Каждый народ в процессе своего исторического развития создает свойственную только ему одному культуру, в которой находят отражение его мировоззрение, мудрость и эстетические идеалы. Понятие народной культуры чрезвычайно многогранно и охватывает самые разнообразные стороны жизни народа. Составной частью народной культуры является повседневная бытовая культура. В ее многообразных формах, как-то: сельскохозяйственных орудиях, жилище и домашнем убранстве, одежде, пище и утвари — находят воплощение материальные и духовные потребности, а также художественные вкусы широких народных масс. Бытовая культура — это подлинно народная культура, демократичная по своей сути и социальной природе. Вместе с тем материальная культура отражает и особенности этнической истории народа, что делает ее глубоко национальной как по содержанию, так и по форме. Национальное своеобразие культуры наряду с языком, таким образом, служит тем критерием, по которому разграничиваются этнические общности.
Поскольку задача советской этнографической науки состоит в изучении этнических черт народов, то естественно, что основное внимание этнографов направлено на исследование традиционной бытовой культуры и в первую очередь тех ее компонентов, которые этнически маркированы наиболее ярко. Актуальность таких исследований этнокультурного развития народов нашей страны определяется не только необходимостью более глубокого познания их исторического прошлого, но и возможностью использования полученных знаний в практических целях. С этой точки зрения интерес представляет изучение не только целых этнических общностей, но и более мелких единиц, каковыми являются, например, отдельные этнографические или национальные группы. Такой подход позволяет вскрыть общие закономерности этнокультурного процесса, •охватывающего не только отдельную группу, но и всю этническую общность в целом. Иными словами, с изучением отдельных мелких этнических единиц возрастает возможность научных обобщений.
В данной работе объектом исследования служит русское население восточной Латвии, или Латгале, для которого названная историко-этнографическая область является основным районом его концентрации в Латвии. Русское население этого района пришлое, в силу различных исторических и социально-экономических причин покинувшее свою родину несколько веков назад. Русские пришельцы были выходцами из различных областей Русского государства и своим языком, религией, материальной и духовной культурой отличались от коренного латышского населения. Избрание русских старожилов, самой крупной по численности группы пришлого населения Латгале, в качестве объекта этнографического изучения обусловлено рядом причин.
Русские пришельцы живут на территории Латвии совместно с латышским народом более двухсот лет. История их поселений стала частью общей истории Латвии. Поэтому понять культуру и быт совместно проживающих народов можно только с учетом культуры каждого из них. Но решающим фактором при выборе русских старожилов в качестве объекта изучения явилась, пожалуй, необычность их судьбы, во многом определявшаяся исповедуемой ими религией. Большую часть русского населения Латгале составляли пришельцы, которые причисляли себя к старообрядцам, т. е. к последователям религии, сыгравшей особую роль в жизни верующих. Эта религия более, чем какая-либо другая, стремилась оградить своих приверженцев от общения с внешним миром, боясь допустить проникновения в их быт, культуру каких- либо новшеств. Мир, как проповедовала старообрядческая церковь, нечист, греховен, так как в нем действует антихрист, а посему всякий контакт с ним сопряжен с опасностью осквернения души и тела верующего. Пытаясь сохранить «в чистоте» не только свои религиозные воззрения, но и весь жизненный уклад, традиционную культуру, последователи этой религии старались селиться изолированно от местного населения, в глухих лесистых местах,, в результате чего они оказались в течение сравнительно длительного периода времени в условиях естественной и искусственной изоляции. Самоизоляция старообрядцев, которая в условиях феодализма была вполне достижимой, существенно сказалась на их быте, культуре. Эти стороны жизни оказались как бы законсервированными, огражденными от внешних воздействий, вследствие чего старообрядцы дольше, чем, например, православные русские- крестьяне на их родине, сохраняли свои исконные, традиционные формы культуры. У них, говоря словами журналиста В. Пескова,, долгое время как «в живом музее» сохранялось все самобытное, архаичное (1).
Однако по мере развития товарно-денежных отношений и усиления подвижности населения, в особенности после смены феодальной формации капиталистической, русское старожильческое население Латгале постепенно втягивалось в неземледельческую деятельность, работало в городах на фабриках и заводах, на различных строительных объектах и т. д. В результате этого процесса в старых формах традиций и быта стали появляться новые черты, разрушалась духовная замкнутость. В социальном самосознании, на которое ранее сильное влияние оказывала религия, все большее значение приобретали классовые интересы, т. е. интересы трудящегося крестьянства и рабочих, составлявших подавляющее большинство русского населения Латгале. Совместно с латышским народом русские Латгале принимали активное участие в революционном движении 1905—1907 гг., боролись за установление Советской власти на территории Латвии в 1917—1919 гг. Памятником сопротивления оккупантам в годы Великой Отечественной войны осталась расстрелянная и сожженная фашистами деревня Ауд- рини, население которой составляли преимущественно русские старожилы.
Тема данной работы является частью большой этнографической проблемы, касающейся путей этнокультурного развития отдельных национальных групп, отколовшихся от своего этнического массива и попавших в окружение инонациональной среды. Нами была поставлена задача проследить за ходом развития лишь одной области культуры — материальной, традиционное содержание которой составляют такие ее компоненты, как жилище, одежда, пища, агрокультура и связанные с нею орудия труда.
Возможным вариантом этнокультурного развития русских пришельцев в сложившейся для них ситуации в Латвии могли быть утрата ими унаследованного от предков культурно-бытового комплекса и переход к культуре окружавшего их латышского населения, которое превосходило их по численности и стояло на высокой ступени культурного развития.
Для того чтобы определить характер изменений, происходивших в материальной культуре русских пришельцев в новых для них условиях существования, в данной работе предстояло выяснить прежде всего этническое своеобразие изначальных форм их материальной культуры, установить, удалось ли ей адаптироваться к новой ситуации и сохранить свою специфику или же она как этнодифференцирующий признак была утрачена, что являлось бы уже одним из свидетельств происшедшего в среде русских старожилов определенного этнического процесса.
При исследовании рассматриваемых вопросов мы столкнулись с необходимостью выяснения и такой проблемы, как соотношение национального и инонационального в бытовой культуре русского населения Латгале, что обусловливалось фактом его длительного проживания в иноэтнической среде. Наряду с этим мы стремились также проверить правильность сделанного нами на основании исторической документации и литературы вывода относительно территориального происхождения основной массы пришельцев на этнографическом материале.
Реализация поставленной задачи потребовала решения ряда вопросов чисто исторического характера, не связанных прямо с условиями этнокультурного развития пришельцев: откуда прибыли пришельцы, когда, в каком количестве поселились они в Латгале, что, в свою очередь, потребовало изучения истории раскола русской церкви и других связанных с ним вопросов. Установив, откуда родом были пришельцы в Латгале, мы получали ценный источник для суждения о первоначальном быте этой группы русского населения, истоках его материальной культуры, народных обычаях и обрядах.
Вполне очевидно также, что рассмотрение вопросов, связанных' с развитием культуры, невозможно без изучения экономических факторов, определяющих характер и закономерности этого процесса. Данное обстоятельство потребовало исследования экономического положения русских крестьян и их хозяйственного уклада начиная с момента их поселения в Латгале, входившей до 1772 г. в состав Речи Посполитой, и до начала XX в. Особо выделяется в работе период второй половины XIX — начала XX в., когда утверждение капиталистических отношений в Латгале, которая к тому времени входила уже в Витебскую губернию Российского государства, покончило с изоляцией русских крестьян и положило Начало проникновению в их замкнутый быт новых веяний.
Поставленные задачи определили хронологические рамки работы. Беря за основу явления быта, культуры второй половины XIX — начала XX в., мы шли ретроспективным путем, сколько могли, в глубь веков, к истокам явлений, с целью получения исходного материала как для суждения об эволюции материальной культуры русских крестьян Латгале, так и для выяснения их территориального происхождения.
Значительное место в работе отводилось лексике, бытовой терминологии, так как эти данные оказывались весьма ценным и часто единственным источником, по которому можно было отыскать следы уже исчезнувших из быта явлений и судить об их происхождении. Но для нас имело значение лишь установление ареала тех или иных названий, терминов, а не их этимология. К выяснению происхождения названий мы обращались преимущественно в тех случаях, когда это помогало уяснить генезис отдельных элементов культуры, а также когда названия имели балтийское происхождение, т. е. являлись заимствованиями из литовского или латышского языков (такие слова языковеды называют балтизмами). В этих вопросах мы опирались прежде всего на работы таких крупных языковедов, как М. Фасмер и А. Г. Преображенский. Использована также новейшая работа Ю. А. Лаучюте (2) . Одиако следует иметь в виду, что Ю. А. Лаучюте несколько преувеличивает, как это отмечено специалистами (3), степень проникновения балтизмов в славянские языки, относя многие подлинно славянские слова или слова, заимствованные из других языков, к балтизмам.
Надо отметить также, что наличие в говоре русских старожилов Латгале балтизмов не есть результат их прямых контактов с латышами или литовцами. Большинство из них являются составной частью словарного запаса, вынесенного ими с родины, о чем свидетельствует давнее распространение одних и тех же балтизмов в языке их предков, населения западно-русского региона и многих других районов Русского государства, Белоруссии, частично Польши.
Данная работа представляет собой очерк, в котором исторический материал дополняется этнографическим, и наоборот, создавая в своем единстве, как мы надеемся, достаточно полную картину истории, занятий, быта и культуры русского населения, живущего в соседстве с латышским на территории Латгале.
При написании работы использован широкий круг материалов: историческая, этнографическая литература, архивные документы, извлеченные из фондов ЦГИА СССР, ЦГИА ЛатвССР, ЦГИА БССР, ЦГИА ЭССР и ЦГАДА СССР; материалы, собранные в ходе экспедиционных поездок, предпринимавшихся в течение 50— 80-х гг. в Латгале, на Псковщину и в другие области РСФСР. Основополагающими при разработке рассматриваемых вопросов являлись работы классиков марксизма-ленинизма, в особенности работы В. И. Ленина.
Следует заметить, что ни один из рассматриваемых в работе вопросов до последнего времени не нашел достаточно полного освещения в этнографической литературе, хотя поселение в Латгале среди коренного латышского населения представителей новой этнической общности привлекало внимание исследователей уже давно. Этот интерес вызвал появление в конце XIX — начале XX в. сравнительно большого количества статей, сообщений, посвященных различным вопросам жизни и быта русских пришельцев как Латгале (тогда Витебская губ.), так и всего Северо- Западного края, к которому принадлежала Витебская губерния. Однако все эти публикации не имеют под собой достаточной документальной базы, часто противоречивы и не дают исчерпывающего ответа ни на один из интересующих нас вопросов.
Правда, в последнее время своеобразие положения и развития русских старожилов (старообрядцев) Латгале и других регионов нашей страны, а также живущих за рубежом стало привлекать внимание большого круга исследователей, и не только этнографов, но и историков, философов, языковедов. Так, в Польше опубликованы работы Е. Иванца (4)  и И. Грек-Пабисовой (5) , в Эстонии — Е. Рихтер (6)  и др. Эти работы имеют непосредственное отношение и к Латвии, так как русские старообрядцы указанных районов имели между собой тесные связи и часто переходили жить из одного региона в другой. Состоянию старообрядческой церкви в буржуазной Латвии посвящен сборник документов, составленный 3. Балевицем (7), религиозные воззрения старообрядцев Латгале освещены А. А. Подмазовым (8). В изучении говоров русских пришельцев много сделано латвийскими языковедами М. Ф. Семеновой, А. И. Синицей, В. Н. Немченко, М. А. Новгородовым и др. (9) , фольклор изучали И. Д. Фридрих, Т. С. Макашина (10) . Работ этнографического характера, посвященных русскому старожильческому населению Латвии, не считая ряда отдельных статей, до сих пор нет.
В заключение необходимо обратить внимание читателя на используемые в работе названия административно-территориальных единиц и местностей Латгале. В данной монографии использовано административно-территориальное деление Латгале по состоянию на 1906 г. с написанием названий волостей и уездов на русском языке в транскрипции того времени (11). В конце работы приведен список названий волостей на русском и латышском языках. Написание латышских названий дано по картам 1891 и 1911 гг., составленным М. Силинем. Административно-территориальное деление на этих картах идентично списку волостей в публикации А. П. Сапунова. Написание названий отдельных населенных пунктов, имений дается по источнику.

---

1     Песков В. Таежный тупик. — Комсомольская правда, 1982, № 236, с. 4.
2     Лаучюте Ю. А. Словарь балтизмов в славянских языках. Л., 1982. 212 с.
3     Urbutis V. Slavq kalbij pseudobaltizmai. — Baltistica, Vilnius, 1984, t. 20, d. 1, p. 30—39; Urbutis V. Лаучюте Ю. А. Словарь балтизмов в славянских языках (рецензия). — Ibid., 1984, t. 20, d. 2, p. 184—191.
4    Iwaniec Е. Z dziejow staroobrzgdowcow па ziemiach Polskich XVII—XX w. Warszawa, 1977. 295 s.
5    Grek-Pabisowa I. Rosyjska gwara starowiercow w wojewodztwach olsztyn-skim i bialostockim. Wroclaw, 1968, 199 s.; Grek-Pabisowa /., Maryniakowa I. Slownik gwary starowiercow mieszkj^cych w Polsce. Wroclaw, 1980. 405 s.
6    Рихтер E. Русское население Западного Причудья (Очерки истории материальной и духовной культуры). Таллин, 1976. 292 с.
7    Балевиц 3. Старообрядчество в Латвии без прикрас. 1920—1940. Сборник документов. Р., 1961. 163 с.
8    Подмазов А. А. Старообрядчество в Латвии. Р., 1970. 112 с.; Он же. Церковь без священства. Р., 1973. 168 с.
9    Из многих работ, опубликованных названными авторами, укажем на книгу: Немченко В. Н., Синица А. И., Мурникова Т. Ф. Материалы для словаря русских старожильческих говоров Прибалтики / Под ред. М. Ф. Семеновой. — Учен. зап. ЛГУ им. П. Стучки, Р., 1963, т. 51, с. 1—362.
10    Русский фольклор в Латвии. Песни, обряды и детский фольклор / Сост. И. Д. Фридрих. Р., 1972. 485 с.; Макашина Т. С. Фольклор и обряды русского населения Латгалии. М., 1979. 160 с.
11    В работе использована с этой целью книга А. П. Сапунова «Список населенных мест Витебской губернии». Витебск, 1906, с. 98—145, 212—253, 329—367.