Георгий Шелковой
Георгий Арсентьевич Шелковой (27 апреля 1926, Северо-Кавказский край, РСФСР – 2 февраля 2005, Рига, Латвийская Республика) – художник.
Георгий Арсентьевич Шелковой родился в станице Гиагинская Северо-Кавказского края, в крестьянской семье. В своей станице он окончил в 1942 году среднюю школу. Несколько месяцев будущий художник провел на оккупированной немцами территории, «ничем не занимаясь», как указал он в автобиографии. В апреле 1943 года Шелковой был призван в армию. В составе зенитно-пулеметного полка участвовал во Второй Мировой войне. Воевал на участках 3-го и 4-го Украинских фронтов, прошел с боями Румынию, Венгрию и Австрию. Войну закончил 8 мая 1945 года в Вене (награжден медалью «За победу над Германией»).
По окончании войны Шелковой, как и другие его ровесники, продолжал службу и демобилизовался в 1952 году в звании ст. сержанта (медаль «30 лет Советской Армии и Флота»). Без отрыва от службы окончил двухгодичную студию живописи и рисования при Батумском доме культуры (педагог Б.Ф. Бреквадзе), а также двухгодичную партийную школу при воинской части.
Знакомство с Европой в годы войны (а, может быть, и еще раньше – и несколько месяцев немецкой оккупации) не прошли для Георгия Шелкового бесследно. «У меня с юности была тяга к западной культуре. Латвия была тогда для нас частичкой Запада...», - признавался впоследствии художник.
В 1952 году Шелковой поступил на Отделение станковой живописи Латвийской Государственной академии художеств (ЛГАХ), успешно закончил первый курс, однако из-за болезни был вынужден прервать занятия и возобновил их только в 1956 году. В 1958 году был зачислен в мастерскую проф. Эдуарда Калниньша. Среди педагогов также следует упомянуть Яниса Тилберга, Арвида Эгле, Конрада Убанса, Ото Скулме, Уга Скулме, Владимира Козина и Валдиса Дишлерса. Слабое здоровье помешало Шелковому добиться выдающихся результатов в годы учебы, но не стало препятствием успешному окончанию ЛГАХ в 1961 году (дипломная работа «В сардинном цеху», руководитель Э. Калниньш).
Георгий Шелковой принадлежал к числу тех художников, которые не останавливаются в своем развитии. Он много работал над собой после окончания академии, неустанно экспериментировал с формой, менял технику и направления. Учился сам и учил других - сначала в Риге, а затем в Юрмале, куда перебрался в начале 1970-х годов. До 1986 года Шелковой преподавал в Каугурской восьмилетней школе №2. Многие годы вел художественную студию в Доме культуры Слокского целюлозного комбината. В 1994-95 гг. он преподавал в Христианской академии, занимался со студентами Института практической психологии в Риге и, кроме того, имел множество частных учеников, чаще – учениц.
Художник Андрей Германис, хорошо знавший Георгия Шелкового, рассказывал мне, что вскоре после окончания академии случился эпизод, который чуть было не оборвал творческую карьеру Георгия Арсентьевича в Латвии. На какое-то время тот вынужден был покинуть республику. Однако стремление Шелкового к большей творческой и духовной свободе, которые обеспечивала человеку местная художественная среда, оказалось столь могущественно, что тот нашел в себе силы начать все сначала, проявив при этом свойственные ему предприимчивость и изобретательность, но, прежде всего, упорство и трудолюбие. В выставках Г. Шелковой участвовал с 1968 года. Будучи членом Юрмальской группы художников, он только в 1982 году вступил в Союз Художников Латвии.
Немалую помощь и поддержку Г. Шелковому оказал собрат по ремеслу А. Германис и искусствовед Светлана Хаенко. В 1974 году состоялась первая персональная выставка Г. Шелкового в Риге (следующие – в 1992, 1994, 1995, 1998 гг.), в 1975 году – персональная выставка в Юрмале (следующие – в 1977, 1981, 1984, 1986, 1996 гг.), в 1978 году – в Тукумсе (следующие – в 1992, 1994, 1997 гг.). Произведения Г. Шелкового хранятся в собраниях Художественного фонда, Юрмальского музея, Балтийской Международной Академии, Международного института практической психологии, а также в частных коллекциях.
«Что для меня Рига? Неизгладимые впечатления от работы с моими педагогами – профессорами Тилбергом, Убансом, Калниньшем, с другими выдающимися художниками. Я нашел то, что искал: высокий уровень духовности. И на перепутье – Запад-Восток-Латвия – увидел возможность ЗАТЕРЯТЬСЯ или НЕ ЗАТЕРЯТЬСЯ. Я, конечно, потерял солнце, юг и степь. Наверное, если лишить человека родственных связей, родины и дать ему взамен возможность получить то, к чему стремится его душа, это значит приговорить человека к одиночеству. Я одинок. Мое абсолютное убеждение что к встрече с Богом мы идем через страдание, сострадание и трагедии. Это приводит к прозрению», – признался как-то Георгий Арсентьевич в беседе с А. Германисом.
Впервые внимание художественной критики Шелковой обратил на себя рисованными портретами. Они были выполнены в реалистической, но не избегающей условности манере. Условность в передаче модели даже скорее подчеркивается, чем приглушается, как если бы внутреннее состояние изображаемого и изображающего значило для художника больше, чем внешнее. Это то, что Светлана Хаенко назвала образом «человека размышляющего» – определение относящееся в равной степени и к портретируемому, и к портретисту. Ответственность за такое впечатление должны взять на себя прежде всего глаза, которые присваивал своим моделям Шелковой – всегда несколько преувеличенные, всегда на грани автопортретности. А необычное сочетание легкой, порой виртуозной линии с подцветкой, как отмечала С. Хаенко, приближало его работы того периода к живописи.
«За последние десять лет именно эти выполненные углем, сангиной, пастелью портреты, удивительно тонко передающие душевное состояние современников, их активную жизненную позицию в любой ситуации – в моменты творческого порыва или в минуты нелегкого для себя подведения итогов, экспонировались регулярно», – писала в 1981 году С. Хаенко.
Говоря о технической стороне графики Шелкового, искусствовед отмечала, что именно доскональное знание натуры, позволяет художнику делать своеобразные пропуски в рисунке и даже порой несколько деформировать модель. «Однако подобное утрирование ни в коем случае не является чисто внешним приемом – оно всегда служит раскрытию внутренних состояний модели», - справедливо утверждала С. Хаенко.
На пятой персональной выставке в Юрмале (1981) Г. Шелковой показал себя как живописец, выставив пейзажи и натюрморты. Жить в Юрмале и не писать пейзажи – немыслимо; жить в Латвии и не увлекаться натюрмортом – ненатурально. Позднее художник обратился и к портретной живописи, представив ее в 1984 году на прошедшей в Юрмале шестой персональной выставке.
«Первое, что привлекает внимание в работах Георгия Шелкового – это беспрерывное развитие. Мы уже привыкли к его рисованным портретам, изящным и тонким по рисунку, очень живописным и достаточно острым по характеристике. Однако нынешняя экспозиция представляет нам Шелкового – живописца, ощущающего красочную массу как материал особый, живой, мягкий, пластичный и обладающий, зачастую, своей собственной структурой. Работы Шелкового поражают внутренней раскованностью и правдивостью. Его герой, человек внешне не слишком примечательный, но живет он среди нас, живет нашими заботами и проблемами и в решении их предельно человечен. Может быть, именно этой своей человечностью и притягательны образы художника», – писала С. Хаенко в предисловии к каталогу выставки. При этом искусствовед обращала внимание на то, что и в натюрморте Шелковой выступает как портретист – «находит ведущую тему и вносит в нее жар и холод человеческих страстей; безучастная «мертвая натура» становится активным проводником его личного отношения к миру и человеку, живущему в этом мире; при этом сам способ подачи материала несет в себе активный эмоциональный заряд».
«Никогда не оставляйте жанр портрета. Что бы не случилось. Вы узнаете психологию человека», – сказал как-то Шелковому Янис Тилбергс. Георгий Авксентьевич долгое время следовал этому завету. Психологией он заинтересовался всерьез в 1990-е годы. Но увлечение портретом он оставил в угоду абстракционизму. Шелковой разучился рисовать? Не думаю. Творчество любого художника автобиографично. С годами образы Шелкового становились все более откровенными. Наступил момент, когда мастер приказал им замолчать, дабы те не разгласили чего-то такого, в чем Шелковой и себе самому боялся признаться. В чем же? Может быть, в том, что цена, заплаченная за «возможность получить то, к чему стремится душа», оказалась для него непомерной? Быть может, «высокий уровень духовности», который мнился юноше с художественными наклонностями «на перепутье Запад-Восток-Латвия», обернулся «духовной пустыней»? Как бы там ни было, ответы на вопросы, которые ставит перед художником финишная прямая, тот предпочел зашифровать в абстрактных композициях, острых, как разбитое зеркало.
Георгий Шелковой умер от инфаркта 2 февраля 2005 года. Погребен на Лесном кладбище в Риге.
Александр Малнач