Русские художники

Евгений Климов (Канада)

Возрождение национальных традиций

Только больной и плохой человек не помнит и не

ценит своего детства и юности. Плох тот народ,

который не помнит, и не любит, и не ценит своей

истории.

Виктор Васнецов

 

«Мы только тогда и внесем свою лепту в сокровищницу всемирного искусства, когда с возможным для нас совершенством и теплотою изобразим и выразим красоту, мощь и смысл родных наших образов, - утверждал Васнецов, - нашей природы и человека, нашу веру, наши грёзы, и сумеем в своем истинно-национальном отразить вечное, непреходящее».

Как сложились эти воззрения у Васнецова? Удалось ли ему осуществить свои мечты? С полным правом на последний вопрос надо ответить утвердительно. Что касается того, как пришел Васнецов к убеждению в необходимости национального искусства, нужно хотя бы бегло обратиться к общим явлениям русской культуры середины 19-го века и познакомиться также с условиями жизни самого Васнецова.

Подъем национального самосознания в России идет с начала 19-го века. Записываются сказки, былины, изучаются летописи, составляются труды по истории России. Пушкин был одним из первых, кто обратился в своем творчестве к народным сказаниям и историческому прошлому России. Ученые открывают мир древней культуры, ранее почти неизвестный. Внимание было обращено на иконы, народное искусство, пение, костюмы, танцы. Народный эпос и сказки Пушкина служат темами опер и симфоний. Поэты, писатели, историки, зодчие и композиторы нередко устремляли свои творческие поиски в одном и том же направлении.

Искания русских художников шли на поиски тех же национальных идеалов прекрасного. Виктор Васнецов был тем, кто открыл в себе способность откликаться на сказочно-былинные и религиозные темы. Посеянные им семена дали и дают еще по сегодня богатые всходы.

Виктор Михайлович Васнецов родился в 1848 году в Вятской губернии в семье священника. Народ в этом крае не знал крепостничества, был свободолюбивый, с сознанием собственного достоинства. Отец художника был человеком широких взглядов и передал детям глубокую религиозность.

Природа края величава и живописна, склоны рек покрыты лесами, еще оставались могучие ели и пихты, остатки дремучих лесов. Зима долгая и снежная. Выросшая здесь любовь к родному краю была совершенно естественна, а могучая природа Вятского края сыграла немалую роль в развитии Васнецова-художника.

Васнецов едет в 1868 году в Петербург, поступает в Академию Художеств, где работает под руководством проф. Чистякова. В Петербурге знакомится с Крамским, Репиным, Суриковым и Поленовым.

К концу 1870-х годов происходит крутой перелом в творчестве Васнецова. Он прекращает писать жанровые картины, доставившие ему уже известность («У книжной лавочки», «С квартиры на квартиру», «Чтение военной телеграммы», «Преферанс»).

Сам Васнецов говорит о своих переходных годах:

«Как я стал из жанриста историком, несколько на фантастический лад, на это ответить точно не сумею. Знаю только, что во время самого яркого увлечения жанром меня не покидали неясные сказочные и исторические грёзы». Задуманная Васнецовым в 1880 году картина основывалась не столько на исторических фактах, сколько на поэтическом преломлении истории. Темой картины послужило «Слово о полку Игореве». Картина называлась «После Игорева побоища с половцами». Васнецов изобразил поле битвы после сражения; телами убитых покрыто все поле. Торжественная печаль слышится в этом монументальном полотне. Наступает ночь, всходит луна. Чуя добычу, степные орлы сцепились, чтобы решить, кто будет питаться телами погибших.

Как былина не передает точных исторических фактов, так и картина Васнецова не показывает верных исторических фактов, но представляет русское прошлое, овеянное поэтическим творчеством.

Учитель Васнецова проф. Чистяков писал своему ученику: «Вы, благороднейший Виктор Михайлович, поэт-художник. Таким далёким, таким грандиозным, по-своему самобытным русским духом пахнуло на меня... Спасибо, душевное Вам спасибо».

Но далеко не все приветствовали переход Васнецова в новую область. Большинство сочло его за чудака и только самые близкие друзья поддержали его поиски. Через 30 лет Игорь Грабарь в «Истории русского искусства» писал: «Картиной Васнецова открывается эра в русском искусстве, с нее начинается длинный ряд тех страстных попыток разгадать идеал национальной красоты, которые не прекращаются до сих пор и, вероятно, долго еще будут вдохновлять художников, чувствующих свою связь с народом».

Работы 1880-х годов окончательно определили новый путь Васнецова. Появились картины «Битва славян со скифами», «Ковер-самолет», «Алёнушка», «Витязь на распутье». Последние картины Васнецов писал в подмосковном имении Мамонтова, в Абрамцеве. Здесь же в Абрамцеве возникла идея постройки церкви. Главная роль в постройке церкви принадлежала Васнецову, она строилась по его проекту. Также в кружке Мамонтова была поставлена «Снегурочка» Островского, декорации для которой писал Васнецов.

Мечты Васнецова о воскрешении в религиозной живописи пламенной веры не могли еще реализоваться в Абрамцевской церкви, но продолжали жить в сознании художника, который хотел «как православный и верующий русский человек поставить Господу Богу хоть копеечную свечку, но от души». Через несколько лет давнишняя мечта Васнецова осуществилась. Ему была предложена роспись Киевского Владимирского собора. Но сначала ему пришлось исполнить монументальную живопись в Московском историческом музее на тему «Каменный век». О себе самом Васнецов писал: «Я так погружен в свой «Каменный век», что не мудрено забыть и современный мир». Дух далекого времени был почувствован прекрасно, художник убеждал своим произведением, что именно такою была жизнь до-исторических людей.

Работа в Киеве продолжалась 11 лет. В письме к Поленову Васнецов делится своими убеждениями: «...я крепко верю в силу идеи своего дела, я верю, что нет на Руси для русского художника святее и плодотворнее дела, как украшение храма, - это уже по истине дело народное и дело высочайшего искусства».

В сотрудники по росписи Собора были приглашены и другие художники, но главная работа была исполнена Васнецовым. Вся роспись поражает радостью и торжественностью. Взор притягивается к центральному запрестольному Образу Богоматери с Младенцем. Богоматерь тихо шествует по облакам, неся миру Младенца Христа. В иной форме, чем в иконе Владимирской Божьей Матери, Васнецову удалось представить помыслы русских верующих людей о Богоматери, и сделать это поэтически-возвышенно. Эта роспись открывала каждой душе что-то свое, родное, прекрасное и дорогое.

«Главная моя забота при исполнении росписей, - говорил Васнецов, - была та, чтобы они были церковны».

Много позже, когда стараниями ученых и реставраторов открылся мир древней иконы, Васнецов признавался: «Дух древней русской иконы оказался во много раз выше, чем я думал... Моя живопись – это только слабое отражение очень богатого мира русской иконы...»

Религиозная живопись Васнецова нашла широкий отклик в России. По его эскизам были расписаны храмы в России и за границей, на которых сказалось большее влияние иконописи, чем во Владимирском соборе.

Работая над церковной живописью, Васнецов не забывал о своих исторических и былинных картинах. Серьезная историческая задача встала перед ним, когда решил он передать облик Ивана Грозного. Нисколько не умаляя жестокости царя, его болезненной подозрительности, Васнецов показал вместе с тем значительность Ивана IV, как государственного деятеля.

Около 20 лет работал Васнецов над картиной «Богатыри» и только в 1898 году решил показать свой новый труд. Юношеская мечта художника о верных и стойких богатырях нашла свое монументальное воплощение. Крепко стоят витязи надежной защитой на заставе богатырской. Иначе и представить себе сейчас нельзя образы Ильи Муромца, Добрыни Никитича и Алеши Поповича. Это ли не победа художника?

К концу жизни Васнецова его живописный язык стал более декоративным. В 1910 году Васнецов пишет картину «Баян». На кургане сидит князь со своей дружиною, баян играет на гуслях и поет. Они «вспоминают минувшие дни и битвы, где вместе рубились они». Над курганом плывут облака и кажется, что песня баяна несется вместе с облаками и разносится далеко по степи.

Несомтря на свой почтенный возраст Васнецов работал и в начале 1920-х годов. Это была серия картин на темы русских сказок. Васнецов скончался в Москве в 1926 году.

Среди всех людей живет мечта о счастливой жизни. Народная фантазия не случайно создала образ ковра-самолета, скатерти-самобранки, доброго волка и др. Васнецов почувствовал значение этих образов и воплотил народные мечтания в своих картинах. Надо быть благодарным Васнецову за открытый им мир родной красоты, а в его религиозной живописи черпать духовную бодрость и веру в конечную победу добра.

«Десятки русских выдающихся художников, - пишет Нестеров, - берут свое начало из национального источника – таланта Васнецова. Не чувствовать это – значит быть или нечутким вообще к русскому самобытному художеству, или хуже того – быть недобросовестным по отношению своего народа, его лучших свойств, коих выразителем и есть Виктор Васнецов...»

Репин писал Васнецову в 1896 году: «Если кто меня шевелил – учил самому важному в искусстве – творчеству, так это ты, - да и не меня одного. Ты огромное впечатление производишь на всю русскую школу».

Вместе с Васнецовым во Владимирском соборе в Киеве работал художник Нестеров. «Живопись религиозная, - говорил Нестеров, - конечно, не есть только та, которую мы видим в церквах наших и западных. Старые мастера наши Рублев, Ушаков и другие, а также многие из итальянцев, в искусстве своем «молились», воодушевляли и воодушевляют к истинной сознательной молитве... Надо, чтобы художественное произведение ни на минуту не оставляло молящегося одного, тихо, увлекательно, интересно рассказывая то великое и прекрасное, что дает нам религия».

Нестеров делится своими впечатлениями о Васнецове: «Чудный памятник по себе оставит Васнецов русским людям. Они будут знать в лицо своих святых, угодников и мучеников, всех тех, на кого они хотели бы походить и что есть их заветные идеалы... Творечство Васнецова, творчество безыскусственное, добродушное и ясное, как день Божий, способное просветлить и умилить сердца». Сравнивая себя с Васнецовым Нестеров говорит: «Я больше лирик, он – эпичен».

О себе самом Нестеров сообщает: «По натуре своей я склонен менее подчиняться рассудку, чем сердцу... я по природе своей человек не умысла, а увлечения и страсти... Я пою свои песни, они слагаются в душе моей из тех особенностей, обстоятельств моей личной жизни, которые оставляют наиболее глубокий след свой во мне... Самое драгоценное в искусстве – Божий дар, талант, и он должен служить к выражению чувств добрых и прекрасных, путем ли живописи, музыки или всеобъемлющей поэзии...»

О своем искусстве художник говорит: «Творчество мое, как мне кажется, имеет в себе нечто болезненное, поэзия моих произведений – поэзия одиночества, старстного искания счастья, душевной тишины и покоя».

Ценным является признание Нестерова: «По-моему «спастись» можно только через любовь, возлюбишь ты «византийщину» - спасешься, возлюбишь «ренессанс» - тоже спасешься. Сила любви, искреннее увлечение артиста (конечно, с талантом) – дает право на спасение».

Исходя из всех приведенных высказываний Нестерова, можно лучше понять все им созданное, которое открывает одну из интересных граней русского искусства.

Михаил Васильевич Нестеров родился в 1862 году в Уфе, в купеческой семье, попал потом в Москву, где стал учеником Московской школы живописи, когда там главной фигурой был Перов. Подобно Васнецову Нестеров начал с жанровых картин. К Перову и его преподавательской деятельности Нестеров всегда сохранял добрую память. Два года учения в Петербурге в Академии Художеств не удовлетворили Нестерова, он возвращается в Москву. Первая значительная его картина «Христова невеста» была вызвана отчасти семейным горем, смертью его молодой жены. В грустных, задумчивых глазах «Христовой невесты» как будто читалась тайна жизни и тайна смерти. Окружающий девушку простой сельский пейзаж, чуть туманные дали берега реки, все сливалось в одно настроение поэтической грусти. В следующей картине «Пустынник» Нестеров продолжает начатую линию развития, когда пейзаж вместе с фигурой участвуют в сложении образа картины. По берегу озера в тихий осенний день медленно идет согбенный старик-пустынник. На лице его добрая улыбка, он принимает свою старость спокойно, без терзаний и таким же спокойстввием отвечает ему природа. Нечто благостное и умиротворяющее есть в облике этого старца и в столь любовном восприятии природы.

«Одно несомненно хорошо - это природа, - пишет Нестеров. Господи! Сколько она содержит в себе звуков, мыслей, отрывков чувств, сколько в ней мечтаний... глубоких, вдумчивых, вековечных... Вот и сидишь да и слушаешь, что природа говорит, что рассказывает лес, о чем птицы поют, слушаешь и переживаешь юность...»

Живя недалеко от Троице-Сергиевой Лавры, интересуясь русским прошлым, и сознавая огромное значение проповеди св. Сергия Радонежского, Нестеров посвящает столь любимому русскому святому несколько картин. Первой из них была картина «Видение отроку Варфоломею», написанная в 1890 году. О святом Сергии (до пострижения в монашеский чин носившего имя Варфоломея) существовала легенда, будто ему в детстве не давалось учение. И как-то явился ему старец и дал «хлеба кус», как символ духовной пищи. И с этих пор, говорит сказание, вошло в отрока книжное знание, полученное не от земных учителей. Легендарное сказание облекалось у Нестерова в поэтическую форму, уходило от обычных реальных изображений и создавало представление о действительно чудесном явлении таинственного старца. Всё окружение юного Варфоломея, тихий осенний пейзаж, видимый с пригорка, где среди золотистых косогоров расположилась древняя деревянная церковь, полон поэтической прелести и очарования. Здесь Нестеров поднялся на высоту подлинного выразителя чаяний и грёз русского человека. Не случайно стало возможно говорить о «нестеровском» типе лица, или о «нестеровских» березках.

В следующих картинах «Юность преп. Сергия», «Труды преп. Сергия», Нестеров продолжал развитие темы о жизни преп. Сергия Радонежского. Понятно, почему Нестеров был приглашен участвовать в росписи Владимирского собора, ибо картины его создавали молитвенное настроение. Сравнивая иконы Васнецова с иконами Нестерова Сергей Глаголь в монографии о Нестерове говорит: «Если перед святыми Васнецова верующему хочется пасть ниц и молить этих подвижников о заступничестве перед престолом Всевышнего, то перед святыми Нестерова скорее можно упасть, обливаясь слезами умиления или скорби о тяготах жизни».

Еще во время работы в Владимирском соборе Нестеров пишет картину под названием «Под благовест», как бы возвращаясь к теме «Пустынника». Здесь изображены два монаха, один старенький, другой молодой, идущие весной около монастырского озера; оба погружены в чтение. Фигура старого монаха, уже сгорбленного и с трудом читающего, вызывает искреннюю симпатию; молодой монах, стройный и более отрешенный от жизни, держит в руках ноты и как бы разучивает церковное песнопение. Нестерову удалось передать настроение размеренной монастырской жизни.

Несколько картин Нестеров пишет под впечатлением романов Мельникова-Печерского «В лесах» и «На горах», а в начале 1900-х годов работает над картиной «Святая Русь». В далекий северный скит устремляются немощные люди, алчущие получить исцеление, жаждущие приобщиться к святости. Богомольная крестьянская масса, странники и странницы, бродившие по монастырям, увидели Христа в окружении любимых русских святых – св. Сергия Радонежского, св. Николая Чудотворца и св. Георгия Победоносца. Нестеров привел богоискателей не к дверям большой официальной церкви, а к далекому скиту, лежащему на холме у долины, покрытой снегом. Отзвуки картины Иванова «Явление Христа народу» прозвучали у Нестерова в его полотне «Святая Русь». Может быть, фигура Христа получилась у художника несколько холодной и официальной. Вряд ли таким ожидали увидеть Спасителя пришедшие сюда люди.

Художник сознавал трудность изображения Христа и говорил: «Мне кажется, что русский Христос для современного религиозного живописца, отягощенного психологизмами, утонченностями мышления и в значительной степени лишенного непосредственного творчества, живых традиций, - составляет задачу неизмеримо труднейшую, чем для живописи веков минувших... художники будущего еще не раз поставят себе задачей обрести путь к пониманию русского Христа».

Революцию 1917 года Нестеров встретил в возрасте 55 лет вполне сложившимся мастером. Изменившиеся обстоятельства жизни в России заставили Нестерова прекратить деятельность религиозного живописца и перейти к другим задачам, переключиться почти исключительно на работу художника-портретиста. Совершенно не отрицая высоких качеств нестеровских портретов, надо все же поверить самому художнику, который много раз повторял: «Я не портретист. Вот Перов, Крамской, Репин, Серов – это прирожденные портретисты».

За год до смерти, весною 1941 года Нестеров писал: «...Старею не по дням, а по часам, да и пора; ведь мне скоро стукнет 79 лет!.. Вы еще полны энергии и по-прежнему любите искусство – я тоже прожил жизнь, любя его больше всего. Им жил, на нем получал радости, быть может, самые большие, ему остался верен до конца, и оно стоит того».

Нестеров скончался в Москве осенью 1942 года. Пронеся сквозь долгие годы мужественно и честно самоотверженную преданность искусству, Нестеров воплотил в своей личности и в своем творчестве много черт, присущих русскому искусству. Поэтому с полным правом надо его причислить к творцам русской культуры.