Покровское кладбище. Слава и забвение.

Каллистрат Фалалеевич Жаков

Каллистрат Фалалеевич Жаков
(1866 — 1926)
Алида Жакова-Приеде
(1893 — 1941)

Таков закон: все лучшее в тумане,
А близкое иль больно, иль смешно.
Не миновать нам двойственной сей грани:
Из смеха звонкого и из глухих рыданий
Созвучие вселенной создано.

В. Соловьев

Жаков В 1912 году К. Ф. Жаков в автобиографическом романе «Сквозь строй жизни» написал такие строки: «Единственное, чего хочу я, убедить людей своим жизнеописанием, что человек достоин снисхождения, любви и пощады. Всего этого просит человек у другого человека. Не убивайте никого, пусть каждый живет по путям своим. Также стремлюсь я к тому, чтобы дух жизни не оставил шар земной, чтобы невинная плоть перестала страдать». Так писал неуемный, мятущийся Каллистрат Жаков.

Родился он 1 октября (по ст. ст. 18 сентября) 1866 года далеко от здешних краев в глухой деревушке Давпон, что близь города Усть-Сысольск Вологодской губернии. Происходил из зырян — малочисленной финно-угорской народности, называемой ныне коми. Слишком долгий и многотрудный путь пришлось пройти крестьянскому сыну, прежде чем он занял профессорскую должность: учеба в сельской школе, уездном училище, учительской семинарии, работа на заводе, учеба в Вологодском реальном училище.

Знакомство в 1888 году с трудами великого И. Канта во многом предопределило дальнейшую его судьбу. Юный Жаков даже выпил раствор сулемы, пытаясь опровергнуть утверждение Канта о том, что сущность вещей непознаваема. К счастью, все окончилось благополучно — он выжил.

Философские идеи великого немца приобрели с той поры еще одного ярого противника. И если в ранних работах Жаков горделиво, даже высокомерно, утверждал принципиальную познаваемость мира, всего сущего на земле, то на закате жизни писал противоположное: «Познание Бога Самого в Себе неподвластно рациональности».

В 1891 году Жаков поступил в Петербургский лесной институт. Но и здесь он не нашел себя. Уединение в Заозерском монастыре наводило его на мысли о монашестве. Однако вскоре мирские будни вновь возвратили Жакова к стезе образования — он решил сдать ответственный экзамен по латыни и древнегреческому, чтобы получить заветный аттестат зрелости, который открывал дорогу в университет. В 30 лет Каллистрат Жаков переступил порог Киевского университета, в стенах которого мучительно и долго делался им выбор между математикой, астрономией, биологией, философией.

С 1899 года Жаков учится на историко-филологическом факультете Петербургского университета. Литература и философия становятся его основным занятием. В 1901 году наконец-то был получен желанный университетский диплом. Каллистрату Фалалеевичу предложили остаться на кафедре русского языка и литературы, сдать магистерский экзамен и готовиться к научно-преподавательской карьере. В автобиографическом романе «Сквозь строй жизни», изданном в Петербурге в 1912 году, Жаков подвел своеобразный итог тем годам: «Ступил я на путь, где ждали меня великие бедствия, отошел я от берегов первобытной жизни и не дошел до ворот истинной культуры. Всю жизнь плыву посередине».

Жаков

До 1917 года Жаковым было опубликовано в различных изданиях и издательствах России свыше 60 отдельных работ по философии, математике, этнографии, сравнительному языкознанию. Среди литературных жанров ему особо был близок жанр былин, преданий, сказок. Он писал их под впечатлением многочисленных путешествий. После защиты магистерской диссертации Жаков преподавал в различных учебных заведениях Петербурга — гимназиях, училищах, а с 1907 по 1917 год читал лекции в Психоневрологическом институте, которым руководил знаменитый русский ученый академик В. Бехтерев. Жаков имел звание профессора Психоневрологического института и с завидным упорством, вместо положенных по программе курсов «история философии», «вопросы логики», излагал студенческой аудитории свою собственную философскую теорию — философию лимитизма, или философию предела, или философию бесконечно малой величины. Летом 1917 года профессор Жаков приехал в Лифляндию, оставив на берегах Невы жену, сына, дочь — юная латышская студентка Алида Каролина Приеде (1893—1941) увлекла его. Она подарила ему дочерей, но истинного счастья так и не испытала. Неурядицы и неустроенность семейного быта увели Жакова в Псков, затем в Юрьев (Тарту). Желание вновь поселиться в Риге пришло летом 1920 года, когда он вознамерился претендовать на профессорскую должность в Латвийском университете. К сожалению, лекция, посвященная философии лимитизма, не произвела должного впечатления на руководство университета. Более впечатляющими были успехи в приобретении сторонников вне стен университета. В начале 20-х годов в Риге сформировались два общества — Общество лимитивной философии Латвии, руководимое Э. И. Гросвальдом, и Академия лимитивной философии, возглавляемая бывшим студентом профессора Жакова Э. Бароном.

Только к началу 1922 года Жаков окончательно поселяется в Риге, перебиваясь не столь уж денежными публичными лекциями и публикациями в латышской периодической печати. Правда, Э. Барон предпринял попытку в деле популяризации среди латышской интеллигенции идей Каллистрата Жакова, издав журнал с весьма причудливым названием «Lāčplēsis limitists». В начале 1924 года вышел единственный номер этого издания. Журнал был напечатан на латышском языке, на его страницах можно было прочитать стихи Аспазии, поэму В. Эглитиса. Украшением журнала стали репродукции картин К. Авотиня. А сам Жаков предстал перед читателями не только как философ, но и как писатель и поэт, его поэму «Биармия» перевел Я. Райнис. Но, увы, начинание обернулось неуспехом. Так он жил до 20 января 1926 года, до своей кончины.

Вот вкратце внешняя канва жизни К. Ф. Жакова. И, признаюсь, трудно писать о нем из-за боязни обеднить характеристику столь неординарной личности. Жаков, как и каждый из нас, желал быть понятым, но от этого, увы, не становился более доступным для понимания. Трагизмом и противоречивостью полна жизнь этого, несомненно, одаренного человека. Ощущение трагичности, наверно, было фатальным. Фатальным в том смысле, что оно стало своеобразным психологическим принципом: жизнь переживалась, как трагедия, жизнь строилась и творилась, как трагедия. А, может быть, по Божиему провидению ему и надлежало жить именно так. «Трагедия жизни, — писал он, — самая верная, неотлучная возлюбленная моя. Я философ, а философия ныне не в моде. Вот первая трагедия. Я хочу помочь зырянам, но не имею никаких средств на это. Вот вторая. Я люблю астрономию. Но ею заниматься я не могу. Такова третья трагедия. Я — писатель, но сказочник, и никому не нужен я. Еще трагедия есть — трагедия жизни. Я придавлен этими трагедиями».

Жаков выпадал из обыденных установлений жизни, с большим трудом вмещаясь в какие бы то ни было усредненные нормы. Колоритность его личности и экстравагантность идей профессора Жакова привлекали к нему студентов. Жаков бурно и глубоко «переживал» все положения своего философского учения, буквально страдая над каждой строкой. Согласитесь, только такая страстная и безудержная натура может так выражать себя: «Я математическая точка во Вселенной, но сердце бьется мое так сильно, как будто жар солнца в нем заключен».

Трагизм жизни ученого был и в глубоком внутреннем одиночестве, ставшем его уделом. «Я — одинок, но не сумасшедший, и вырабатываю философию одинокого». Он жил ради им созданных литературных произведений, ради философии лимитизма, которую никто не желал принимать и понимать, за исключением узкого круга поклонников и студентов. И было это одновременно психологической позой, мировоззренческой позицией и отстаиванием принципов духовной свободы. Жаков намеревался обрести только ему присущий философский стиль, способный соединить точность математики с образностью языка поэзии, а также претендующий на всеохватность и оригинальность в осмыслении философских проблем.… Поэтому автору этих строк иногда хочется уподобить его философские построения чудесной сказке, наполненной математическими формулами, знаками с особым, только Жакову ведомым, смыслом. Ведь и сам он себя ощущал «маленьким героем большой сказки мира».

Его боль за народ пережила десятилетия, она в переизданных ныне в Республике Коми книгах К. Ф. Жакова. 10 декабря 1990 года с рижского Покровского кладбища в далекий Сыктывкар был перевезен прах Жакова. Это стало уже третьим по счету преданием земле останков Жакова. Э. Барон после похорон выкрал гроб любимого профессора, вознамерившись на холме, в районе Дундаги, воздвигнуть впечатляющий храм лимитивной философии. Но возмущение общественности и вмешательство полиции, телеграммы протеста от сына Жакова Вадима из Ленинграда в итоге помогли захоронить тело усопшего вторично 15 февраля 1926 года.

Отпевал К. Ф. Жакова в Рижском храме Рождества Христова архиепископ Иоанн, а при вторичном погребении прах Жакова также сопровождал православный священник.

Так зимой 1926 года завершилась латвийская страница истории лимитивной философии. Впрочем, еще несколько лет о Жакове помнили, проводились вечера его памяти, а в 1929 году Общество лимитивной философии Латвии на средства Латвийского фонда культуры опубликовало сборник небольших работ философа. Но оживить, тем более развить и продолжить идеи лимитивной философии не смог никто — ни в ком из последователей Жакова не было уже такой степени личного обаяния, недюжинного темперамента, никому не доставало такого объема и глубины знаний, силы художественного воображения [1] .

Супруга Жакова — Алида — прожила трудную жизнь, растила детей, занималась популяризацией философских идей супруга. В июле 1941 года ее не стало. Алида Приеде-Жакова была похоронена на Покровском кладбище отдельно от супруга (сектор А). На ее могилу по сей день ложатся букеты цветов.

С. Ковальчук

[1] См. более подробно о жизни и творчестве К. Ф. Жакова в монографии Ковальчук. С. Н. Взыскуя Истину. (Из истории русской религиозной, философской и общественно-политической мысли в Латвии: Ю. Ф. Самарин, Е. В. Чешихин, К. Ф. Жаков, А. В. Вейдеман. Середина XIX в. — середина XX в.). Рига, ИФС ЛУ, 1998. Документы об-ва лимитивной философии — ЛГИА, ф. 1826, оп. 1, № 721 — 731.