Авторы

Юрий Абызов
Виктор Авотиньш
Юрий Алексеев
Юлия Александрова
Мая Алтементе
Татьяна Амосова
Татьяна Андрианова
Анна Аркатова, Валерий Блюменкранц
П. Архипов
Татьяна Аршавская
Михаил Афремович
Вера Бартошевская
Василий Барановский
Всеволод Биркенфельд
Марина Блументаль
Валерий Блюменкранц
Александр Богданов
Надежда Бойко (Россия)
Катерина Борщова
Мария Булгакова
Ираида Бундина (Россия)
Янис Ванагс
Игорь Ватолин
Тамара Величковская
Тамара Вересова (Россия)
Светлана Видякина, Леонид Ленц
Светлана Видякина
Винтра Вилцане
Татьяна Власова
Владимир Волков
Валерий Вольт
Гарри Гайлит
Константин Гайворонский
Константин Гайворонский, Павел Кириллов
Ефим Гаммер (Израиль)
Александр Гапоненко
Анжела Гаспарян
Алла Гдалина
Елена Гедьюне
Александр Генис (США)
Андрей Германис
Андрей Герич (США)
Александр Гильман
Андрей Голиков
Юрий Голубев
Борис Голубев
Антон Городницкий
Виктор Грецов
Виктор Грибков-Майский (Россия)
Генрих Гроссен (Швейцария)
Анна Груздева
Борис Грундульс
Александр Гурин
Виктор Гущин
Владимир Дедков
Надежда Дёмина
Оксана Дементьева
Таисия Джолли (США)
Илья Дименштейн
Роальд Добровенский
Оксана Донич
Ольга Дорофеева
Ирина Евсикова (США)
Евгения Жиглевич (США)
Людмила Жилвинская
Юрий Жолкевич
Ксения Загоровская
Евгения Зайцева
Игорь Закке
Татьяна Зандерсон
Борис Инфантьев
Владимир Иванов
Александр Ивановский
Алексей Ивлев
Надежда Ильянок
Алексей Ионов (США)
Николай Кабанов
Константин Казаков
Имант Калниньш
Ария Карпова
Ирина Карклиня-Гофт
Валерий Карпушкин
Людмила Кёлер (США)
Тина Кемпеле
Евгений Климов (Канада)
Светлана Ковальчук
Юлия Козлова
Татьяна Колосова
Андрей Колесников (Россия)
Марина Костенецкая
Марина Костенецкая, Георг Стражнов
Нина Лапидус
Расма Лаце
Наталья Лебедева
Натан Левин (Россия)
Димитрий Левицкий (США)
Ираида Легкая (США)
Фантин Лоюк
Сергей Мазур
Александр Малнач
Дмитрий Март
Рута Марьяш
Рута Марьяш, Эдуард Айварс
Игорь Мейден
Агнесе Мейре
Маргарита Миллер
Владимир Мирский
Мирослав Митрофанов
Марина Михайлец
Денис Mицкевич (США)
Кирилл Мункевич
Сергей Николаев
Тамара Никифорова
Николай Никулин
Виктор Новиков
Людмила Нукневич
Константин Обозный
Григорий Островский
Ина Ошкая, Элина Чуянова
Ина Ошкая
Татьяна Павеле
Ольга Павук
Вера Панченко
Наталия Пассит (Литва)
Олег Пелевин
Галина Петрова-Матиса
Валентина Петрова, Валерий Потапов
Гунар Пиесис
Пётр Пильский
Виктор Подлубный
Ростислав Полчанинов (США)
А. Преображенская, А. Одинцова
Анастасия Преображенская
Людмила Прибыльская
Артур Приедитис
Валентина Прудникова
Борис Равдин
Анатолий Ракитянский
Глеб Рар (ФРГ)
Владимир Решетов
Анжела Ржищева
Валерий Ройтман
Яна Рубинчик
Ксения Рудзите, Инна Перконе
Ирина Сабурова (ФРГ)
Елена Савина (Покровская)
Кристина Садовская
Маргарита Салтупе
Валерий Самохвалов
Сергей Сахаров
Наталья Севидова
Андрей Седых (США)
Валерий Сергеев (Россия)
Сергей Сидяков
Наталия Синайская (Бельгия)
Валентина Синкевич (США)
Елена Слюсарева
Григорий Смирин
Кирилл Соклаков
Георг Стражнов
Георг Стражнов, Ирина Погребицкая
Александр Стрижёв (Россия)
Татьяна Сута
Георгий Тайлов
Никанор Трубецкой
Альфред Тульчинский (США)
Лидия Тынянова
Сергей Тыщенко
Михаил Тюрин
Павел Тюрин
Нил Ушаков
Татьяна Фейгмане
Надежда Фелдман-Кравченок
Людмила Флам (США)
Лазарь Флейшман (США)
Елена Францман
Владимир Френкель (Израиль)
Светлана Хаенко
Инна Харланова
Георгий Целмс (Россия)
Сергей Цоя
Ирина Чайковская
Алексей Чертков
Евграф Чешихин
Сергей Чухин
Элина Чуянова
Андрей Шаврей
Николай Шалин
Владимир Шестаков
Валдемар Эйхенбаум
Абик Элкин
Фёдор Эрн
Александра Яковлева

Уникальная фотография

Русские военнопленные в Лиепае,1915 год

Русские военнопленные в Лиепае,1915 год

Баржа на Оби

Тамара Никифорова

ВЕРА

В архивной справке (Исторический архив Латвийской ССР) есть датированная 1923 годом запись о том, что Стахий Дмитриевич Никифоров состоит в браке с Нагорной Верой Константиновной...

Отец был однолюб, и наверное был прав Илья Иванович Бобров, когда категорически восстал против замужества любимой своей дочери Шурочки, узнав, что ее избранником стал Стахий Дмитриевич. Все родные и близкие знали о его трагической, не угасавшей с годами любви...

... Гражданская война в 1918-1919 годах достигла пика своей кровавой прожорливости - к огромным потерям на полях сражений добавилась новая напасть - тиф, который, не выбирая жертвы по их политической принадлежности, косил всех - как красных, так и белых. С обеих сторон ежедневно погибали сотни, тысячи, десятки тысяч молодых и совсем еще недавно здоровых людей.

Свалился в тифозной горячке и белогвардейский офицер-артиллерист Стахий Никифоров и, потеряв сознание, оказался в одном из тифозных бараков. Казалось, что черный ангел уже коснулся его своим крылом, но крепкий, закаленный невзгодами молодой организм помог молодому капитану отбиться от него. Молодая жизнь очень хотела победить, и ее настойчивость заставила Стахия Дмитриевича придти в себя. В первые минуты он не мог понять, где находится. К его постели подошел полковой доктор, внимательно осмотрел больного и поздравил с возвращением в жизнь. Затем врач ненадолго отлучился и вернулся в сопровождении сестры милосердия. Густые, непослушные, пепельного цвета волосы выбивались из-под форменной косынки хрупкой девушки. Огромные серо-зеленые глаза смотрели на больного с ласковым участием и состраданием. Доктор скупо представил ее: "Вот познакомьтесь... Этой барышне вы обязаны своей жизнью...", - и не сказав больше ничего, вышел. В первые минуты Стахий Дмитриевич ничего не понимал, только почему-то вдруг сильно забилось сердце. "Что это? чудо? видение? Но ведь чудес не бывает!.." - пронеслось в его сознании. А сестрица, улыбнувшись и с нежностью посмотрев на него, произнесла: "Я - Вера", - и, наклонившись, осторожно поднесла к губам больного офицера чашку с водой. От волнения у нее дрожали руки.

Так, мгновенно, среди стонов больных, часто предсмертных, страданий и плача, окопной грязи и вшей тифозного барака неожиданно вспыхнула и мгновенно возгорелась горячая взаимная любовь двух молодых и чистых людей.

Стахий Дмитриевич начал быстро поправляться, а Вера каждую свободную от адских госпитальных забот минуту проводила у его койки. Пришел день, когда молодой капитан впервые поднялся с постели, начал ходить и, наконец, исхудавший до неузнаваемости, еще слабый, но уже вырвавшийся из клешней болезни, вышел из вонючего барака на свежий воздух, на дневной свет.

Молодые люди уже не могли жить друг без друга, ничто не могло остановить, удержать их все возрастающую любовь. Весь МИР для Стахия Дмитриевича сосредоточился теперь в этих внимательных и любящих серо-зеленых глазах, ласковом голосе и хрупкой фигурке. Чувство, непонятно где родившееся и исходящее откуда-то изнутри, продолжало расти, все остальное застилал мягкий, теплый туман.

Но война, жестокая и беспощадная, продолжала бушевать, и наступил день, когда капитану Никифорову Стахию Дмитриевичу снова надо было занять свое место в строю на фронте. Вера осталась ухаживать за тифозными больными.

Беда пришла, как всегда, нежданно и незаметно: однажды Вера сильно простудилась, но до последнего держалась и продолжала ухаживать за больными. Закончилось все это жесточайшим воспалением легких, и девушка сама вынуждена была лечь на больничную койку. Болела она долго и тяжело, имеющиеся в госпитале лекарства помогали плохо, а главное ее лекарство - любимый Стасик в это время находился далеко: шла война, и он выполнял свой долг перед Отечеством. Наконец, Вере удалось подняться, но полностью поправиться не удавалось - ее мучили высокая температура, кашель, от которого она часто задыхалась, появилась подозрительная для врачей потливость, которая дала повод предположить, что верино воспаление легких перешло в туберкулез, который тогда называли чахоткой. Узнав об этом, взволнованный Стахий Дмитриевич выпросил у командования краткосрочный отпуск и через все фронты и бездорожья вывез изнемогавшую и вконец обессилевшую Верочку в Крым. Там нашел и снял у порядочной женщины комнату и даже купил козу, надеясь на то, что Вера сможет поправиться, если регулярно будет пить свежее козье молоко. Но краткосрочный отпуск потому и называется краткосрочным, что очень быстро заканчивается. Стахий Дмитриевичу надо было возвращаться на фронт.

Благодатный крымский воздух, покой и, возможно, козье молоко, так хорошо помогавшее, может быть, даже не столько своими биологическими достоинствами, сколько постоянным напоминанием о заботе самого близкого человека, помогли Верочке подняться, она почувствовала себя намного лучше. Но теперь ее душило одиночество, разлука с любимым, и она, к сожалению, не долечившись и не задумываясь о последствиях болезни, бросила все и поехала к нему. Однако затяжная болезнь сделала ее несколько капризной, нервной и упрямой, и это стало неприятным довеском ко всем тем трудностям, которые сопутствовали молодым в условиях фронтовой жизни. А конца войне еще не было видно. Надо было искать какой-то выход. И тогда молодой полковник (да, уже полковник!) Никифоров снова обращается к начальству с просьбой предоставить ему краткосрочный отпуск. Он решил отвезти жену в Ригу, к своим родителям, только что вернувшимся из Гатчины. Какими путями и дорогами молодые добирались до Риги, неизвестно, скорее всего - морем до Константинополя, затем через всю Европу - до Латвии.

Стахий Дмитриевич не был в Риге уже более шести лет, с 1913 года. Война и ее родные сестры - разруха, голод и появление в городе незнакомой категории общества очень изменили Ригу. В родном доме тоже было много нового, неизменным оставалось лишь постоянное безденежье. Именье Шваанензее в Икшкиле было давно заложено-перезаложено... Да и родители, с трудом пережившие голод и холод зимы 1917-1918 года в Гатчине, были уже не те: отец, страдавший болезнью почек еще со времен русско-японской войны, часто недомогал. К тому же он никак не мог найти в себе силы умерить пристрастие к зеленому змию. Бабушка Мария Арсентьевна, которой было уже довольно за семьдесят, редко выходила из своих покоев. Не было никаких известий от сестры Лидии Дмитриевны, которая еще в 1917-м следом за мужем Мишей Малиновским, окончившим ту же Гатчинскую военно-авиационную школу, в которой учился и Стахий Дмитриевич, уехала в Баку, где давно уже была установлена советская власть. Младшая сестра Зинаида Дмитриевна вернулась в родной дом почти одновременно со Стахием Дмитриевичем, и не одна, а с новорожденной дочкой, которую скоро крестили, назвав Галиной. Стахий Дмитриевич стал ей крестным отцом. Мария Иоганновна внучке очень обрадовалась и отдавала ей много своего душевного добра.

Стахий Дмитриевич с женой поселились в комнатке, где когда-то жили его сестры. Но отпуск заканчивался, надо было срочно, любыми путями возвращаться в Крым - последний оплот русской Белой армии, которую к тому времени возглавил генерал барон П. Н. Врангель. Близился завершающий, трагический аккорд Гражданской войны в России.

Полковник Никифоров прекрасно понимал, что Верочке будет очень непросто привыкнуть к его дому и его близким. Но отвезти жену в Петроград, где жила ее мама, уже не было возможности: столица Империи стала столицей Советской России, где деникинского полковника вряд ли приняли бы дружелюбно.

Верочка осталась. Ее свекровь, добрая, умная, сама так много пережившая, отнеслась к жене своего любимого сына со всей заботливостью и предупредительностью, стараясь укрепить ее здоровье, отвлечь от тяжелых мыслей, забот и волнений, которых и у самой было предостаточно. Ну, а Вере оставалось только ждать и надеяться на скорейшее возвращение мужа. Маленький человечек, живший рядом с нею - племянница Галочка - своими немудреными шалостями, детской непосредственностью и привязанностью к тете Вере скрадывала ее одиночество. К сожалению, Галочкина мама Зинаида Дмитриевна относилась к дружбе молодой тетушки и ее племянницы с заметной ревностью, тревожась, вероятно, за здоровье дочки ("ведь у Веры чахотка, а она заразна!"), и была очень недовольна когда Вера брала ребенка на руки или долго играла с ним.

Шло время, и поздней осенью 1920 года на пороге родного дома появился Стахий Дмитриевич...

* * *

Прошло семнадцать лет с того дня, 22 августа 1923 года, когда не стало Веры, скончавшейся от безжалостной чахотки...

Лето 1940 года, я сижу на солнечной веранде нашего дачного дома. Увлеченная чтением, не заметила, как ко мне подошел отец. Он был более обычного задумчив и грустен. Сел рядом, обнял меня - тоже не как всегда. Я вдруг поняла, что он хочет сказать (или рассказать) что-то для него особенно важное и серьезное. Отложив книгу, я тихо ждала...

Папа неторопливо расстегнул пиджак и вынул из внутреннего кармана изрядно потертый кожаный бумажник. Достав из него сложенный вчетверо желтоватый от времени листок, развернул его и положил передо мной. Я стала читать: это был аттестат об окончании Смольного института благородных девиц, выданный на имя Веры Константиновны Нагорной. Под заголовком и вводной частью следовали названия учебных дисциплин, изучавшихся воспитанницей, и оценка ее знаний. Преобладали пятерки, иногда с минусом. Я читала аттестат и думала о том, как отцу удалось его сохранить и проносить столько времени у своего сердца. А папа молчал. Потом обратился ко мне: "Видишь, как она училась, я бы хотел, чтобы ты во всем была похожа на Веру". Сначала эти слова показались мне странными: у отца вроде бы не могло быть претензий к моим оценкам в школе, но потом я все поняла. Поняла, что он всю свою жизнь пронес в себе любовь к этой женщине. Поняла и то, что мама знала о той ране, которая всегда болела в душе любимого ею мужа и старалась всеми своими силами умалить эту боль...

* * *

У меня хранится фотография, сделанная, вероятно, во второй половине двадцатых годов: отец в черном сюртуке одиноко сидит на скамье возле могилы своей Веры.

Я бы назвала эту фотографию "Одиночество".

Так оно и было. Только мы, дети, тогда не могли этого ни знать, ни понять...