РИЖСКО-ПАРИЖСКИЙ ЖУРНАЛ "ДЛЯ ВАС"
Юрий Абызов
Журнал «Для вас», выходивший в Риге с 1933 по 1940 год, не привлекал особого внимания: обычный иллюстрированный еженедельник с переводными романами и рассказами, беглым обзором международной жизни, модами, кроссвордами. Так и смотрели на него. Спрашивается, почему же «парижский», если он сугубо «рижский»? Не считаем же мы «парижским» выходивший в 1925-1928 гг. журнал «Перезвоны», хотя он печатал ли чуть ли не всех русских парижан: Бунина, Шмелева, Алданова, Тэффи, Цветаеву, Мережковского, Ходасевича, Куприна... Чем не Париж? Но весь этот авторский состав входил в журнал лишь по приглашению в свою очередь приглашенного вести отдел литературы Б.Зайцева. «Перезвоны» ориентировались на традиции прошлого: передвижники, христианский облик Руси, героика 1812 года, воспитание эмигрантской молодежи, как если бы она находилась на Молчановке в окружении сорока сороков... Словом, взгляд на Восток.
А вот появившийся спустя пять лет журнал «Для вас» был категорически обращен к Западу. «Перезвоны» лишь использовали произведения живших в Париже писателей. Журнал «Для вас» загребал всю жизнь вокруг тамошних россиян. И вообще подавал жизнь на Западе, как это делают среднеевропейские иллюстрированные издания. Журнал существовал бок о бок с газетой «Сегодня» в прямом смысле: печатался в типографии «Сегодня», издателем ее был Рувим Рубинштейн, выпускающий газеты, соредактором Анатолий Перов, зав. отделом русской жизни в газете. И при этом тесном сожительстве, издания отстояли на крайне отдаленных позициях. Газета имела прочно налаженные связи с Парижем, с той средой русских культурных деятелей, которую представляли Алданов, Вишняк, Тэффи, Гиппиус, Ходасевич и др. Но, помимо продукции «высоколобых», газете, конечно, требовалась и пища попроще — парижский быт и нравы в фельетонно-очерковом плане, для чего имелись Андрей Седых, А.Даманская, Лоло, Пиленко и др., которых отличали вкус и перо.
Между тем, в журнал «Для вас» вливался парижский бульвар в прямом и переносном смысле. Имена Бунина, Цветаевой, Осоргина встречались здесь по разу лишь к самом начале, когда журнал еще не выработал образ существования, потом им стало неуютно, их сменили имена Гефтера, Руманова, Евг.Тарусского, Мар.Нижерадзе, ротмистра Клобукова. Но что все они значили по сравнению с приобретенным колоссальной потенции именем Ник.Ник.Брешко-Брешковского. Заметим, что «Сегодня» на свои страницы Брешко-Брешковского не допускало, единственный раз он оказался там в1919 году, когда был обозван «Трубадуром самодержавия». А в «Для вас» он стал центральной фигурой, для которой был заведен постоянный отдел «Парижские огни», и по надобности отдавались и другие страницы. Рубинштейн правильно понял читателей, которых он завоевывал своим журналом, их запросы, интересы и пожелания — и потрафлял им. Вы хотите Парижа? Так вы будете его иметь!
Причем Париж понимался так, как это довели до сознания Георгия Иванова в один из его приездов в Ригу. «Кажется, русские рижане недостаточно ценят, привыкнув к ней, атмосферу скромного довольства, в которой они живут.. .Когда я высказывал эту мысль коренным рижанам, они морщились, негодовали и кляли местную культурную жизнь, в которой они «задыхаются». Разговор, как полагается, происходил за завтраком, — лососина была прекрасная, камбала того лучше. Рижане морщились и негодовали, один из них в подкрепление доводов о затхлости рижского воздуха и отсутствии интеллектуальных радостей в латвийской столице, торжественно подтвердил, что он больше года не пил настоящего вина: «все пиво да водка, проклятое пиво да водка». Я живо представил себе счастливое бытие таких же русских интеллигентов в «городе-светоче», пьющих в бианкурских столовках сколько угодно настоящего французского вина и даже нередко на нем спивающихся, вспомнил их полную интеллектуального подъема жизнь шоферов и чернорабочих, отхлебнул «проклятого» ледяного пива и промолчал...
...Граммофон играет где-то танго: модницы готовятся к очередному «гала»... и репетируют сложные «па». Старайтесь, старайтесь, прелестные рижанки, — помните, что только одно маленькое «па» отличает вас от парижанки». (Г.Иванов. На рижском взморье в августе. — «Сегодня», 1931, «№218) И если символом блистательного Парижа является вино, а никак не водка, то то, что предлагал в качестве видения подобного Парижа Брешко-Брешковский, было соответствующим удовлетворением спроса. Метафорического вина было сколько угодно. Этот читатель хотел получать еженедельную порцию судов-пересудов, слухов, достоверных сведений и откровенных сплетен, кто на чем попался или же прославился. И главное — имена, имена и имена, преимущественно однополчан, синих гусаров, кавалергардов, первопоходцев, удачливых счастливцев, ухвативших фортуну за хвост, бывших свитских генералов и светских потускневших львов, и коли не дано возможности общаться с ними, то хотя бы знать, что они едят.
Вот такую селянку подавал ежедневно Ник.Ник.Брешко-Брешковский. И тут вспоминаются слова щедринской бабушки, которая говаривала, что жизнь подобна селянке в Малоярославецском трактире: как ложку за ложкой смаху ешь, так и ничего, а начнешь ковыряться — стошнит.
Примерно так воспринимали репортажи Брешко-Брешковского парижские литераторы и журналисты, не опускающиеся до «бульвара». И читать его не читали, и в свои издания не приглашали. Ведь даже в «Иллюстрированной России» мы его не находим. Зато какой простор являл собою журнал «Для вас» — «есть разгуляться где на воле!» И под своим именем и под разнообразными псевдонимами (Мата д’Ор, Ник.Белый, Н.Суражский, Фраскуэлло, Н.Николаев, Старый Петербуржец, Василий Верига). Для рассказов придумал интригующую писательницу-красавицу Нину Валла-Холодную и романтически-кавказского князя Маргани, имя которого еще и выворачивал, подписывая Инаграм. Словом, некоторые номера журнала наполовину были заполнены выкормышами Брешко-Брешковского — и все писали его языком.
По логике вещей, почти весь гонорар за номер должен был отходить Брешко-Брешковскому. Так я и думал сначала. Но мне еще довелось застать в живых Анатолия Перова ( умер в 1977 году). И на мой вопрос, как журнал расплачивался с Брешко-Брешковским, Перов ответил, что форма расплаты была не денежная, а что-то вроде того, что Б.Б был представителем журнала в Париже, получал какую-то часть тиража и обеспечивал его распространение, имея от этого постоянный доход. Тогда я удовлетворился этим ответом и больше не расспрашивал. А потом было уже поздно, хоть локти кусай: передо мной был живой носитель истории журнала — и он унес эту историю с собой. Издатель журнала Рубинштейн, как известно, был убит латышскими националистами в день занятия Риги вермахтом, убит подле своей виллы в Межапарке. Ни одного из семейства Якоби, активно участвующих я журнале, также не было в живых. В Мюнхене доживали А.Перфильев и Ирина Сабурова, но до них было не дотянуться. От архива журнала не осталось ни клочка. А тут — живой носитель информации! Хочется перефразировать известное «С любимыми не расставайтесь» — «С информатором не расставайтесь, пока не выудите из него все, что можно!». Но вернемся к Брешко-Брешковскому. Хочу внести поправку к сказанному насчет селянки. Это высокомерный читатель может отказаться «ковыряться» в ней, короче говоря, отвергать писания Брешко-Брешковского не читая. Но исследователь не имеет права на подобное — он обязан переворошить материал, подозревая, что в нем содержится информация. Нужно признать, что грехов у Брешко-Брешковского было предостаточно, что грешил он и мистификацией, и фантазированием, — но это там, где дело касается беллетристики! — расцвечивал и расписывал то, что можно было выразить просто, впадал в дикую безвкусицу... Все так, но!... Там, где дело касалось конкретики, фактов, биографических данных, он старался быть объективен. Ведь когда называешь сотни конкретных лиц, всегда претензии неизбежны. Нужно только сбивать с имен и фактов накипь, нагар от бурлящего оценочного славословия, превращающего заурядного человека в перл создания, буде он подвернулся под перо Б.-Б.
Примеры.
Писатель средней руки, маринист Гефтер у него чудо света: он и рассказчик Божьей милостью, и кулинар — ах, какие котлеты делает, парижские рестораторы рецепт просят! — и портретист — даже портрет Шаляпина написал (правда, не с натуры).
Или о рижанке Ирине Сабуровой: «Молода. Умна. Изящна. Отлично воспитана. При великолепном знании языков — первоклассная переводчица...» В Риге мнение о ней было куда скромнее.
А вот о ее муже, Александре Перфильеве: «До Парижа дошел изящный томик стихотворений прекрасного пиита Перфильева.
А.Н.Невахович буквально выхватил из рук у меня Перфильева. Затем накинулись кавалергард князь Петр Оболенский и его кузен князь Трубецкой. Великолепно! Поздравляем с успехом живущего и творящего в Риге поэта.
А это называется — «ну как не порадеть родному человечку» из одного журнала.
Роман Ант.Ладинскиго «Голубь над Понтом» — «им нужно упиваться».
Иван Лукаш — французский перевод его романа «Вьюга» «вызвал бурю восторгов».
Нет, это не означает, что самый факт под пером Б.Б. настолько деформируется, что перестает быть фактом. Оценку нужно воспринимать отдельно и в нужных случаях иметь в виду.
Вот фигура Иосифа Колышко, который обычно предстает в довольно черном свете (что близко к истине). А вот под пером Б.-Б. он в совершенно белых ризах. Б.-Б. не переубеждает меня, но заставляет увидеть Колышко как бы стереоскопически — вот он глазами Лоло-Мунштейна, а вот глазами Б.-Б.
Как бы лицо стороннее, беспристрастное, так замечает он о популярности журнала «Для вас»: «В Париже он пользуется б е ш е н ы м успехом».
Ну и себя не обделяет успехом, скромненько так, якобы чужими словами. Так, якобы А.Невахович, его единомышленник, завтракал с неким французским журналистом, а тот сказал, что прочитал романы Б.-Б. «Король пулеметов» и «Дикая дивизия», и если учесть, что кроме Б.-Б. есть еще Куприн, Бунин и Алданов, то «страшно за наших французских писателей... Ваши соотечественники вытесняют их на нашем книжном рынке».
Если разобраться, то действительно названные имена высшей кондиции, где тут вранье? А что к ним подверстан Б.-Б., так и это не вранье, а так, хлестаковский рефлекс — само вылетает.
И если Б.-Б. скрывается под псевдонимом Мата д’Ор, то не из ложной скромности, а из желания поинтриговать читателя, затеять игру «Угадай-ка». Однажды в результате типографской оплошности в одном из текстов сверху значилось «Брешко-Брешковский», а в конце «Мата д’Ор». Последовало объяснение: Ошибка. «Прошу считать меня, Мата д’Ора, «девицей» в грехе Б.-Б. не повинною. Да и не допытывайтесь, не все ли равно». Словом, все та же игра с читателем, согласным на это.
Освещение жизни русских в Париже с заходом в Швейцарию и Италию под другими псевдонимами явно делалось главным образом для западноевропейской ветви эмигрантов. Вряд ли в Латвии с таким интересом воспринимались сообщения о том, как хорошо держит марку командир синих кирасир Арсеньев и командир желтых кирасир генерал Бекович-Черкасский, вряд ли так уж вчитывались в перечень живущих в Париже конно-гренадеров. Все-таки в Латвии осела не белая военная косточка — эти осели на Балканах и во Франции, — а наиболее демократическая часть эмиграции, которой вряд ли так уж интересно было читать интервью с вел.кн. Марией Павловной или отмечать про себя, что светлейший П.Л.Волконский все с таким же умным «скептически» лицом и что по-прежнему выглядит моложавый шестидесятилетний красавец А.Н.Нарышкин. Конечно, это писалось для Парижа. Для сиятельного Парижа.
Но в Париже были не одни конно-гренадеры и камергеры. Были и те, кто стали рестораторами, музыкантами, художниками, были борцы, были авантюристы и самозванцы, которые, как ныне выражаются, «косили под аристократов», вот о них рижанам было куда интереснее читать, потому что страсти и интриги были нагляднее.
А что же может представлять интерес сейчас для нас? Приведу только некоторые примеры. Вот профессор Евгений Васильевич Аничков, которого Амфитеатров назвал «веселонравным ученым». Оказывается, что во время войны, если верить Б.-Б. (ср.: В.П.Степанов. Аничков Евгений Васильевич// Русские писатели 1800 -1917. Биогр. словарь. М. 1989. С.78), Аничков при его не очень стройной фигуре служил в кавалерийской части и участвовал в военных действиях на территории нынешней Латвии. А откуда Б.-Б. это известно? Оказывается, он с полком офицерской кавалерийской школы исколесил наши места и по памяти еще называет названия Туккум, Гольдинген, Априкен.
Умер Амфитеатров. В Италии. В Париже отслужили панихиду, было на ней всего 10 человек. И Б.-Б. перечисляет их: Тэффи, Зайцев, Суворин, Ольденбург, Руманов, Зайлер, Б-Б. с женой, был директор московской школы живописи Глоба и генерал Витвицкий. Многоговорящий перечень. А в последний путь Амфитеатрова провожал священник князь Куракин из Милана.
Может быть, эти сведения где-то еще и есть, но ведь пока их доищешься!..
Кто сидел в камере на Гороховой, куда их засадила ЧК вместе с Б.-Б.: Арсеньев, генерал кавалергард Раух, генерал Гольтгоер, художник баталист Бахмансон. Позднее присоединился Амфитеатров.
Работая над справочником «Русское печатное слово», я легкомысленно — за что краснею до сих пор — посчитал, что некто Белогорский, напечатавший стихи в первых номерах газеты «Слово», — это, должно быть, поэт Н.Н.Белоцветов, слегка видоизменивший фамилию, чтобы не выявлять своего родства с издателем газеты Н.А.Белоцветовым (его отец). И не знал, что подсказка содержится в «Парижских огнях», от которых я тогда как-то отмахивался. А там говорится, что воевавший в Испании на стороне Франко генерал Шинкаренко в Первую мировую войну воевал я рядах Белгородских уланов. Так вот откуда псевдонимы Белогорцев и Белогорский, под которыми он выпустил роман «Марсова маска» и баловался стишками.
Приводит Б.-Б. описание внешности барона Штемпеля: «Богатырская фигура, посадкою, привычкой к кирасе и каске с чешуею на подбородке напоминал Ричарда Львиное Сердце». Невольно приходит на ум булгаковский Най-Турс. Не попадался ли он Булгакову в Киеве?
Подробно описано живущее в Швейцарии семейство Штейгеров — барон Влад.Ник.Ш., Сергей Эдуардович, поэтесса Алла Головина (урожд. Ш.) и поэт Анатолий Ш. Быт семейства изнутри. Не обойден и Б.Штейгер, ставший в Москве наушником и выведенный Булгаковым под именем барона Майгеля.
Из «Парижских огней» можно узнать, что автор книги «Шестая батарея» Болеслав Вильгельмович Веверн командовал артиллерией в восставшем Ярославле до последнего дня. Потом, вырвавшись из осажденного города, скитался по окрестным лесам с десятилетним сыном, пока не добрался до Добровольческой армии.
Через Б.-Б. краем глаза можно заглянуть в интерьер и быт Марка Алданова.
Разоблачение «московского агента» Крымова.
Разоблачение Вертинского как потенциального репатрианта.
Мы же почти ничего не знаем о русских, сражавшихся на стороне Франко. И вот узнаем об этом из рассказов посетившего русских воинов в Испании архимандрита Никона, в миру поручика лейб-гвардии Московского полка фон Граве. Узнаем о гибели генерала Фока, о генерале Шинкаренко, князе Маганове, князе Амилахвари, полковнике Болтине.
Довольно подробно дан портрет «переметной сумы» АН.Каменского.
По словам Б.-Б. это он, Б.-Б., протежировал Тэффи в начале ее литературной деятельности, подбив ее написать юмореску «Сарасате» для журнала «Звезда».
Итак, за 6 лет Б.-Б. напечатал в журнале 300 выпусков «Парижских огней» и еще с сотню сочинений под другими именами. И здесь не может не содержаться нечто заслуживающее внимания. Оставаясь верным своей приверженности к жизни конников, цирковых борцов, художников, дерзких сорвиголов, он льнул и к жизни бывшего чиновного и лейб-гвардейского Петербурга, но сама действительность то и дело поворачивала его в сторону существования «бывших», ставших таксистами, рестораторами, декораторами, швейками. Конечно, ему были любезны люди победительного склада, которых обычно называли Андрюша Вонлярлярский, Петенька Сабуров или Ваничка Стояновский, но по логике вещей попадали в зрение и «побежденные» жизнью. Как бы то ни было, Б.-Б. захватил в охапку жизнь русского Парижа, со всем подслушанным, подсмотренным, ну и подсочиненным, что греха таить! Но тут уж исследователю приходится держать ухо востро, не все принимать на веру. Просмотр текстов Б.-Б. похож на работу кинопублицистов, просматривающих десятки километров пленки с кинохроникой давних лет. Просматривая все, независимо от идеологии, талантливости оператора, техники и сохранности, они отмечают кадры, которые должны быть вовлечены в материал сегодняшнего дня, так как работают на него, так как обеспечивают показ нужного ракурса истории.
Даугава, 2002, № 3
