40 лет назад на экраны большого СССР вышел замечательный фильм «Вей, ветерок!», поставленный по пьесе Райниса, написанной 100 лет тому назад. Мы решили творчески отметить эти события.

Над Стабурагсом

День выдался солнечный и рекордно жаркий — 34,4 градуса. Понимая, что в дороге можно свариться вкрутую, мы тем не менее не отменили давно намеченную поездку. Мы — это ваш автор и Эсмералда Эрмале, которая сыграла в фильме «Вей, ветерок!» одну из главных ролей — Байбу. Уговорил ее на бартер: я ей показываю, где сейчас находится Стабурагс и знакомлю с живущими неподалеку кинодраматургами Марой Свире и Владимиром Кайяксом. А Эсмералда за это показывает мне на Даугаве место съемки последних кадров фильма, а также соглашается на ностальгическую фотосессию под придуманным мною дурацким рабочим названием «40 лет спустя».

Творческий градус был выше атмосферного, и планов менять не стали. Ехали по левобережью, все время рядом с рекой. По дороге героиня предстоящей фотосессии настраивалась на одну волну с Даугавой, которая в фильме стала мощным визуальным образом предначертанного свыше пути. Река наша ну просто красавица! А с тех пор как стала водохранилищем, сделалась еще краше. Но 18–метровый утес Стабурагс при этом утонул. Он теперь в 6 метрах от берега, и его вершина тоже на глубине тоже 6 метров… Однако утес там в пучине жив, ему вода, в общем–то, не страшна. Поэтому у Стабурагса надо постоять — он продолжает давать силу. Латышу (поскольку все латыши в большей мере язычники, нежели христиане) можно что–то у утеса тихонько попросить. Он всех выслушивает, и бывает, что помогает.

Драматурги, уединенно живущие у самого Стабурагса, нам обрадовались. Естественно, они помнят и нежно любят актрису, сыгравшую национальную любимицу Байбу. Хозяева показали свой дом, в котором побывали все президенты Латвии, показали фотографии Стабурагса, развешанные на стенах, знаменитую картину Дайлиса Рожлапы — друга Владимира Кайякса. Кстати, именно Рожлапа был художником–постановщиком фильма «Вей, ветерок!», и я ему предварительно звонил, пытаясь уточнить места съемок, а он при этом передавал горячий привет актрисе Эрмале.

…Потом мы сели за каменный стол весом 800 кг. Под сомкнутые кроны десятка лип, обступивших нас. Сидели как в соборе. Говорили о кино, о судьбе Латвии и ее народонаселения, которого все меньше, а оставшимся делить уже нечего да и незачем — в жизни страны появились иные проблемы. Расставаться не хотелось. Однако уже был полдень. Жара достигла апогея. И мы мужественно поехали на другой берег Даугавы, к Кокнесе — искать место съемки последних кадров «Вей, ветерок!». У нас было все: карты, информация из Интернета, уточняющие рассказы о месте съемки художника фильма и оператора Мартиньша Клейнса, которому я тоже перед этим позвонил и который тоже передавал горячий привет Эсмералде. Наконец, туда ехала и она сама. Однако скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, все оказалось далеко не так просто…

От фривольной песенки — к фильму–лауреату

Пьесу «Вей, ветерок!» Янис Райнис написал ровно 100 лет тому назад, живя в благополучной Швейцарии и скучая там по Латвии. В основу положил знакомую с детства народную песенку весьма фривольного содержания, далекого от пафоса пьесы. И от пафоса фильма далекого тоже.

Перевода на русский я в Интернете не нашел, а потому перевел сам, полагая, что это будет «литературным переводом», то есть освобождающим меня от ответственности за недостаточное знание латышского.

Ветерок, а ну гони–ка
Лодочку в Курляндию.
Там курляндка обещала
Выдать замуж доченьку.

Обещать–то обещала,
Только слова не сдержала:
«Много пьешь. А много выпив,
Не жалеешь лошади».

Здрасте! Где же много пью я?
Чью лошадку не жалею?
Если пью, то на свои же.
На своей скачу лошадке.

А! Возьму невесту сам я!
Мать с отцом и не узнают.
Вей же, ветер! Покачавшись,
Ивы успокоятся.

Приходи, народ, приданым,
Что привез я, подивиться!
Ветер, вей! Гони скорее
Лодочку в Курляндию.

Трудясь над этим весьма и весьма вольным переводом, я обнаружил, что в песне герой плыл по Даугаве с правого берега на левый, то есть из Видземе в Курземе. А вот в фильме Гунара Пиесиса — наоборот!

Вообще Пиесис свой фильм, действие которого происходит в одном и том же месте, снимал совсем в разных местах. В частности, на берегу Гауи, у живописной Орлиной скалы. А также в поселке Вийциемс в Валкском районе, где чудом сохранились старинные дома и амбары.

Эти внезапные перестановки места действия в фильме многие заметили, но простили авторам — не существенно. Равно как простили и то, что финальные кадры фильма снимались не на левом, курляндском берегу Даугавы, а на правом: солнце, заходящее в кадре справа, а не слева, выдает это. И снимались эти кадры не на реке, а на берегу водохранилища Плявиньской ГЭС. И это хорошо, потому как необычайная ширина реки в кадре придала ей былинную величавость.

Жизнь моя счастливо сложилась так, что с Гунаром Пиесисом я познакомился еще в школе. То есть это я был еще в школе, а Гунар уже окончил ВГИК и, вернувшись в Ригу, ожидал возможности снять кино. Он не был сыном Сергея Михалкова, поэтому ждать ему пришлось долго… А у нас в школе был клуб под названием «Встречи с интересными людьми». В нем числилась в руководителях моя одноклассница, мама которой трудилась инструктором в Ленинском районном комитете КПСС. А поэтому, как вы понимаете, отказов нам в интересных встречах не было. Когда мы попросили встретиться с молодым выпускником ВГИКа, к нам послали наименее занятого, то есть Гунара.

Он нам понравился: в школу приехал молодой парень с длинными волосами, в желтой рубашке и синем (или зеленом, сейчас уже не вспомню) галстуке. Что–то живо и интересно рассказал нам о кинопроцессе и подробно ответил на все наши заковыристые вопросы. Из всего сказанного я хорошо запомнил, что он мечтает поставить фильмы по двум классическим латышским произведениям — «В тени смерти» и «Вей, ветерок!». Мечта сбылась: с интервалом в два года Гунар поставил два замечательных фильма с такими названиями. «Вей, ветерок!» на Всесоюзном кинофестивале взял сразу четыре приза: за фильм, за музыку Иманта Кальниня и за лучшее исполнение женских ролей опытной Элзой Радзиней и 17–летней Эсмералдой Эрмале.

Полдень при 34,4 по Цельсию

Итак, мы с Эсмералдой поехали искать место съемки финальных кадров легендарного фильма. Художник фильма Дайлис Рожлапа (ему уже за 80) это место помнил плохо. Однако предполагал, что оно было прямо напротив Стабурагса. То есть по его версии выходило, что снимали в Ритери. Однако оператор фильма Мартиньш Клейнс переубедил: он хорошо помнил, что финал фильма снимали примерно в километре от места впадения в Даугаву речки Персе, ниже по течению.

Я несколько раз пересмотрел фильм (спасибо Ютубу!) и мысленно зарисовал выступы противоположного лесистого берега Даугавы, который не раз попадал в камеру Клейна. А также запомнил крупные валуны на берегу, на которых убился Гатис (и которых, кстати, в Ритери, нет). Запомнил небольшую плоскую возвышенность справа. А также примерное место захода солнца за кромку леса…

Вы спросите: а что же свидетель, бывший рядом со мною, то есть Эсмералда? А она сразу предупредила, что в дни съемок, когда их везли автобусом на место, она в окно не смотрела, а закрыв глаза, проговаривала про себя текст роли, чтобы, не дай бог, не сбиться. Поэтому дорогу к берегу Даугавы совершенно не помнит. А потом, столько лет прошло…

Да, лет прошло много. Все здесь изменилось до неузнаваемости. Весь берег Даугавы теперь застроен особняками. Ведущие к реке дороги утыканы знаками «кирпич» и надписями «частная собственность». Мы проехали туда–сюда, потом сюда–туда, общедоступного выхода к берегу не нашли и поняли, что нужно брать частные укрепления штурмом — в конце концов, мы же не шашлыки жарить приехали, у нас ответственная культурологическая задача.

Брать штурмом не пришлось, нам повезло. Как только свернули к первой цитадели, выяснилось, что свернули куда надо. Повезло и в том, что, во–первых, вышедшие навстречу собака и ее хозяин нас не порвали. Более того, выслушав меня и узнав Эсмералду (о, это было так трогательно!), хозяин даже предложил нам поставить машину в тени, разрешил спуститься по газону к реке, осмотреться и фотографировать все, что угодно и сколько угодно, и даже предложил искупаться, если хотим. Мы хотели, и даже очень, потому что, напомню, было 34,4 градуса. А потому немедленно искупались.

Противоположный берег был тот самый. Слева и справа виднелись два приметных характерных лесистых выступа, а на нашем берегу справа было то самое плоское возвышение. Наконец, на береговой кромке лежала цепочка крупных валунов. То есть все сходилось. Мы нашли то, что искали!

Фотосессия на том самом месте

После купания начались трудовые будни — фотосессия. Я загодя попросил Эсмералду прихватить с собой в поездку длинную юбку и белый платочек — чтобы было, как 40 лет назад. На что получил от женщины удивленный и вполне справедливый ответ–вопрос: «А с чего это ты взял, что в моем гардеробе есть белый платочек?» Увы, я это взял с потолка, куда смогла вознестись моя небогатая режиссерская фантазия. Поэтому актрисой были прихвачены из Риги длинное темно–синее платье и длинная красная шаль.

Режиссер, глянув на актрису в предложенном ею костюме, понял, что так намного лучше и что с белым платочком он сильно ошибался. Попросив актрису сесть на камень и придать лицу ностальгическое выражение, соответствующее рабочему названию фотосессии, режиссер, он же оператор, пошел в воду — такая у него была задумка в отношении ракурса съемки. Он решил гениально снять Эсмералду с воды!

Сделал несколько кадров и, глядя на актрису в объектив, понял, что реализовать задумку вполне получилось, спасибо за это художественному и актерскому таланту госпожи Эрмале.

Поняла это, наверное, и актриса, потому что стала шалить и хулиганить, перестав скорбеть о былом… Да и жарко было чертовски! Мне–то проще — я, пардон, был раздетый и по шею в воде. А актриса на солнцепеке и вся в темном…

А потом моя актриса куда–то внезапно пропала. Отвечая за ее жизнь, я обеспокоенно стал двигаться по берегу туда–сюда и наконец увидел ее сидящей в отдалении у самой воды. Начал машинально нажимать на спуск камеры. И вдруг на последних кадрах уловил то самое, девчоночье, неподдельное выражение лица Эсмералды, которое я так хотел увидеть. Это была совершенно современная женщина, и одновременно это была Байба. И костюм, оказывается, был совсем не нужен. Я от волнения даже не знал, что бы такое благодарное сказать любимице латышского народа.

Впрочем, говорить мне не пришлось. Любимица народа вынула из кармана мобильник, и все мгновенно вернулось к реалиям сегодняшнего дня — с его заботами, проблемами, радостями, приключениями, находками и с рекордной температурой 34,4 градуса по Цельсию.

Но от того творческого процесса, который разворачивался вот на этом берегу в далеком 1973 году, что–то все же осталось в нагретом воздухе. И оно проникало в душу и оседало там теплым комочком. В мою душу, разумеется. А из души Эсмералды, полагаю, оно и не уходило никогда…

И как бы в подтверждение этой волнительной связи времен со стороны Даугавы совсем неожиданно дунул ветерок, и висевшее на ветке платье ожило и затанцевало в такт его дуновениям.

Уважаемый читатель! На портале Gazeta.lv эта юбилейная творческая поездка сопровождена сотней фотографий и несколькими короткометражными фильмами. Милости просим!