Русская эмиграция в Праге
Юрий Абызов
Даугава, 1997, № 3
Práce ruské, ukrajinské a béloruské emigrace vydané v Československu 1918–1945 (Bibliografie s biografickými Udaji o autorech). Dil I, svazek 1–3. Praha. Národni knihovna České republiky. 1996. – Труды русской, украинской и белорусской эмиграции, изданные в Чехословакии в 1918–1945 гг. (Библиография с биографическими данными об авторах). Т.1, ч.1–3. Прага. 1996.
Мы уже начинаем забывать, с каким трудом до недавнего времени исследователям русской эмиграции приходилось добывать редкие сведения о жизни Зарубежья, - все приходилось буквально выковыривать по камешку из Стены Замалчивания: случайные обмолвки Хорошо Информированной Персоны, случайные номера “Русской мысли” или “Нового журнала”, прошмыгнувшие с кем-то из “выездных” мимо Недреманого Ока, оказия заглянуть в Спецхране боковым зрением в “неположенное” тебе. И сколько же было белых пятен, лакун и с каким трудом намечалась пунктирная топография исследуемого! И вот настало время, когда мы не успеваем проработать “Русский Берлин”, как подоспевает “Русское печатное слово в Латвии. 1917-1944”, а там появляется “Русская литература в Прибалтике между мировыми войнами” Темиры Пахмус (правда, на английском языке), а там выходит 5 выпусков издания “Евреи в культуре русского Зарубежья” (Иерусалим, но на русском языке), а там “Литература русского зарубежья” А.Д.Алексеева (Пушкинский дом), а там “Русская культура ХХ века: метрополия и диаспора” (Тартуский университет), а там “Материалы о русской эмиграции в собрании баронессы М.Д.Врангель” (Стэнфорд), а на подходе уже “Русское Зарубежье. 1920-1940. Франция”, подготовленное в Москве Л.А.Мнухиным, и вот-вот должны появиться очередные тома 5-томного исследования “Русская печать в Риге. Из истории газеты “Сегодня” 1930-х годов” (Стэнфорд). Не успеваем сделать закладки в одном издании, как рука тянется к другому. И вот уже приходится расчищать стол, чтобы было где поместиться трем томам издания “Труды русской, украинской и белорусской эмиграции, изданные в Чехословакии в 1918-1945 гг.”. И это пока что сводный первый том, в котором зафиксирована лишь книжная продукция. А впереди еще второй том, где будут отражены материалы, представленные периодической печатью. А так как русская периодика, главным образом журнальная, была здесь преизобильна, то трудно сказать, сколько еще частей появится. Дух перевести некогда! А на душе радостно: выплывает из пучины град-Китеж русской истории, русской культуры. Каждое из упомянутых изданий отражает свой ареал, как правило, они не повторяют друг друга, поскольку все сделаны первопроходцами, поднявшими первый слой еще недостаточно изученного материала. В чем своеобразие пражского издания? В том, что оно отражает в полной мере своеобразие эмигрантского анклава в Чехословакии. Игрою судьбы русские эмигранты растекались по разным руслам и сферам обитания и вскоре приобретали свое лицо. Балканы представляли бытование ядра армии Врангеля и чиновничества, там обретались генштабисты, военные историки и публицисты, а также идеологи реставрации. Париж вместил в себя цвет русской литературы и философской мысли. Берлин долгое время служил перевалочным пунктом, местом пребывания лидеров кадетской партии и полем деятельности многочисленных издателей, уповавших на то, что Россия в скором времени востребует их продукцию. Рига как бы представляла русских правоведов и юристов, даже издававших свой журнал - кстати, такого рода единственный в Зарубежье. Чехословакия же была средоточием русского академического корпуса, местом, где могли преподавать бывшие профессора русских университетов и академики, где могли подвизаться историки, библиографы, архивисты. Сюда ехали учиться русские из других стран рассеяния. Так, наш Иван Никифорович Заволоко окончил здесь Карлов университет и вернулся в Ригу со званием кандидата права. А таллинец Николай Ефремович Андреев не только приобрел здесь профессорское звание, но впоследствии преподавал в Кембридже, где и завершил свою жизнь. О Праге того времени он обстоятельно рассказал в книге “То, что вспоминается” (Таллинн, 1996). Здесь осели в основном уже остатки эсеровской партии, деятели Земгора, здесь была “высижена” идея евразийства. Всем эти объясняется специфический характер издаваемого в Праге - это в основном философская литература, ученые исследования по истории и лингвистике, экономике и статистике. На первом месте стоят имена А.Л.Бема, П.М.Бицилли, П.Г.Богатырева, В.Ф.Булгакова, С.Н.Булгакова, С.И.Варшавского, Г.В.Вернадского, В.В.Зеньковского, А.А.Кизеветтера, Г.А.Острогорского, П.А.Остроухова, П.Н.Савицкого и др. Художественная литература представлена в меньшей мере. И если Бальмонт здесь издал две книги, а Мережковский - три, то по сравнению с другими писателями они уже выглядят лидерами. Но зато видно, каким успехом пользовалась русская литература у хозяев страны - обилие переводов на чешский язык. Можно даже сказать, что на чешском языке русская литература и наука представлены в значительно большем объеме, нежели на русском. И это делает данный труд вдвойне новаторским: ведь до сих пор мы учитывали лишь то, что эмиграция выпускала именно на русском языке, но оставляли за рамками обзоров рецепцию русского печатного слова титульной нацией, приютившей эмигрантов. Вот и мы в Латвии еще не удосужились разобраться, что из русской литературы и публицистики переводилось на латышский язык в 20-30-х годах и какой характер носило преходящее движение этого процесса. Мера восприятия так же говорит о масштабности и значимости явления.
Представленный нам здесь библиографический атлас впечатляет своей объемностью, подробностью и вызывает уважение. Одни авторы, учтенные в настоящем издании, впервые в научной литературе обрели биографию, для многих - впервые установлены, уточнены многие существенные эпизоды их жизненного пути. Все это должно сыграть немалую роль в исследованиях, посвященных истории российской послереволюционной эмиграции.
На нынешней стадии “эмигрантоведения”, когда отсутствуют сводные биографические справочники по русской эмиграции, не избежать было и некоторых пробелов, что, естественно, не могли не учитывать составители пражского указателя. Вот что говорится в предисловии к нему: “О некоторых авторах нам пока удалось узнать очень мало, об иных - не удалось узнать почти ничего... Поэтому мы будем благодарны за любую информацию о не попавших в наше поле зрения изданиях и биографических данных”.
Воспользуемся призывом наших коллег. Ряд лакун можно, например, заполнить при помощи книги: Ю.Абызов. Русское печатное слово в Латвии 1917-1944 (Стэнфорд, 1990-1991). Сошлемся на это издание по чисто алфавитным соображениям - оно открывает перечень использованных источников (на совершенство исполнения отнюдь не претендуя). Приведем несколько имен.
Ганфман М.И. Имя не атрибутировано. В справочнике по Латвии указано, что М.И.Ганфман (1872-1934) был редактором петербургской газеты “Речь”, а потом рижской газеты “Сегодня”, что это был не безвестный публицист, а человек, теснейшим образом связанный со всеми видными деятелями эмиграции.
Дикгоф-Деренталь А.А. Отсутствует год смерти. Имеются данные о том, что он был расстрелян в 1939 году.
Зырянский Сергей. Никаких сведений - и это понятно, потому что здесь не настоящая фамилия, а псевдоним С.А.Аскольдова (1871-1945), который всю жизнь провел не в эмиграции, а в Советском Союзе (псевдоним Зырянский от пребывании в ссылке) и лишь в 1944 году попал с потоком других беженцев через Прибалтику в Прагу, где и успел выпустить одну книгу.
Изгоев А.С. О нем сказано, что он был редактором газеты “Сегодня”. На самом же деле он лишь сотрудничал в ней, так как жил не в Латвии, а в Эстонии. Правда, издатели газеты помышляли было пригласить его “передовиком” в газету после смерти Ганфмана, но вскоре скончался и Изгоев.
Каган Н.Я. Год смерти не указан и лишь вскользь упомянут псевдоним “Н.Тасин”. Между тем именно в качестве Тасина он и был известен в газетном мире. Активно сотрудничал в “Сегодня” и именно благодаря усилиям газеты его удалось вытащить из Вены после прихода гитлеровцев. В Риге Тасин поселиться не мог и жил в Лиепае, а после занятия ее немцами в 1941 году был, вероятно, вывезен в лагерь уничтожения.
Лишин Н.Н.(1899-1941). Бывший морской офицер. Сын директрисы известной рижской гимназии О.Лишиной. Несколько лет жил в Китае. Потом в Риге. В 1941 году был арестован и расстрелян.
Николаев А.Ф. Рижский поэт. В примечании указано, что в справочниках Фостер, Алексеева и Абызова ошибочна дата рождения - 1898, тогда как якобы должно быть - 1891. Между тем, полагаем, 1898 г. - верен. Николаев сменил в Риге несколько квартир. И в домовой книге - Аугустес, 7, кв. 19 указано: род. 5 октября 1898 г. в Петрограде. Это же повторено в домовой книге - Яня, 6, кв. 4 а, именно там поэт совершил самоубийство (умер 25 февраля 1938 г. в 1 гор. больнице).
Новоселов Ю.Д. Никаких данных, кроме пометы, что жил в Чехословакии. Возможно, что и заносила его туда судьба, но Юр.Дм. Новоселов (1873-1955), известный в Риге педагог, географ и этнограф, жил в Латвии еще с дореволюционного времени. Умер в 1955 году в провинциальном городке Краслава.
Рудин А.К. Нет сведений, кроме пометы “В эмиграции в Чехословакии”. Андрей Карлович Рудин (1898-1941) действительно несколько лет жил в Праге, но в середине 20-х гг. уехал в Латвию, где занимал должность заведующего русским отделом в издательстве “Вальтер и Рапа”. В 1941 году был арестован по обвинению в том, что он “агент Милюкова”, и расстрелян.
Юпатов А.И. Рижский художник. Отсутствует год смерти - 1975 г.
Конечно, подобные пробелы и неточности имеются в любом из трудов первопроходцев. И хорошо, что вообще в разных культурных центрах появляются подобные справочники: благодаря сведению воедино разных источников, так сказать, благодаря перекрестному опылению можно все ближе подходить к истинной фактографии.
Библиография подготовлена Славянской библиотекой при Национальной библиотеке Чешской республики. Российская эмиграция многим обязана Праге. Сегодня предоставляется возможность в очередной раз поблагодарить этот прекрасный город за внимание к русской, украинской, белорусской эмиграции, культуре, может быть, стоит даже припомнить некогда популярные идеи единства славянских культур.
Впрочем мы всегда, добившись хорошего, чаем лучшего. Но уж что хорошо, то хорошо.
