Русские художники

Евгений Климов (Канада)

«Три любви» художника Климова

Валерий Сергеев*

 

Искусствоведы выделяют у художника «три любви», которые он пронес через всю свою жизнь и воплотил в творчестве. Это любовь к подлинному искусству, любовь к Родине и глубокое религиозное чувство.

М.В.Салтупе

Имя русского художника из Канады Евгения Евгеньевича Климова еще несколько лет тому назад ничего или почти ничего не говорило даже историкам искусства, живущим в России. В этом была своя закономерность: большая часть жизни замечательного живописца, прекрасного графика, серьезного иконописца, вдумчивого реставратора художественной старины прошла далеко за пределами Отечества. Его творчество принадлежит к тому огромному материку культуры Русского Зарубежья, который лишь сейчас, после нескольких десятилетий полного замалчивания на Родине, мы для себя открываем.

Исторические катастрофы XX века, революции и войны разбросали по лицу планеты миллионы наших соотечественников. Суровый, ледяной ветер истории развеял по странам и континентам, вместе с множеством выдающихся людей, семена великой русской культуры, которым суждено было в мучительном, порой трагическом отрыве от родных полей дать свои обильные всходы на чужой почве. Литература, религиозная философия, искусство Русского Зарубежья возвращаются теперь в Россию, и мы, живущие на Родине, узнаем в этом хлебе духовном забытый, но родной вкус. В совершающемся ныне радостном воссоединении русской культуры открылся нам и труд большого ее подвижника — художника Е. Е. Климова. Лучшие наши музеи вели спор за обладание 40 произведениями, переданными автором в дар Советскому фонду культуры. Имя мастера, репродукции с его произведений замелькали на страницах каталогов, отечественных газет и журналов. Интереснейшие воспоминания Евгения Евгеньевича были опубликованы журналом «Даугава» в Латвии, где художник жил до 1944 года.

Однако начавшееся признание Е. Е. Климова в России — лишь эхо его большой и заслуженной известности на Западе: достаточно сказать, что к восьмидесятилетию Евгения Евгеньевича, отпразднованному в 1981 году, зарубежная библиография о нем составила свыше 40 статей на русском, французском, немецком, английском, итальянском, греческом языках. Подлинное же открытие творчества Климова на Родине — дело будущего.

* * *

Е. Е. Климов родился 8 мая 1901 года в Митаве — небольшом прибалтийском городе, в русской интеллигентной семье. Отец его был юрист, мать — учительница. Семья отличалась родовыми культурными традициями. Прадед будущего художника по отцу — петербургский академик архитектуры Иван Иванович Климов — заметная фигура в истории российского зодчества. В его честь был назван один из переулков Северной Пальмиры. Архитектором был и дед Евгения Евгеньевича с отцовской стороны. Дед по материнской линии, врач, выпускник Дерптского университета, согласно семейным преданиям — ученик Пирогова, вел свою родословную от знаменитого петербургского каретного мастера Иоганна, привезенного из Германии для работы при русском императорском дворе. Иоганн славился своим искусством каретника, в котором соединялось техническое совершенство с изяществом художественного исполнения. В придворной среде мастера-каретника прозвали Кунстом (от немецкого «Кунст» — искусство). Его обрусевшие потомки носили поэтому фамилию Кунце. Бабушка художника по матери была простой уссурийской казачкой. Дед — врач, женился на ней, работая одно время в Приморском крае, а затем вывез в европейскую Россию. Знакомясь с родословием Евгения Евгеньевича, невольно стараешься понять, кому из предков он обязан художественной своей одаренностью, редким трудолюбием, стойкостью в жизненных испытаниях, которые с детских лет выпали на его долю.

Детство художника прошло в разных городах Прибалтики и в Варшаве, где мальчик начал учиться в реальной гимназии. Еще в отрочестве он потерял отца, и овдовевшая мать, оставшись с четырьмя детьми на руках, переезжает в Петербург, к родителям мужа (неточность, отец Е.Е.Климова умер в 1919 г. в Новочеркасске – примеч сост.). Великий город одарит недавнего варшавского гимназиста первыми большими впечатлениями в области искусства. Об этом, со слов самого художника, рассказывает в своих воспоминаниях рижская ученица Евгения Евгеньевича Маргарита Васильевна Салтупе: «Здесь (в Петербурге) юноша впервые соприкасается с подлинным искусством, к которому проявляет живой интерес и любовь. После школы он ежедневно бежит в Русский музей к картинам любимых художников: Билибина, Васнецова, Брюллова, Репина и др. Долго и внимательно рассматривает он произведения, стараясь познать тайну мастерства, пробует их копировать». В этих рано проявившихся интересах — голос будущей судьбы, но гимназист Евгений Климов пока уверен: он станет, по семейной традиции, непременно архитектором. Он еще не знает, как отзовется В судьбах его поколения война и революция. Не знает еще, что после долгих скитаний гимназию придется заканчивать на юге, в Новочеркасске, затем возвратиться в Ригу, оказавшись при этом за рубежом, в столице нового, отделившегося от Советской России государства — Латвийской республики.

В Латвии издавна жили большие колонии русских. Во времена буржуазной республики здесь были русские школы и гимназии, выходили газеты, журналы, книги на русском языке, устраивались выставки старинного и современного русского искусства. В Риге был театр Русской драмы. Русская интеллигенция традиционно играла значительную роль в культурной жизни латвийской столицы. Послереволюционный поток беженцев из России частично оседал в Прибалтике, так что русское население в эти годы в известной мере увеличилось. Но все-таки русские оказались, вольно или невольно, на чужбине среди народа, остро переживавшего свою молодую, едва ли не впервые в истории состоявшуюся государственность. Во всяком случае, Е.Е.Климову пришлось навсегда проститься с мыслью об архитектурном факультете. Чтобы поступить туда, требовалось теперь хорошее знание латышского языка, который Евгений Евгеньевич, хотя и здешний уроженец, но мало живший в Латвии, не мог достаточно быстро и основательно усвоить. Он становится студентом здешней академии художеств, где с увлечением овладевает мастерством под руководством ученика Кардовского академика Тильберга. Одновременно здесь же, в академии, серьезно изучает историю искусств. Академия успешно окончена в 1929 году с дипломом художника-живописца и искусствоведа. С тех пор обе эти профессии будут определять творческий его путь. Еще во время учебы в 1928 году с группой преподавателей и студентов Латвийской академии художеств Е.Е.Климову удалось посетить несколько древних городов России, в том числе Псков. Этот славный историческими воспоминаниями город, с живописными развалинами некогда грозных крепостных стен и башен, величавой громадой Троицкого собора, маленькими, приземистыми, словно от руки вылепленными, храмами поразил художника. Городской псковский собор, посвященный Святой Троице, отныне и до глубокой старости станет постоянным мотивом его творчества, символом его памяти и верности России. Тонко чувствующий и передающий в живописи красоту древней архитектуры, глубоко верующий художник-христианин выражал в этой теме свои размышления о земном и божественном. В этом обращении к живой доныне святыне далекого прошлого получала своеобразное отражение современность: драмы народной судьбы и история души самого мастера. Здесь мы вновь должны обратиться к цитированным воспоминаниям, где подробно рассказывается об особом, глубинном значении псковской "троицкой" темы в творческом пути Е.Е.Климова. «Художника, — пишет М. В. Салтупе, — поражает величие Троицкого собора. И вот с зарисовок собора представлена дипломная работа... Им воспроизведен уголок старого русского поселения в Риге, а на горизонте, в нежных тонах, на фоне светло-голубого неба высится Псковский Собор, как бы украшая картину».

Это романтическое преодоление пространства в картине, связующее русские кварталы Риги с отделенной теперь новыми государственными границами святыней России, говорит само за себя. Возникающий в небесах, словно светлое видение, Троицкий собор явится здесь зримым проявлением тех мыслей, чувств, которые выразит в далеком Париже писатель-эмигрант А.М.Ремизов: "Где русские, там и Россия".

Но Климову удалось побывать в России еще раз. В 1942 году он посетил оккупированный немцами Псков.

«В тяжелые годы войны, — продолжает автор воспоминаний, — вновь появляется тема Троицкого собора. Над ним теперь уже стая вспугнутых птиц, впереди разрушенная стена Крома и противотанковые заграждения, а собор на скромном рисунке стоит гордо и непоколебимо, как духовная сила народа, в которую верит художник».

Эта твердая вера в окончательное торжество России и русского народа, Русской Православной Церкви в те страшные годы кому то могла показаться едва ли не наивной. Война, немецкая оккупация, а там, за линией фронта — развалины дивных храмов, взорванных в сатанинской атеистической вакханалии двадцатых–тридцатых годов, пепел сожженных древних икон и драгоценных книг, крестные, мученические судьбы русских священников, гибнувших в лагерях и застенках ГУЛАГа. Однако, эта — несмотря ни на что — убежденная вера художника засвидетельствована событием совершенно необыкновенным.

Пишущему эти строки пришлось стать чем то вроде участника конца этой удивительной истории, о которой хотелось бы здесь рассказать...

В 1982 году я получил неожиданное письмо из Канады. Знакомых в этой стране у меня не было. Обратный адрес на конверте, написанный на английском языке, содержал фамилию отправителя до тех пор мне неизвестную —- Климов. Коротко сообщив о себе, Евгений Евгеньевич подробно писал о том впечатлении, которое произвела на него моя книга об Андрее Рублеве, которая вышла в свет незадолго перед тем в серии «Жизнь замечательных людей». При этом Евгения Евгеньевича как искусствоведа интересовали подробности некоторых трактовок, относящихся к символике прославленной рублевской «Троицы», которые приводились в книге. А под конец мой корреспондент сообщал, что во время войны он создал большую икону «Троицы» для любимого своего псковского собора. Но он до сих пор не знает, цело ли его произведение, или погибло в военное лихолетье? Известно ли сейчас в России что либо о его судьбе?

Я ничего не слышал о «Троице» работы Е.Е.Климова и начал наводить справки. Икона, как вскоре выяснилось, оказалась на месте, в целости и сохранности. Но тут то открылись обстоятельства, касающиеся истории ее появления во Пскове, обстоятельства почти фантастические, я бы сказал, граничащие с чудом...

Свой творческий вклад в главный собор псковской земли художник задумал в страшные годы оккупации, в разгар ожесточенной войны, когда под вопросом оказалось само историческое существование России. В 1942 году в Риге он делает прекрасный эскиз для мозаичной «Троицы», при очень скромных своих средствах заказывает техническое исполнение икон в одной из лучшей мастерских Европы. По замыслу автора, икона должна быть выполнена в тонкой и редкой технике фарфоровой мозаики, затем, вернувшись в Ригу, отправиться во Псков, в действовавший при немцах Троицкий собор. Между русскими Риги и Пскова в годы оккупации существовала тесная связь. Во Пскове действовала Православная миссия, организованная рижским православным духовенством в 1941 году. Деятельность миссии дала возможность некоторым русским уезжать из Латвии, в результате чего мужчины могли избежать призыва в немецкую армию. Миссия имела во Пскове иконописную мастерскую, вела лекционную работу по религиозной тематике, собирала среди прихожан денежные средства и продукты питания для русских больных и инвалидов. После войны некоторые сотрудники Православной миссии были незаконно репрессированы на основании ложных обвинений, а впоследствии реабилитированы. (Подробнее см. «Вестник Русского Христианского Движения» №159, Париж–Нью-Йорк–Москва, 1990, С.270–286.)

Стремительные изменения в ходе войны и перемены в личной жизни и судьбе Климова привели к тому, что он потеряет следы своего творения и больше сорока лет ничего не будет знать о нем. А между тем происходит почти невероятное — климовская «Троица» все таки окажется там, где хотел ее видеть сам автор.

Под силу ли окажется будущим историкам искусства проследить и осмыслить, какими путями, какими странами это хрупкое и очень значительное по размерам (2,5x2 метра) произведение добиралось до места назначения? Под какими бомбежками? В тылах каких фронтов? Каким чудом не погибло? И, наконец, какая сила сохранила его?

Сейчас известно только, что икона к концу войны была уже в Риге, но не застала там Евгения Евгеньевича, переехавшего к тому времени в Прагу. В послевоенной Латвии нашлись люди, позаботившиеся о доставке «Троицы» по месту назначения.

«Троицу» Евгения Евгеньевича Климова можно назвать творческой репликой на одноименную икону Андрея Рублева. В прозрачном нежно-голубом и дымчато-розовом заревом свете обретают зримые черты три склоненные друг к другу ангела, образ трех лиц — ипостасей Божественной Троицы: Бога-Отца, Сына и Святого Духа. Лица ангелов здесь сдержанно-печальны, словно в предвидении горькой судьбы человечества, отказавшегося от единства и жертвенной любви, этого предвечного божественного замысла о мире, не искаженном злом и грехом. Старая, вечная тема по новому осмысляется в трагические, скорбные годы.

Но все это будет потом, а сейчас, в начале тридцатых годов, молодой рижский художник с головой уходит в работу, увлекательную и разнообразную. В Прибалтике он ищет свое, русское — людей, обычаи, старину. Эти поиски приведут его в замечательные места, в Печерский край. Эта местность, входившая тогда в территорию Эстонии, хранит в себе великую святыню России — Успенский Псково-Печерский монастырь. Крепостные монастырские стены сберегли на века прекрасные храмы древней псковской архитектуры, загадочные пещеры с гробницами монахов, живших многие столетия тому назад. Обитель славится старинными иконами, церковным пением, дивной красоты колокольным звоном, богатой библиотекой и ризницей.

Но все это будет потом, а сейчас, в начале тридцатых годов, молодой рижский художник с головой уходит в работу, увлекательную и разнообразную. В Прибалтике он ищет свое, русское — людей, обычаи, старину. Эти поиски приведут его в замечательные места, в Печерский край. Эта местность, входившая тогда в территорию Эстонии, хранит в себе великую святыню России — Успенский Псково-Печерский монастырь. Крепостные монастырские стены сберегли на века прекрасные храмы древней псковской архитектуры, загадочные пещеры с гробницами монахов, живших многие столетия тому назад. Обитель славится старинными иконами, церковным пением, дивной красоты колокольным звоном, богатой библиотекой и ризницей.

Едва ли не с пятнадцатого столетия, не прерывая чреду служения, обитают здесь иноки, неизменно поддерживая многовековой уклад молитвенной и трудовой монашеской жизни. В окрестностях монастыря — русские села, коренные псковичи, выходцы с Севера — старообрядцы. Это ли не рай для художника, жаждущего приникнуть к истокам родной культуры. И много лет спустя Евгений Евгеньевич будет говорить своим ученикам: "Полюбил я Печерский край и полюбил на всю жизнь". В это время он работает особенно плодотворно в области графики. Цикл литографий, которые составят изданный в Риге альбом «По Печерскому краю», принесет его автору заслуженную известность. Строгая, сдержанная манера, прекрасное владение рисунком и одновременно тонкая поэтичность и содержательность, умение видеть и раскрыть красоту тихого монастырского дворика, глухой улочки, полуразрушенной башни, неброского пейзажа отмечают климовские литографии, родня их с лучшими творениями русской художественной классики. Признательными отзывами на издание альбома откликнутся видные деятели культуры Русского Зарубежья: философ И.А.Ильин, известный писатель И.С.Шмелев, выдающийся художник и историк искусства А.Н.Бенуа, который писал, что альбом «представляет крупный интерес как в историческом, так и в художественном смысле».

Впрочем, цикл «По Печерскому краю» был не единственной заметной работой Е.Е.Климова в области графики. Взыскательная русская зарубежная пресса отметила другую творческую удачу художника — литографический цикл «Городские пейзажи», о котором тот же А.Н.Бенуа писал в рецензии, опубликованной в 1939 г. в парижской газете «Последние новости»: «Литографические виды ЛАТВИИ полны настроения и поэзии. Я не могу сделать лучшего комплимента художнику, как сравнить эти его очаровательные городские и пригородные пейзажи с аналогичными работами Добужинского и Верейского». Родство творчества Климова со своим охотно признавал маститый, знаменитый еще в дореволюционной России художник М.Добужинский, доживавший свой век в эмиграции. В одном из его писем к Евгению Евгеньевичу есть такие слова: «Хотя Вы и не были моим непосредственным учеником, но я Вас таковым считаю». «Своим» считает теперь Е.Е.Климова и Латвия. Справочник латвийского изобразительного искусства, вышедший в Риге в 1939 году, содержит высокую оценку творчества художника и репродукции с его произведений. Но все эти годы вновь и вновь влекут Евгения Евгеньевича русские темы. И снова — Печерский край... И не только графика, но и живописные пейзажи, жанровые сцены традиционного народного быта. В русской деревне Городищи он становится свидетелем «опевания» невесты перед свадьбой. Под впечатлением древнего обряда и написана картина «Девишник», которую автор передаст со временем в дар Псковскому музею. О «печерском» периоде в творчестве Климова осталось интересное свидетельство Н.Андреева, крупного ученого-историка древнерусской культуры, в будущем профессора Кембриджского университета в Великобритании: «Мне вспоминается первая встреча с Евгением Евгеньевичем, положившая начало взаимному уважению и дружбе на долгие десятилетия. Произошла эта встреча в 1937 году на Труворовом городище в Изборске (тогда в бывшей Эстонии). Я был в научной командировке, занимаясь по поручению пражского Археологического института им.Н.П.Кондакова русскими древностями в Прибалтике. Помню, что, стоя на изборских холмах, всем существом ощутил "истоки русской истории": здесь начиналась великая русская равнина, идущая, как холмистое плоскогорье, на восток к Уральскому хребту, а на запад к Варяжскому морю лесистыми массивами и болотистыми низинами ниспадала "немецкая украина" белоглазой чуди. Начетник русских летописей и ученых исследований, я на всю жизнь затаил в душе это волнение историка, почувствовал "живой язык географической среды". Как раз в этот момент я заметил высокого серьезного человека, явно не легкомысленного туриста, с походным мольбертом. — Он всматривался в огромный каменный крест на Труворовой могиле, где, кстати сказать, нет следов легендарного князя, а покоятся останки воина позднейшей, уже христианской эпохи... Спустя часа два мы познакомились в гостеприимном домике местного знатока древностей Псковщины Александра Ивановича Макаровского, замечательно описанного Евгением Евгеньевичем в его «Встречах». Несмотря на разницу в возрастах, в совершениях и в профилях образования: Макаровский — заслуженный педагог, директор школы, Климов — талантливый, выразивший себя художник, Андреев — начинающий академический работник, нас объединяла увлеченность русской историей, которой каждый из нас служил по-своему».

Служение своей истории и родной культуре — не интерес просто, не увлечение, а именно служение...

С неожиданным для «академического работника» блеском автор воспоминаний дает по-писательски мастерский «литературный портрет» тридцатишестилетнего Климова, который был «высок, высоколоб, ладен подтянутой фигурой, благожелательно наблюдателен и воодушевленно устремлен к тому миру линий и красок, которыми полна жизнь, столь любимая художником».

Но существовал еще один «мир», к которому Евгений Евгеньевич был в те годы «воодушевленно устремлен», —- мир русской иконы. Он постигал его в тройственном измерении: как историк искусства, как реставратор, успешно освоивший сложные приемы расчистки древней живописи от искажавших се наслоений и поздних записей, и, наконец, как мастер-иконописец, продолжатель высоких традиций. Латвия — благодатная страна для этих трудов и постижений. На окраине Риги расположен целый квартал старинных построек Гребенщиковской общины, крупного духовного центра русских старообрядцев-беспоповцев поморского согласия. Там огромный храм — моленная с сотнями икон, среди которых множество древних или написанных «под старину». Здесь можно услышать настоящее древнерусское церковное пение, исполняемое по рукописным книгам с крюковой нотацией так, как пели на Руси больше трех столетий тому назад. Многие десятилетия здешние старообрядцы собирали иконы, утварь, книги со всех концов России, особенно с Севера. При рижской Гребенщиковской общине в 1930 х гг. выходит журнал «Родная старина», постоянно публикующий статьи о художественных ценностях. Его издает выдающийся деятель старообрядческой культуры Иван Никифорович Заволоко, который уже в советское время прославится сенсационными находками древнерусских рукописей, в том числе автографа «Жития» протопопа Аввакума. Немало интереснейших русских икон встречается и по всей Латвии, в городах и селах, где живут десятки тысяч старообрядцев. Недаром в довоенные годы в Гребенщиковскую общину для изучения древнерусской иконописи приезжает со своими студентами известный искусствовед П.П.Муратов, преподававший тогда историю искусств в Стокгольмском университете. В прибалтийских республиках и, в частности, в Латвии, по свидетельству очевидцев, при содействии того же П.П.Муратова приобретались и вывозились в Швецию ценные иконы XVI–XVII веков, которые составили значительную часть коллекции Стокгольмского музея, одного из лучших собраний древнерусской живописи в Западной Европе. Прибалтийские старообрядцы сохранили также традиции иконописания.

В это время в Риге работал старообрядческий иконописец Пимен Максимович Софронов, чья будущая судьба во многом окажется сходной с жизненными путями Е.Е.Климова. Ему также придется переселиться на американский континент и уже после войны создавать иконы и церковные росписи в разных странах.

В юрисдикции православного архиепископа Латвии находился и ряд единоверческих общин. Православные по религиозным убеждениям, единоверцы сохранили древнерусскую, дониконовскую церковную обрядность, пение, старинные иконы. Единоверие послужило здесь своеобразным мостом для взаимных культурных влияний между старообрядцами и православными. Важно отметить, что интерес к подлинной, древних традиций иконе среди русских Латвии не знал конфессиональных границ. Традиционное иконописание, с его веками, складывающимися приемами и символическим языком распространяется здесь не только среди старообрядцев. К нему серьезно и последовательно обращаются художники из православной среды, в том числе и Е.Е.Климов, который вскоре завоевывает признание как иконописец и создатель настенных церковных росписей. Знатоки назовут его «испытанным, знающим и воодушевленным иконописцем», определяя его стиль как «строгий в отношении к композиции, точный по рисунку, светлый и радостный по колориту». При этом подчеркивается, что Климову-иконописцу «совершенно чужда “отсебятина” в содержании образов — он или в линии иконописных подлинников, или бесспорной традиции» (Н.Андреев). Писание икон художник будет продолжать до глубокой старости. Эти его работы находятся сейчас и у частных лиц и во многих православных храмах Риги, Праги, Монреаля, Оттавы, Лос-Анджелеса, и, как мы уже знаем, во Пскове. Большая настенная фреска с изображением «Троицы» была написана им, в соавторстве с художником Юрием Рыковским, в Троицкой церкви Риги (в Иоанновской церкви – примеч. сост.). Религиозное в творчестве Климова — не случайность. Русскую эмиграцию старого поколения отличала верность Церкви и ее традициям, что проявилось в расцвете за рубежом религиозной философии, богословия, в строительстве православных храмов, в возрождении подлинного иконописания. Климов-иконописец в этом смысле должен быть поставлен в один контекст с «парижской школой» иконописи, представленной начинавшими в те же годы такими замечательными мастерами, как монах Григорий Круг и Леонид Александрович Успенский, автор глубокого фундаментального исследования «Богословие иконы Православной церкви» и других работ на эту тему.

Много лет спустя, осенью 1975 года при православном соборе Петра и Павла в Монреале будет устроена выставка религиозного творчества Климова, из произведений, которые сам Евгений Евгеньевич отберет для показа, как объединенных одной темой. Здесь, рядом с большими иконами из иконостасов окажутся эскизы мозаик на евангельские сюжеты, этюды и рисунки, созданные им в Святой Земле: «Ворота в Иерусалиме», «Ночь в Назарете», «Гробница пророка Захарии», «Катакомбная церковь в Иерусалиме». И тут же — незабвенные, не стирающиеся с годами в памяти образы России, русской церковной жизни — «Звонница Псково-Печерского монастыря», «В монастырской церкви», «Никольская церковь Псково-Печерского монастыря зимой»... Иконопись и живопись для художника — две равнозначные реальности, неотделимые в его творчестве.

Как уже говорилось, в Латвии Евгений Евгеньевич становится реставратором икон. Это обстоятельство во время войны сыграет существенную роль в перемене его судьбы.

* * *

В разносторонней деятельности Е.Е.Климова, В довоенные годы значительное место занимала педагогическая работа. Немало рижан старшего поколения до сих пор сохраняют благодарную память об удивительном преподавателе рисования и истории искусства — сначала в русской Ломоносовской, а потом в Правительственной гимназии Риги. Ученики Евгения Евгеньевича в последние годы собирают материалы его биографии, переписываются с ним, приняли деятельное участие в устроении его выставок в России и Латвии. Незабвенный учитель открыл для них не только мир красоты, но и оказал огромное нравственное влияние. Те, кому посчастливилось у Евгения Евгеньевича учиться, вспоминают его обширные знания, тонкое понимание искусства, высокую культуру, редкостную скромность подлинного интеллигента и то почти забытое сейчас качество, которое один из них назвал и вовсе исчезнувшим у нас из употребления словом: учтивость. «Есть люди, воспоминание о которых очищает душу», — так говорят и пишут о Е.Е.Климове близко его знавшие.

В 1940 году Евгений Евгеньевич был назначен заведующим отделом русской истории рижского Городского музея. Здесь он продолжил свои работы по реставрации икон.

К этому времени будет издано уже девять альбомов литографий, написан целый ряд картин.

В первые же дни оккупации Риги немцы отстраняют Е.Е.Климова от работы в музее. Он возвращается в гимназию и снова учит детей видеть прекрасное, открывает им высоту и мировое значение русского искусства.

В 1944 году, еще во время оккупации немцами Риги, пражский Археологический институт имени Н.П.Кондакова приглашает его на должность реставратора икон. Климов переезжает в Прагу. В институте он осуществляет, в частности, пробную расчистку знаменитого «Cnaca» XV столетия из бывшего собрания коллекционера Солдатенкова, иконы, которая долгое время считалась, хотя и ошибочно, произведением Андрея Рублева. Кто знаком с трудом реставратора — первооткрывателя древних произведений, знают как увлекательна и творчески вдохновенна эта работа, каким громадным интересом откликаются на нее все, кому посчастливилось быть хотя бы свидетелем первых проб, открывающих на маленьком участке поверхности иконы из под коросты, нанесенной временем, потемневшего лака или грубых поздних записей — драгоценную подлинную живопись. Но тогда реставрационная работа окажется для Е.Е.Климова очень недолгой и лишенной того покоя, которого требует этот сосредоточенный и ответственный труд. К Праге стремительно приближался фронт. Институт им.Н.П.Кондакова, обладавший значительными культурными ценностями — научным архивом, рукописями русских писателей и ученых, произведениями искусства, оказался под угрозой гибели и расхищения. «Время, — вспоминает Н. Андреев, работавший здесь вместе с Е. Е. Климовым, — было более чем тревожное. Германцы, предчувствуя конец, делались все более опасными в своем поведении, к тому же появились налеты союзной авиации. Она могла упразднить навеки институт и его коллекции». В этих трудных условиях деятельность института почти полностью свертывается.

* * *

В 1949 году Е.Е.Климов переезжает вместе с семьей в Канаду. И снова неустанная и вдохновенная работа: графика, живопись, иконы. Десятилетия труда... И как когда то в Латвии, здесь ждет его признание. Его имя попадет со временем в справочник «Канадские художники» (1971 г.), где отмечается вклад Климова в искусство этой страны. Здесь, на исходе девятого десятилетия, продолжая трудиться, участвовать в выставках, Евгений Евгеньевич еще не подвел до конца итоги своей творческой деятельности. Список же сделанного им за долгую жизнь весьма внушителен:

Росписи и иконы во многих храмах, двух континентов...

Отреставрированные произведения древнерусского художества...

Тридцать эскизов мозаик...

Семьдесят живописных полотен, множество этюдов...

Двадцать альбомов литографий и цинкографий с видами Изборска, Печер, Риги, Вильны, Праги, Парижа, Цюриха, Берна и иных городов, где в разные годы пришлось, побывать и поработать художнику... Виды канадской провинции Квебек особо выделяла местная пресса, отмечая, что они «посвящены старой, уходящей Канаде, ее непрезентативным уголкам, полным, однако, поэзии».

Триста (!) портретов, выполненных в разные годы и в различной технике, — огромный цикл исключительной историко-культурной ценности, представляющий портретную галерею русских эмигрантов нескольких поколений. Лишь малая часть этих живописных и графических портретов попала в альбом «Поэты и писатели Русского Зарубежья», изданный незадолго до восьмидесятилетнего юбилея Климова. С особой тщательностью и ответственностью Евгений Евгеньевич работал над портретом А.И.Солженицына, выискивая возможность наиболее полно и выразительно передать облик и внутреннюю суть оказавшегося в изгнании великого русского писателя.

Труд Е.Е.Климова увенчался заслуженным успехом. Нигде он не был замолчан или забыт. За долгую жизнь ему пришлось принять участие в коллективных выставках В Риме, Белграде, Копенгагене, Гааге, Лондоне, Торонто. Выразительна география и персональных его выставок: Рига, Прага, Гейзенгейм, Вюрцбург и много раз города Канады: Квебек, Оттава, Олбани, Монреаль. И все же, по свидетельству одного из близких друзей художника, «ему нередко приходилось творить в утомительном одиночестве, в отрыве от художественной среды, при вежливом равнодушии современного общества к тому, на чем нет печати “сенсационности” или “скандала” ».

Евгений Евгеньевич делал все возможное, чтобы его творчество оставило след на Родине, и теперь переданные им в дар работы хранятся во Пскове, в Русском музее в Петербурге, в московском Музее изобразительных искусств имени Пушкина, в Риге.

Но представление об этом подвижнике русской культуры было бы неполным, если не сказать несколько слов о Климове-искусствоведе, преподавателе, пропагандисте в западном мире русского изобразительного искусства. В течение двадцати лет Евгений Евгеньевич читал курс лекций по истории русского искусства в нескольких учебных заведениях американского континента: в Миддельбури-Колледж в Вермонте, В Индианском университете и в университете Квебека. Многочисленные доклады и публичные лекции на те же темы прочитаны им во многих городах Старого и Нового света, главным образом в Канаде, США, Швейцарии, Бельгии и Франции. Свое восьмидесятилетие Евгений Евгеньевич отметит неожиданным по теме докладом «Картины в жизни и творчестве Достоевского», прочитанным в Свято-Серафимовском братстве в Нью-Йорке. И не подумает, несмотря на почтенный возраст, прощаться с этой нелегкой работой. Через семь лет М.В.Салтупе окажется в Торонто и попадет на лекцию своего любимого учителя: «В переполненной аудитории весьма уважаемый 87 летний профессор-искусствовед читал необыкновенно интересно, живо, с большим мастерством рассказывая об искусстве первых веков христианства на Руси».

Е. Е. Климов — автор более 300 публикаций на русском и в переводе на иностранные языки, в зарубежной периодике. Большинство из них посвящено русскому искусству. В это число входит 40 его брошюр, подчас с совершенно неожиданной стороны рассматривающих русскую художественную классику. Так, в 1968 году Е.Е.Климов издал небольшую книжку с несколькими десятками иллюстраций «Русские женщины по изображениям русских художников». Это емкие и выразительные характеристики женских образов в почти тысячелетней художественной традиции России, от иконных и фресковых ктиторских портретов Древней Руси до произведений портретистов XX века. В одной из рецензий на эту брошюру сказано, что «она послужит незаменимым пособием для студентов американских университетов, изучающих русскую культуру и впервые приобщающихся к ценностям русского искусства».

* * *

Итогом многолетней преподавательской и популяризаторской деятельности Климова-искусствоведа стала книга «Русские художники». Она выпущена в 1974 году на русском языке издательством «Путь жизни» при нью-йоркском Свято-Серафимовском братстве. Это более чем скромное, с небольшим количеством черно-белых иллюстраций, малотиражное издание, тепло встреченное Русским Зарубежьем. В отзыве на издание отмечался глубокий и цельный взгляд автора на искусство России, с его склонностью к психологичности, вниманием к человеку, к красоте природы, к истории Отечества, исконной связью с этическими и религиозными идеалами народа. В книге нет каких-либо новых научных открытий, сенсационных концепций. В отточенных и продуманных определениях здесь выражены поколениями выявленные, несомненные особенности творчества русских художников и то, что объединяет их как создателей национальной художественной культуры. Эта высокая простота, умение сказать емко и просто о сложном и привела к мысли издать книгу Евгения Евгеньевича Климова в России для молодого отечественного читателя, открывающего для себя удивительный мир русского искусства. Издание сейчас подготавливается. Хотелось бы, в заключение, процитировать несколько строк, написанных Евгением Евгеньевичем незадолго до смерти в его «Обращении к своим бывшим ученикам» (1988 г.): "Талант сам по себе не есть еще символ прекрасного, а должен быть направлен к высокому и прекрасному... Дело оздоровления искусства состоит не в выдумывании «нового искусства», а в духовном оздоровлении людей, причастных к искусству... Насильственное вытравливание взглядов на искусство как на жертвенное служение вряд ли искоренит лежащую в русском сердце веру в конечную победу светлого начала в творчестве прекрасного... Желаю и вам по мере сил и возможностей развивать в себе любовь к прекрасному, что даст вам часы подлинного счастья. Помоги вам Бог в этом!»