В.Мирский. «Кумирам я похвал не расточал...» (интервью)

Рижская городская русская гимназия (бывшая Ломоносовская) 1919-1935

С профессором Владимиром Мирским * беседует Татьяна Фейгмане

— Владимир Владимирович, сегодня Вы один из самых известных в Латвии специалистов в области русской филологии, почти 30 лет Вы преподавали в Латвийском университете, сейчас ведете курс в Рижской православной духовной семинарии. Почему именно филология стала главным содержанием Вашей жизни?

— Литературу я полюбил еще в детстве. К тому же мне очень повезло на хороших учителей. Учился я сначала в 9-й рижской русской основной школе, а с 1936 по 1941 год— в Рижской правительственной русской гимназии. В то время это была единственная в Риге русская гимназия, в которой работали прекрасные учителя и где царила особая, неповторимая атмосфера. И среди учителей, и среди учащихся были сильны патриотические настроения. Россия для нас была символом всего прекрасного. Говоря об этом, вспоминаю слова Пушкина, обращенные к лицеистам:

Друзья мои, нам целый мир чужбина

Отечество нам Царское село.

Для нас этим Царским селом была вся Россия. И это сыграло немаловажную роль в том, что всю свою жизнь я посвятил русской литературе и русскому народному творчеству. Но одновременно я хотел бы подчеркнуть, что школа привила нам любовь и к латышскому языку и культуре. Например, я, уже будучи гимназистом, начал переводить стихи Райниса и Аспазии.

— Если я Вас правильно поняла, то вся Ваша жизнь связана с Ригой?

— Нет, я родился в Одессе в 1920 году. Отец мой был капитаном, участвовал в первой мировой войне, затем в белом движении. Вскоре после моего рождения родители нелегально покинули советскую Россию и оказались в Польше. Но, к несчастью, отец вскоре умер, матушка моя осталась одна, без какой-либо поддержки, не зная языка... Через некоторое время выяснилось и то, что в Вильно (Вильнюсе), где мы обосновались и который тогда был польским городом, нет школы с русским языком обучения. Там была лишь женская русская гимназия. Тогда моя мама решилась на отчаянный шаг. Собрав два чемодана, на свой страх и риск мы отправились в Латвию. Но когда приехали, а это был 1929 год, то оказалось, что нас здесь совсем не ждут. Нас стали кидать от одной границы к другой: от латышей к полякам и наоборот. Так продолжалось, пока не нашелся один добрый старичок-латыш, согласившийся нас приютить. Когда мы наконец приехали в Ригу, то мама после всего пережитого попала в больницу, где пролежала почти год. Я же поначалу оказался в приюте, потом жил у разных людей. Можно сказать, что детство мое прошло почти как у Горького — по чужим людям. Да и в школу я начал ходить только в возрасте 10 лет. Но, несмотря на трудности бытия, моим самым большим увлечением было чтение.

Помню, как жил у одной старушки. Она ложилась рано, а я при свете коптилки без разбору читал книги, которые брал в задвинской библиотеке. Наверное, к годам 15 я прочитал все основное из того, что есть в мировой литературе. Еще будучи гимназистом, я знал, что займусь филологией.

— И сомнений не возникало?

— Нет. И о выборе своем я не жалею. С учениками и студентами у меня всегда был контакт. Я старался донести до них что-то новое, интересное, то, чего нет в учебниках. Очень многое мне, как специалисту и человеку, дали поездки по России. Неизгладимый след оставили экспедиции, организованные московским профессором Анной Михайловной Новиковой, у которой мне посчастливилось быть аспирантом. Это была удивительная женщина, посвятившая себя изучению русского народного творчества. И потом, когда я уже стал преподавателем Латвийского университета, я вместе со своими студентами побывал во многих уголках России, связанных с именами известных деятелей культуры. В ходе этих поездок нам удалось записать множество народных песен, в том числе и песни Арины Родионовны, те, которые она напевала маленькому Пушкину. Посещая места, связанные с именами великих деятелей русской культуры, мы узнали много интересного из их жизни. Например, побывав в Тарханах, я существенно изменил свое представление о близких Лермонтова. До сих пор не могу забыть, как мы со студентами были на небольшом кладбище в волжском селе Боконце- во, где покоится мать Некрасова, которой поэт посвятил такие удивительные строки:

Повидайся со мною, родимая,

Появись легкой тенью на миг.

Всю ты жизнь прожила нелюбимая,

Всю ты жизнь прожила для других.

Помню, как одна из моих студенток нарвала полевых цветов и положила их на могилу. Я тогда подумал: слава тебе, Господи, видно, все-таки мне удалось посеять добрые семена. И не ошибся. Впоследствии эта студентка стала доцентом на кафедре русского языка. Так что доброе семя взошло благими цветами, и я рад, что очень многие из моих учеников работают по избранной ими специальности, преподают русский язык, литературу, собирают русский фольклор.

— Наверное, в ходе этих поездок у Вас была возможность ближе познакомиться с жизнью народа, познать его душу?

— Несомненно. Если, например, в райкомах царил абсолютный атеизм, то в народе, в особенности среди простых женщин, можно было встретить много глубоко верующих людей. Мне приходилось встречать крестьянок, которые ради того, чтобы попасть в храм, преодолевали путь в 10-12 верст, вставали в пять или даже в три часа утра, чтобы поспеть к литургии. Если все-таки они не могли попасть в церковь, то собирались в чьей-нибудь избе, ставили общую свечку и молились. Вот на этом, по-моему, и стоит Россия. Вера — это гарант ее возрождения. Думаю, что восстановление храма Христа Спасителя станет символом религиозного пробуждения народа.

— Видимо, поэтому именно духовные мотивы более всего привлекают Вас в русской литературе?

— Да. И я убежден в необходимости курса Христианство и литература или, точнее, — Русская литература в православном аспекте. Почему? Потому, что на протяжении 70 лет русскую литературу пытались читать лишь с позиций классовой борьбы, порождавшей ненависть. Русскую литературу пытались представить как атеистическую. А ведь в ее основе лежит духовное начало.

— Насколько мне известно, Вы не только знаток русской литературы, но и сами пишете стихи, проникнутые глубокой верой. В 1991 году вышел ваш сборник стихов «О вере, России, душе». Когда Вы начали писать стихи, и что побуждает Вас к творчеству?

— Писать стихи я начал в 15 лет, когда еще учился в основной школе. Учителем литературы у нас была Нина Онуфриевна Орлова. Удивительно интересный человек, она была знакома со многими деятелями культуры, переписывалась с Буниным и первая под держала меня, послав в Америку мое стихотворение о сочельнике, которое было опубликовано там в одной из русских газет. Я никогда не писал по заказу. Писал лишь тогда, когда сердце было переполнено. Кумирам я похвал не расточал... К перу прибегал лишь в исключительных случаях. Вообще я считаю, что каждый студент-филолог должен уметь писать стихи. Это не значит, что он должен стать поэтом.

Сборник мой, конечно, поздний и издан исключительно благодаря Сереженьке Журавлеву, моему бывшему студенту. Я счастлив, что имею сборник, в который вошли 60 моих стихотворений. Всего же мною написано около 600...

— Случайно ли, что Ваш сборник проиллюстрирован работами рижского русского художника Е.Е.Климова?

— Евгений Евгеньевич Климов, известный в довоенной Латвии художник, преподавал нам в гимназии рисование и историю искусств. Его уроки оказали на меня большое влияние, научили понимать и ценить искусство. Судьба сложилась так, что Евгений Евгеньевич в конце войны покинул родину и долгие годы провел в Канаде, где и скончался в 1990 году. Но творчество этого художника всегда было проникнуто духом русскости. И я рад, что мой сборник стихов проиллюстрирован работами человека, которого я знал и любил и чье творчество созвучно с моим.

— Будучи человеком, связанным с русской культурой, как Вы оцениваете нынешнее ее состояние здесь, в Латвии, какими видите ее перспективы?

— Думаю, что сегодня о русских в Латвии нельзя говорить как о единой общности. К сожалению, среди русских нет согласия. Возникло много разных обществ, но почему-то между ними постоянно происходят какие-то стычки, когда надо бы было объединиться в общем устремлении к сохранению своей культуры. Мне кажется, что в 30-е годы местное общество было более единым. Тогда оно держалось на трех столпах: церкви, школе и Русском просветительском обществе. Ведь я, например, не имел средств для того, чтобы учиться в гимназии, но получил эту возможность благодаря тому, что мое обучение оплачивал фонд архиепископа Иоанна, злодейски убитого в 1934 году. Но мне все же кажется, что нынешнее положение в русском обществе — это детская болезнь, которой, видимо, надо переболеть, чтобы с новыми силами отдаться делу сохранения и приумножения русского культурного богатства. И еще — я глубоко убежден, что живущие в Латвии русские люди должны знать не только русскую, но и латышскую культуру.

Газета “Диена”, 17 июня 1995 г.

_________________________________

* В.В.Мирский (1920 —1998)— выпускник 1941 г.

Уникальная фотография

Рижская городская русская гимназия (бывшая Ломоносовская) 1919-1935

В.Мирский. «Кумирам я похвал не расточал...» (интервью)

Содержание