в библиотеках были преимущественно с латинским шрифтом. Получить для работы русскую машинку всегда было серьезной проблемой. Читательские билеты заполнялись только на латышском языке. Общаться между собой работники в Государственной и академической библиотеках, старались тоже на латышском. И только в университетской библиотеке ситуация немного отличалась. Там директором была Софья Малинковская, у нее русских, латышей и евреев работало как-то поровну, так что говорили на каком придется. И, кстати, поэтому общий интеллектуальный уровень здесь был заметно выше.

Везде одна картина.

Через отца-скульптора я знал, чем жил и как работал Союз художников Латвии – там все было на латышском. Больше всего меня поражало, когда я туда приходил,- а позже и в Союзе писателей, – насколько там интерьер и живописные полотна на стенах были выдержаны в строго национальном стиле. В конце 80-х, когда я занялся театром, меня приняли в Союз театральных деятелей – и там картина была точно такая же. Скажу больше, создать в Риге новый русский театр в дополнении к Русской драме и двуязычному ТЮЗу в советское время было просто невозможно, а вот латышский - всегда пожалуйста.

Русских газет в советское время у нас выходило тоже меньше, чем латышских. А литературно-художественный журнал был вообще один. Сперва «Парус», потом «Даугава». Тут тоже доходило до смешного. Казалось бы, это журналы для русских авторов. Однако, нет. Всегда переводы с латышского языка печатались охотней, чем русские стихи и проза. Вот такой феномен! Поэтому исторически уже сложилось, что более-менее яркие и талантливые русские авторы – вспомним хотя бы фантаста Владимира Михайлова, сатирика Льва Самойлова, поэта Всеволода Лессига,- уезжали в Россию.

Латышский язык везде, где это касалось культуры, и в большинстве академических научных институтов и образовательных учреждений, занимал доминирующее положение. Он доминировал потому, что никто его силой не навязывал. Все, кому надо было, в разной степени им владели. И не задумывались о его статусе. А ведь на деле тогда он в Латвии был вторым государственным. Ведь названия улиц в городах Латвии писались как? Сейчас уже многие не знают – на двух языках. На латышском и русском. Вот это была реальная и главное добровольная интеграция.

Так что, условно говоря, господа интеграторы, повесьте на домах таблички с латышскими и русскими названиями улиц и все у вас получится. И поменьше политических амбиций!

Впрочем, я уверен, если сейчас удастся добиться, чтобы русский у нас стал вторым государственным, так оно и будет. Все быстро утрясется, наши этнические проблемы сойдут на нет, и никакая государственная программа интеграции уже никому не понадобится.

Уникальная фотография

Я живу в русском зарубежье

Гарри Гайлит

«Наш пароход отходит в светлое прошлое…»

Содержание