Идентичности этнических меньшинств как объект научного анализа в Латвии в 1991-2014 гг.

Владислав Волков

Статья опубликована в сборнике «Европа меньшинств. Меньшинства в Европе». Этнокультурные, религиозные и языковые группы. - Москва: ИЭА РАН, 2016, стр. 9-42.

Резюме: Автором рассматриваются особенности подходов к идентичностям этнических меньшинств в научных дискурсах современной Латвии. Эти дискурсы анализи¬руются, исходя из двух традиций понимания идентичностей этнических меньшинств: в контексте идей нации и интегрированной национальной идентичности, а также гуманистических идей равенства прав человека на культивирование своеобразной социальной, в том числе, и этнической идентичности. Показано, что в современных социологических исследованиях в большей степени, чем в политической жизни, намечаются взгляды в духе либерального мультикультурализма — единственной приемлемой методологической основы для демократической версии толкования соотношения идентичностей этнических меньшинств и этнонационального большинства.

 

Ключевые слова: коллективная идентичность, этническое меньшинство, этно-национальное большинство, либеральный мультикультурализм.

Идентичности этнических меньшинств и национальная идентичность

Национальная идентичность и идентичности этнических меньшинств в различных отраслях гуманитарного и социального знания рассматриваются как различные виды коллективных идентичностей (Hall 1999; Karolewski 2006: 39; Smith 1991: 143—145; Tavani 2012: 5). Коллективный характер идентичностей означает, что их источником выступают разные по объёму, социальным претензиям и возможностям социальные общности, группы от численно небольших до таких крупных, как нации, сообщества наций и человечество в целом (Cohen 1985: 12; Delanty 2003: 2—4; James 2006: 1—9). Одновременно подчёркивается важность для членов этих общностей осознания принадлежности к ней и наличия коллективно разделяемых ценностей. Эти общности обладают способностью формулировать и преследовать цели, отражающие интересы коллективного целого, противостоящего другим социальным общностям (Macionis, Gerber 2010: 153; Reicher 1982: 41—83; Sherif, Sherif 1956: 143—180; Turner 1982: 15—40). Тем самым коллективная идентичность выступает ресурсом для социальной солидарности её членов и одновременно служит границей в противопоставлении другим коллективным идентичностям (Cohen 1985: 12—15; Eisenstadt, Giesen 1995: 75).

Для личности характерны устойчивые социальные связи с различными социальными общностями и группами, что создаёт предпосылки для формирования её многих социальных и коллективных идентичностей (Barrett 2010: [2.1]; Klandermans, de Weerd 2000: 75; Stryker 2000: 28). Подчёркивание своей коллективной идентичности путём социальной категоризации, отождествления с социальной группой, помогает человеку определить его место в социальном мире (Barrett 2010: [7.2]). Но в зависимости от степени значимости различных коллективных идентичностей складывается их иерархия (англ. salience hierarchy of identities) (Stryker 1980: 60—61). Такая иерархия идентичностей выстраивается вокруг доминирующей идентичности (Barrett 2010: [3.1]). Наиболее выпукло коллективная идентичность социального актора реализуется в его политической мобилизации (Melucci 1995: 44; Sartori 1976: 44; Wildavsky 1987: 7).

Этническая идентичность связывает человека с этнической группой на основе общих культурных характеристик, которые могут включать религиозную, языковую и даже политическую общность, отличающих эту группу от других групп (Scott, Marshall eds. 2005: 197—198). В понимании национальной идентичности отмечаются общность территории, истории, мифологии, культуры, общность законов, а также экономики (Smith 1991: 14). При характеристике отличий национальной идентичности от этнической подчеркивается, что первая в значительно большей степени демонстрирует связь человека с нацией, как территориально-политической общностью (Kymlicka 2007: 88—97; Хабермас 2001: 363—373). Однако в понимании как этнической, так и национальной идентичностей прослеживается принцип культурной и политической нейтральности: ни один из этих видов коллективной идентичности не противопоставляется другим, как более, или наоборот, менее, ценным или значимым. Иное дело, если идёт речь об идентичностях социальных, включая, этнические меньшинства. Здесь понятие «меньшинства» связано с принципом субординации и неравенства, так как «меньшинство» противопоставляется «большинству» (Scott, Marshall eds. 2005: 415). В реальности часто формируются асимметричные отношения между этническими группами, которые приводят к разной степени доступа к ресурсам, влияния на институты в обще¬стве, к различному социальному статусу.

Особенно этот процесс рельефен там, где нация-государство формируется вокруг групп, составляющих ядро этнического большинства. В результате большинство оказывается более лояльным к национальной идентичности, чем это проявляется у меньшинств (Staerklé et. al 2005: 8—9). Это позволяет социологам рассматривать этническое разнообразие в обществе, в том числе и в контексте проблем социального неравенства и стратификации, власти и подчинения (Гидденс 1999: 233—265; Балибар, Валлерстайн 2003: 48—67). Тем самым как концептуальный анализ использования термина «этническое (национальное) меньшинство», так и оценка реальной ситуации с этническими меньшинствами оказываются внутренне противоречивыми. С одной стороны, этнические меньшинства предполагают такое же их восприятие, как и других этнических групп, в том числе и тех, которые, прежде всего, связывают себя с национальным строительством. С другой стороны, в национальных государствах этническое большинство обладает большими ресурсами для закрепления своего языка и культуры в качестве общенациональных. А языки и культуры этнических меньшинств в соответствии, например, с Рамочной конвенцией Совета Европы о защите национальных меньшинств предусматривают ограниченное влияние на публичную сферу национальных государств. Тем самым анализ идентичностей этнических меньшинств может идти как в парадигме этнокультурного плюрализма, так и в парадигме этнокультурного и социального доминирования и стратификакции.

Современное демократическое и этнически плюралистическое общество негативно оценивает субординацию различных коллективных идентичностей (Eliassi 2013: 62; Morris, Braine 2001: 22). Для либерального общества важно обеспечение прав личности на свободную социальную самореализацию, включая и выбор социальных связей, а тем самым коллективных идентичностей. Важно обеспечить сложно составной (multiple) характер коллективных идентичностей, или систему множественных лояльностей (system of multiple loyalties) в культурно и этнически плюралистическом демократическом обществе.

Множественность коллективных идентичностей может быть организована по различным принципам. Это может быть, например, принцип «концентрированных кругов» на подобие «матрёшки» (для национальной и локальной идентичностей); или же принцип «взаимно пересекающихся» идентичностей (например, национальных, этнических и религиозных). И даже принцип общих идентичностей для территориально «изолированных групп» (Herrmann, Brewer 2004: 8—10). Иерархия коллективных идентичностей может порождать их конфликт, в том числе и в политическую поляризацию (Bornschier 2007: 23—25).

Понимание идентичностей этнических меньшинств

в современной этносоциологии

В социальной науке идентичность этнических меньшинств анализируется в рамках двух научных традиций, которые хотя и близки друг к другу и периодически взаимодействовуют, но, всё же, отстаивают различные ракурсы рассмотрения. Эти традиции отражают два противоположных подхода к анализу социальных явлений — холистский и индивидуалистический (Scott, Marshall eds. 2005: 297—298).

Во-первых, это традиция исследования этнокультурных различий в обществе, как одного из сопутствующих факторов изучения феномена нации и национализма. В этом смысле идентичности не доминирующих этнокультурных групп рассматриваются, исходя из того, способствуют ли они утверждению национальной солидарности граждан одного национального государства, не взирая на их социально-классовые, этнокультурные, религиозные отличия (Например: Armstrong 1982: 127, 241—282; Berry 1997: 6, 13; Breuilly 1982: 3, 300—332; Кон 2010: 35—36; Ке- дури 2010: 88—108; Смит 2004: 25; Хобсбаум 1998: 25—73).

Эта традиция, рождённая в эпоху подъёма европейских наций и национализмов в XIX веке, до сего дня культивирует в общественном сознании идею о том, что идентичности этнических меньшинств представляют собой сплав ценностей национальной идентичности и тех элементов этнической культуры, которые отличают этнические меньшинства от представителей этнонационального большинства. Однако делается акцент на том, что национальная идентичность по отношению к этнокультурным элементам идентичности обладает императивной силой (Calhoun 1993: 214—219, 221—222). Причём для такого известного исследователя национализма, как Эрнест Геллнер, идентичности этнических меньшинств оказываются интересны настолько, насколько успешны они будут на пути к модернизации, базирующейся на «всеобщей, стандартизированной и типовой» культуре (Геллнер 1991: 27—76, 89—128, 132—140, 210—253). Именно эта традиция стимулирует многих учёных исследовать идентичности этнических меньшинств исключительно как объект политики национальной интеграции.

В общесоциологической перспективе эта традиция опирается на различные версии функционализма и структурного функционализма (Э. Дюркгейм, Т. Парсонс). Т. Парсонс считал, что в обществе легитимна только одна нормативная культура, а носители иных культурных традиций должны быть лояльны по отношению к доминирующей культуре. Тем самым идентичности недоминирующих культурных групп воспринимаются как субординированные по отношению к доминирующей нормативной культуре (Парсонс 2000: 335—337, 359, 366, 452).

Именно идеи структурного функционализма легли в основу первого в рамках социологии определения этнического меньшинства, предложенного в середине 1940-х годов Л. Виртом, которое в той или иной степени встречается и в современных словарях по социологии (Scott, Marshall 2005: 415). По мнению Вирта, идентичность этнических меньшинств имеет не только отличительные «физические и культурные характеристики», но и является маркером дискриминированного положения членов этой группы в обществе (Wirth 1956: 237—238).

Во-вторых, это гуманистическая традиция исследования социальной идентичности личности как целостного явления, ярко проявившаяся задолго до эпохи расцвета наций, ещё в период Возрождения и Просвещения. Эта традиция провозглашает идеи равных прав людей на социальный выбор, а тем самым — и на культурные, в том числе и этнокультурные, способы осуществления этого выбора. Таким образом не может быть речи о субординации ценностей, которая императивно навязывается обществом личности, большинством меньшинству (Hall 1996: 596—611). Идентичности этнических меньшинств не сводятся только к универсальным и общенациональным ценностям, как это предпочитали считать представители либерализма и либертарианизма (Barry 2005: 205, 208, 213). Они — дуальны, и только поэтому возможна полноценная интеграция этнических меньшинств (Baysu et al. 2011: 121—143; Manning, Roy 2007: 3—5; Martinovic, Verkuyten 2014; Sam, Berry 2010: 472—81). Эти идентичности к тому же целостны, культурно опосредованы, вклю¬чают в себя и те ценности, без которых представители этнических меньшинств не мыслят свою идентичность и свой «неповторимый образ жизни» (Уолцер 2000: 17, 22, 41—42, 57; Хёффе 2007: 140; Taylor 1994: 25—42, 58—59).

В рамках современной социологической науки идеи о целостности идентичностей этнических и иных социальных меньшинств наследует либеральный мультикультурализм в понимании идентичностей этнических меньшинств как содержания одного из универсальных прав человека (Kelly 2005: 5—13; Смит 2004: 362—368). Здесь общая национальная идентичность рассматривается уже в рамках «дифференцированного гражданства» (Karolewski 2010: 23, 34, 81, 88—99; Кимлика 2010: 271, 288, 424—462). В частности, это означает не только признание обществом индивидуального права выбора меньшинствами своей идентичности. Признаётся и легитимность коллективных продуктов этого выбора, если он совершается в соответствии с принципами либеральной демократии, а тем самым и признание ценности коллективной идентичности этих меньшинств (Tully 2005: 417— 418; Young 1999: 415—421; Хабермас 2001: 332—334).

Исследования идентичностей этнических меньшинств

в латвийских социальных науках

Исследования идентичностей этнических меньшинств в независимой Латвии начались уже в 1990-е годы. Для авторов политологических и социологических исследований в основном важно показать, насколько национально-гражданские ценности проявляются в сознании представителей этнических групп в Латвии. В этом учёные видели показатели политической, гражданской и лингвистической интеграции этнических меньшинств в латвийском обществе, а, следовательно, и уровень межэтнической дистанции, в том числе и в интерпретации истории Латвии в ХХ веке. Одновременно показывался характер этнокультурного разнообразия различных секторов социально-экономической жизни, публичного политического пространства, государственного и муниципального управления, культурной, образовательной и информационной среды, практикуемой политической культуры. Для социологов и политологов актуальным был вопрос, насколько успешен процесс натурализации для неграждан Латвии, какова ценность латвийского гражданства и чувства принадлежности к Латвии в среде этнических меньшинств. В целом представления о том, что идентичности этнических меньшинств должны быть интегрированы в национальную идентичность, которая базируется на латышском языке и культуре, занимают самое значительное место среди всех исследований этнических меньшинств в Латвии. Такой подход практически полностью доминировал в 1990-е годы, востребован он и сейчас (см., например: Zepa 1992, Vēbers, Kārkliņa eds. 1995, Djačkova 2000, Pabriks et al. 2000; Indans, Kalniņš 2000; Zepa et al. 2006; Apine 2006; Brands-Kehre, Pūce 2005).

Популярность такого подхода стимулируется опасениями латышей, что усиление коллективной идентичности латвийских русских может угрожать национальной идентичности и стимулирует не межэтническую солидарность, а этнополитический конфликт. Особенно такие оценки распространены в части исследований, анализирующих ту часть системы образования Латвии, которая функционирует на русском языке (Curika 2008/2009: 2—17; Čekse et al. 2013: 15—21). Существенные различия в этносимволическом поведении латышей и русских (высокий уровень этнополитической мобилизации на выборах государственных и муниципальных органов власти, разновекторные политико-идеологические дискурсы «латышских» и «русских» СМИ, ярко выраженное межэтническое противостояние анонимных комментариев в интернете и т. д.) также побуждают исследователей считать нормальным явлением субординацию идентичностей этнических меньшинств по отношению к идентичности этно-национального боль¬шинства (Broks 2013: 21; Zepa, Kļave eds. 2011: 22—27).

Однако в 1990-е годы некоторая часть латвийских исследователей использовала идеи либерального мультикультурализма в изучении связей идентичностей этнических меньшинств и национальной идентичности. Например, были попытки рассмотреть латвийское общество, как объ¬единение двух этнических общин — латышей и русских, что предполагает признание специфических интересов каждой из этнических общин (Ķeniņš et al. 1995: 15).

Ещё в середине 1990-х годов профессор И. Апине считала вполне нормальной для национального государства ситуацию, когда идентичность этнических меньшинств реализуется в создании ими своей элиты, интеллигенции, развитой системы национально-культурных обществ, образовательных учреждений, средств массовой информации, регулярного функционирования сферы культуры и т. д. Именно в таком качестве, по ее мнению, возможна интеграция этнических меньшинств в общество (Apine 1995: 66—78). Однако такое широкое понимание идентичности этнических меньшинств редко было вплетено в социологические исследования.

Отход от структурно-функциональной парадигмы в исследованиях идентичности этнических меньшинств, рассматривавшей их как субординированные по отношению к идентичности этно-национального большинства, был связан с потребностью взглянуть на эти группы как на «индивидуальные» этнические общности, самостоятельно конструирующие свою идентичность в условиях восстановленной государственности. Наиболее полно в то время такой подход был представлен в историко-социологических трудах учёных из среды самих этнических меньшинств (Например, Абызов 1990/1991; Гаврилин 1999; Инфантьев 2007; Ковальчук 1998; Никонов 2008; Пазухина 2005; Подмазов 2010; Фейгмане 2000).

В течение последнего десятилетия идеи либерального мультикультурализма приобретают большую популярность среди части известных латвийских учёных. При этом в осмыслении идентичности этнических меньшинств характерно отсутствие какой-либо одной доминирующей парадигмы. Более того, многообразие теоретических подходов воспринимается как несомненная ценность. Ключевые идеи, лежащие в основе социологического анализа современной идентичности этнических меньшинств в Латвии, следующие:

1. Обоснование важности мультикультурного подхода в понимании идентичностей этнических меньшинств происходит в контексте интереса к посмодернистскому исследовательскому дискурсу, который предполагает рассматривать идентичности как «меняющиеся, фрагментарные, процессуальные». Одновременно идентичность этнических меньшинств рассматривается как социо-культурная форма индивидуальной субъективности личности, а общество — открытое к культурному многообразию, в том числе и в публичной сфере (например, в системе образования) (Austers et al. 2007: 2—19; Kļave, Zepa 2012: 10—21; Šņitņikovs 2013: 67—70).

2. Делаются важные методологические заключения о необходимости пересмотра восприятия интеграции идентичностей этнических меньшинств в рамки национальной идентичности в духе Дюркгейма и Парсонса, идеи которых стали методологическим обоснованием ассимиляции этно-культурных различий (Muižnieks 2010: 15— 20, 25, 29; Zepa et al. 2006: 4—10).

3. Частью учёных критикуются представления о наци-ональной идентичности как культурно гомогенном образовании, истоки которых коренятся в концепциях представителей немецкой «исторической школы» XIX века, а также критика редукции индивидуальной идентичности человека, его многообразных социально-экономических практик исключительно к этно-групповой идентичности (Крук 2012: 33—44; Rozenvalds 2013: 56—58; Šuplinska, Lazdiņa 2009: 57, 116, 387—401).

4. Критика влиятельного в Латвии этнополитического дискурса, который ориентирован на технологии власти, на принижение ценности индивидуальных прав по сравнению с коллективными правами нации, на «исключающую политическую культуру» в отношении этнических меньшинств, распространённого по отношению к ним дискурса ненависти (Hanovs 2012: 7—20; Golubeva et al. 2007: 3—47; Brands-Kehre 2010: 95—102).

5. Акцентирование позитивной роли этнических меньшинств как полноправных субъектов в формировании современного гражданского общества в Латвии (Makarovs, Strode 2005: 6—20; Rungule et al. 2006: 25—44; Šūpule 2007: 34—41; Golubeva et al. 2010: 60).

Латвийские учёные об идентичностях этнических меньшинств

как объекте этносоциологического анализа

В августе 2013 — январе 2014 годов автор статьи провёл опрос латвийских учёных, профессионально занимающихся исследованием межэтнических отношений. Цель исследования состояла в выявлении оценки респондентами проводимых в Латвии исследований этнических меньшинств, их основных достижений и существующих проблем. Одновременно ставилась задача понять, каким теоретическим подходам в исследовании этнических меньшинств респонденты отдают предпочтение 1.

Если кратко обобщить высказывания респондентов, то можно сказать, что структурно-функциональная модель понимания идентичности этнических меньшинств теряет свою популярность. Ей на смену приходят социально-конструктивистские, мультикультурные версии, а также методологические подходы критической теории, неомарксизма и персонализма. Причём для латвийских исследователей, особенно из среды этнических меньшинств, дистанцирование от структурно-функционалистской версии идентичности этнических меньшинств сопровождается также критикой его идеологизированной версии, проявляющейся в националистическом дискурсе. Эти респонденты склонны воспринимать идентичность этнических меньшинств в большей степени не столько как структурный элемент в рамках национальной идентичности, сколько как форму реализации социальной идентичности личности, принадлежащей к одному из этнических меньшинств страны.


Некоторые общие условия исследования

этнических меньшинств

 

Несмотря на то, что исследования этнических меньшинств в Латвии имеют солидную традицию и проходят в рамках различных социальных и гуманитарных наук, некоторые опрошенные учёные полагают, что, например, в социальной психологии эта тема не получила распространения. Среди причин называлось отсутствие валидной методологии и инструментария, а также слабость исследовательской традиции и давление политической конъюнктуры:

«Почему так мало исследований этой темы в психологии? Присутствует некоторый страх. Это политика. Но в целом не могу объяснить, почему у психологов нет таких исследований. Этнический вопрос один из самых сложных - это причина конфликта в государстве» (ЭМ, П).

Часть респондентов считает, что не способствует таким исследованиям слабая междисциплинарная коммуникация учёных, изучающих этнические меньшинства в Латвии, особенно по фундаментальным проблемам национальной и этнической идентичности. Один эксперт считает, что некоторые научные понятия, без которых невозможен анализ этнических меньшинств, например, понятие «национальное государство», принимаются априори, не подвергаются анализу, носят идеологизированный характер:

«У нас нет никаких дискуссий по теоретическим подходам, и особенно у историков... Важен междисциплинарный подход, с которым мы не очень справляемся» (ЭМ, К).

Один из экспертов полагает, что качество проводящихся исследований этнических меньшинств отражает уровень самостоятельности социальной науки в целом:

«Слабая база таких исследований, которая не позволяет самим учёным их организовывать с точки зрения вопросов и целей, которые интересуют самих исследователей, а не только заказчика... У нас голос учёных очень слабый... Нет длительной традиции исследования какого-либо феномена» (ЭМ, СК).

Основные парадигмы исследования и эволюция взглядов респондентов

на этнические меньшинства Латвии

В качестве методологической основы своего понимания специфики идентичности этнических меньшинств респонденты называли также теории У. Кимлики, Ю. Хабермаса (ЭМ, К)., Р. Брубейкера, Яна (Л, Ф)., теории мультикультурализма в целом (Л, И; ЭМ, К; Л, П)., либо приводили аргументацию мультикультуралистов для обоснования необходимости существования публичного информационного пространства в Латвии и на русском языке (Л, СК)., неомарксизм (австромарксизм) (Л, П).

Один из экспертов считает, что исследования этнических меньшинств в Латвии обогатились бы, если бы протекали в контексте дискуссий между приверженцами мультикультурализма и либерализма:

«У нас неизвестны дискуссии между мультикультуралистами и либералами, которые протекают в западной науке. Дискуссия о мультикультурализме для нас была бы полезна, чтобы осознать, какой это взгляд» (ЭМ, К).

В то же время небольшая часть респондентов считает, что некритическое использование теорий, в которых проповедуется «жесткая» линия мультикультурализма, не приемлема для Латвии (ЭМ, СК; ЭМ, К).

Характерно, что с такой критикой этого теоретического направления выступили как раз респонденты из среды этнических меньшинств. И именно в этой среде чаще всего происходят дискуссии по вопросу о понимании коллективных прав и коллективной идентичности этнических меньшинств. При этом респонденты латыши, как правило, вовсе не стремились затрагивать подобные дискуссионные вопросы.

Уловимые различия методологических позиций большинства респондентов, не стремящихся политизировать вопрос об этнических меньшинствах, пролегают не между жесткими вариантами мультикультурной и либеральной парадигмы, а внутри либеральной парадигмы исследования. И не между примордиалистским и конструктивистским подходом к пониманию этнической и национальной идентичности, а между различными вариантами социального конструктивизма — в приоритетном интересе к «конструированию» идентичностей этнических меньшинств, либо новой взаимосвязи («интеграции»). их идентичностей и национальной идентичности.

Эволюция представлений о природе идентичности

этнических меньшинств

Большинство респондентов признались в том, что их взгляды на характер идентичности латвийских этнических меньшинств претерпели серьёзную эволюцию, которая состояла в переориентации от примордиалисткого, этно-символического восприятия этнический идентичности к социально-конструктивистскому:

«Преподаватели нас воспитывали, что теория - это идеология... Конструктивистский подход мне кажется более здоровым. В своих исследованиях я опираюсь на праксеологический подход. Этническая идентичность, и тем более национальная, конструируется. Культурные практики, которые меняются, формируют некую другую идентичность, эта идентичность может быть множественная» (ЭМ, К).

Близкие мысли высказали и другие респонденты, как латыши, так и представители этнических меньшинств. Важнейшим стимулом такой переориентации становится открытие новых тем в истории и культуре Латвии, которые не были популярны в советский период. Это, прежде всего, касается «открытия темы «латвийских русских» в исследованиях русских историков в 1990-е годы» (ЭМ, К).

Один из историков отметил также, что эволюция его взглядов на сущностные характеристики латвийских этнических меньшинств проходила от представлений о них как элементе этнокультурного разнообразия страны к восприятию в контексте институтов гражданского общества и государства:

«Если раньше я воспринимал понятие «этническое меньшинство», исходя из этнокультурного и этнолингвистического нарратива, то сейчас в контексте концепций «гражданского общества» и «национального государства» (ЭМ, И).

Однако один из респондентов полагает, что отходить от этно-символического представления об идентичностях этнических меньшинств к иным парадигмам следует с оговорками. Причиной является, по его мнению, глубокое переживание латышами собственной истории, в том числе и опыта взаимодействия с иными этническими группами Латвии:

«Яне могу анализировать национальные меньшинства без того, чтобы не анализировать травматическое прошлое и политику памяти национального большинства. Я понял, что латыши не воспринимают нацменьшинства, как нечто, что существует со своим собственным профилем. Это - абстрактная масса, которая время от времени доставляет проблемы» (ЭМ, СК).

 

Востребованность структурно-функционалистской парадигмы

в исследованиях этнических меньшинств

Некоторые ответы респондентов говорят об актуальности применения структурно-функционалистского подхода к анализу латвийских этнических меньшинств. Следует сразу отметить, что необходимость этого подхода проявлялась в основном в ответах именно латышских респондентов, а также тех представителей этнических меньшинств, кто длительное время занимался исследовательской и организаторской работой в рамках политики интеграции латвийского общества, что соответствует идее «порядка», столь востребованной в социологии Э. Дюркгейма и Т. Парсонса. В высказываниях латышских респондентов идентичность этнических меньшинств рассматривается в контексте интеграции латвийского общества (Л, Ф), важности освоения этническими меньшинствами латышской культуры (Л, И) и общегражданских ценностей (Л, СК). Так, например, один из респондентов обращает внимание на общегражданские национальные ценности как основу идентичности этнических меньшинств:

«В Даугавпилсе среди меньшинств больше доля граждан, чувство принадлежности к Латвии на протяжении многих поколений... Например, старообрядцы больше себя ощущаю латвийскими русскими, а не российскими. Но при этом важно для граждан из среды меньшинств со¬хранение собственной этнической идентичности» (Л, СК).

Один из респондентов из среды этнических меньшинств, долго занимавшийся прикладными вопросами интеграции латвийского общества, сослался на встречающийся в западной науке взгляд о латвийских русских, как «имперском меньшинстве», наподобие «венгров Словакии и Румынии», считая, что эта аналогия работает, так как латвийские русские ведут себя иначе, чем другие этнические меньшинства. Но главное — не действует либерально-политическая парадигма по причине как влияния латышской диаспоры в странах Запада, считающей русских инородным телом, так и «мягкой силы» России, проявляющейся в политике «Русского мира»:

«Востребованности этой либеральной парадигмы нет и со стороны русского меньшинства. Меньшинство не хо¬чет концептуализировать себя в публичном пространстве как меньшинство. Оно хочет быть равным партнером. Это создает ряд проблем, потому что такая модель возможна в федеративном государстве. И вызывает очень большие опасения со стороны большинства» (ЭМ, СК).

Для некоторых респондентов формулировки понятия «этническое меньшинство», присутствующие в латвийских правовых документах, оказываются вполне достаточными и для научных исследований. Такое отношение к этому понятию встречается именно в ответах респондентов латышей (Л, И; Л, СК).

Структурно-функциональный анализ в значительной степени исходит из представления об обществе как структурированной социальной системе. В этом смысле это направление интересует, какое место занимают этнические меньшинства в обществе, каков диапазон отношений между этими меньшинствами и этно-национальным большинством. Эти возможности структурно-функционального анализа особо интересовали именно респондентов из самой среды этнических меньшинств, так как они особо восприимчивы к проблеме справедливого распределения ресурсов в обществе, где уровень политического участия этих меньшинств и представленность в элите общества крайне незначительны. В этом аспекте важны мысли тех респондентов, которые считают важным опубликовать статистические данные об этнической принадлежности занятых в народном хозяйстве, в административных и управленческих структурах государства (Л, П; Л, С). Важным оказывается и признание особой коллективной идентичности русских как «лингвистической общины Латвии»:

«За русской общиной правящая политическая элита не признаёт статуса национального меньшинства. Латышская официальная наука считает, что русской общины в Латвии нет вообще» (ЭМ, И).

Структурно-функционалистская парадигма востребована в научных трудах социолингвистов, так и в ответах респондентов. Именно представители этой отрасли социального знания чаще всего исходят из представления о необходимости субординации государственного языка и языков этнических меньшинств, что проявляется и в нормативистском подходе в оценке лингвистического поведения этнических меньшинств. При этом респонденты-латыши особо подчёркивают статус этой идентичности как «меньшинственной» по отношению к «этническому большинству Латвии» (Л, Я).

Критика представлений об этнических меньшинствах

как субординированных группах

Признание сложности этнополитической ситуации в современной Латвии и нежелательность априорных суждений о моделях идентичности этнических меньшинств стимулирует обращение исследователей к теориям, разрабатываемых в рамках либеральной и мультикультурной парадигм. В них видятся интеллектуальные ресурсы, позволяющие обратить внимание на угрозы маргинализации этнических меньшинств:

«Для нашего общества наиболее приемлем либерализм, теории, отражающие многокультурность. Именно на этой основе необходимо рассматривать прояв¬ления сегрегации и маргинализации в обществе. Но в целом мы пока выпали из этих дискуссий» (Л, П).

Один из опрошенных специалистов по социальной коммуникации полагает, что среди особенностей латвийского общества — значительная роль в нём этнических меньшинств, которые стремятся, чтобы их язык использовался в публичном пространстве:

«Этнические меньшинства - это фактор, с которым нужно считаться. Это и практический вопрос, например, в сфере общественной коммуникации.... Важно чтобы меньшинства получали бы информацию о том, что происходит в Латвии, в том числе и на их родном языке» (Л, СК).

Такое понимание идентичности этнических мешинств сопровождается критикой представлений о национальной идентичности в многоэтническом обществе как монолитном образовании, допускающем культурные различия только в форме субординированных, подчинённых единой идентичности второстепенных этно-культурных феноменов. Часть опрошенных учёных призналась, что по отношению к латвийским русским не используют понятие «этническое меньшинство», которое отсылает к идеям этнической стратификации и субординации:

«По отношению к латвийским русским я не использую понятия меньшинство, а этно-лингвистическая группа. Среди теорий наиболее адекватен социальный конструктивизм» (Л, С).

Однако наибольшее неприятие разделения этнического пространства на «большинство» и «меньшинства» проявляется среди русских респондентов, которые видят в такой категоризации и политическую составляющую. Одна из респондентов, которая профессионально изучает историю и духовную культуру латвийских русских, отметила чрезмерную политизацию понятий, описывающих отношения этнических меньшинств и латвийского государства:

«Агрессивность»(политическая), терминов «этническое меньшинство», «нация», «политическая нация», которую так часто слышала от коллег по родному институту, приводила к тому, что эти понятия использовать в аудитории просто не хотела.» (ЭМ, Ф).

Но эксперты из латышской среды подчёркивают специфику политической истории Латвии как основу их взгляда на нелатышское население:

«Очень важно показать специфику Латвии по сравнению с Западной Европой, где в основном дискуссии по мультикультурализму разворачиваются по отношению к прибывшим мигрантам. Латвия всегда была многокультурной страной. Нужно это показывать. Но в советское время усилился приток представителей других этнических групп, проводилась русификация. Это и привело сознание латышей к травме» (Л, П).

В то же время немало опрошенных указали на то, что принятая во многих исследованиях модель восприятия идентичности этнических меньшинств как субординированных по отношению к национальной идентичности в реальности приводит к их оценке как «чуждых» идентичностей. Хотя при этом и признают, что «сама по себе повестка для исследований меньшинств в Латвии отличается от ситуации в других странах Европы именно тем, что здесь в большей степени анализируются политические и символико-культурные проблемы взаимодействия нация-меньшинства, а не социально-экономические. Этому есть своё объяснение: активное использование концепции национального государства мотивирует исследователей обратиться к возможному потенциалу конфликта. В Латвии политическая культура на данный момент (не важно, на какой стороне). вообще не в состоянии принять Другого в политическом ландшафте... Его мы не понимаем.» (ЭМ, СК).

Истоки такого понимания идентичностей этнических меньшинств как «чужих» коренятся, по мнению некоторых респондентов, во влиянии немецкого романтизма 19 века на бытующие современные представления о нации и национальной идентичности как гомогенных образованиях, в которых «язык является первичным и определяющим для нации, а не практики реальных людей» (ЭМ, СК).

Отход от априорных схем анализа идентичностей этнических меньшинств приводит некоторых респондентов к убеждению о важности рассмотрения этой идентичности, исходя из анализа реальных практик конкретных личностей, которые выстраивают свою поведенческую стратегию для адаптации во внешней среде.

Однако среди латышских респондентов в большей степени распространён взгляд, что приоритетный интерес в исследованиях этнических идентичностей к их культурно-символическим проявлениям — это не только результат волюнтаристского навязывания исследователем своей картины мира. На самом деле этно-социальная реальность в Латвии такова, что именно культурные и символические признаки этнических идентичностей в наибольшей степени появляются в общественной жизни, по сравнению, скажем, с социально-экономическими различиями между латышами и латвийскими русскими (Л, С).

(Ре)конструкция идентичности латвийских русских

Большинство респондентов из среды этнических меньшинств в той или иной степени профессионально занимаются изучением различных аспектов идентичности латвийских русских и особенностей её проявления обществе. Поэтому совсем не случайно, что эти респонденты отдают предпочтение в своих исследованиях различным версиям социального конструктивизма, критической теории, неомарксизму, как оппонентам структуралистскому воспри¬ятию идентичности этнических меньшинств. Есть и респонденты-латыши, которые полагают, что идентичность латвийских русских не вкладывается в привычные схемы «этнического меньшинства». Причём полноценная реконструкция идентичности русских в латвийском обществе для этого исследователя должна опираться и на социал-демократические представления австромарксистов К. Ренера, О. Бауэра, К. Каутского, стремившихся защитить коллективную идентичность недоминирующих этнических групп:

«У нас русские в Латвии - это довольно большая группа населения. Это самодостаточная группа населения. Самодостаточность проявляется количественно, представлена не только техническая, но и гуманитарная интеллигенция, газеты, журналы, СМИ, развиваются вузы, школы. Это драма и фарс, когда русский язык остаётся в статусе иностранного. Нужен хотя бы статус языка нацменьшинства. Это было бы логично, нормально и разумно. 20 век - это век социал-демократии. Нынешний же кризис показал кризис и крах либерализма» (Л, П).

Как и следовало ожидать, наибольшая рефлексия о смысле понятия «этническое меньшинство» свойственна ответам тех латвийских учёных, кто принадлежит к этническим меньшинствам и кто профессионально разрабатывает тему «русских в Латвии». Одна из исследовательниц назвала даже свои ответы «исповедью»:

«Как человеку, родившемуся в Латвии и имеющему наследственное, а не приобретенное гражданство, мне режет слух, когда меня причисляют к этническому меньшинству. Я считаю себя (но другие не считают) русской латвийкой, знающей язык, культуру и традиции этой страны. Втиснуть в одно словосочетание «этническое меньшинство» тех же русских, евреев - национальные группы, пестрые по составу и по историческим корням в этом государстве - задача от лукавого» (ЭМ, Ф).

* * *

Коллективная идентичность этнических меньшинств — сложносоставное социальное явление, включающее как национальную, так и этно-групповую идентичности. Часть социологов рассматривает «меньшинственный» статус этих идентичностей в контексте проблем этно- социального неравенства и стратификации, власти и подчинения. Методологически эту идею подкрепляют взгляды представителей структурного функционализма, в которых национальная идентичность отождествляется с идентичностью этно-национального большинства, как нормативной моделью. Однако социологическая традиция, в том числе и в современной Латвии, всё реже рассматривает коллективную идентичность этнических меньшинств в парадигме структурного функционализма, что неизбежно приводит к оценке её как субординированной по отношению к идентичности этнонационального большинства. Интеллектуальный ресурс структурного функционализма в анализе идентичностей этнических меньшинств наиболее востребован в период исторических трансформаций национальной идентичности, когда остро стоит проблема интеграции этнокультурных различий в пространство доминирующей национальной культуры. Однако со второй половины ХХ века, когда задачи нациестроительства в целом оказались выполнены, важным представляется защита прав и людей, идентичность которых отличается от идентичности этно-национального большинства. В этих условиях социологическая мысль разрабатывает подходы, которые позволили бы представить идентичности недоминирующих социальных групп, этнических меньшинств, если они базируются на общенациональных ценностях, равноценными с идентичностью этно-национального большинства. В таком случае идентичность этнических меньшинств из маркера принадлежности к группе внутри этносоциальной стратификации имеет шансы стать одной из форм социального самоопределения личности.

___________

1. Автор отобрал 20 респондентов, хорошо известных в Латвии специалистов, из которых 10 - это исследователи латыши, а 10 - из среды этнических меньшинств. 18 респондентов - доктора наук, из них 10 профессоров и ассоциированных профессоров. Распределение респондентов отражает и возрастную структуру групп научных работников: 6 респондентов занимается научными исследованиями до 10 лет, 11 - от 10 до 30 лет, 3 - свыше 30 лет. Специализация респондентов отражала и разнообразие социальных и гуманитарных наук, которые исследуют вопросы национальной и этнической идентичности (2 социолога, 3 политолога, 2 философа, 5 историков, 4 специалиста по социальной коммуникации, 2 психолога, 1 культуролог и 1 языковед) (Принятые обозначения в цитировании: Л - респонденты-латыши, ЭМ - респонденты из среды этнических меньшинств; второй символ: С - социолог, П - политолог, Ф - философ, И - историк, СК - специалист по социальной коммуникации, К - культуролог, Я - языковед).

Источники и материалы

ПМА — Полевые материалы экспедиции автора в Риге, Даугавпилсе, Резекне и Елгаве август 2013 г. — январь 2014 г (информанты просили не публиковать их фамилии). Latvijas Republikas Satversme 2014 - Latvijas Republikas Satversme (2014). URL: http://likumi.lv (6.09.2014).

Литература

Абызов 1990/1991 - Абызов Ю. Русское печатное слово в Латвии. 1917-1944 гг. Stanford, 1990/1991.

Балибар, Валлерстайн 2003 - Балибар Э., Валлерстайн И. Раса, нация, класс. Двусмысленные идентичности. Москва: Логос-Альтера, 2003.

Гаврилин 1999 - Гаврилин А. Очерки истории Рижской епархии (XIX век). Рига: Филокалия, 1999.

Геллнер 1991- Геллнер Э. Нации и национализм. М.: Прогресс, 1991.

Гидденс 1999 - Гидденс Э. Социология. Москва: Эдиториал УРСС, 1999.

Инфантьев 2007 - Инфантьев Б. Балто-славянские куль-турные связи. Лексика, мифология, фольклор. Рига: Веди, 2007.

Кедури 2010 - Кедури Э. Национализм. СПб.: Алетейя, 2010.

Кимлика 2010 - Кимлика У. Современная политическая философия. Введение. М.: Издательский дом ГУ-ВШЕ, 2010.

Ковальчук 1998 - Ковальчук С. «Взыскуя истину». Рига: Институт философии и социологии Латвийского университета, 1998.

Кон 2010 - Кон Х. Идея национализма. // Герасимов И., Могильнер М., Семёнов А. (ред.) Мифы и заблуждения в изучении империи и национализма. М.: Новое издатель-ство, 2010. С. 27-61.

Крук 2012 - Крук С. Критика концепции интеграции латвийского общества. - Балтийский акцент. №1, 2012. С. 32-49.

Никонов 2008 - Никонов В. Староверие Латгалии. Резекне: Издание Резекненской кладбищенской и старообрядческой общины, 2008.

Пазухина 2005 - Пазухина Н. Культурные традиции латвийских староверов в 20-30 гг. ХХ века. - Иванов И. (ред.) Староверие Латвии. Рига, 2005. С. 119-126

Подмазов 2010 - Подмазов А. Рижские староверы. Рига: Институт философии и социологии Латвийского университета, 2010.

Парсонс 2000 - Парсонс Т. О структуре социального действия. М.: Академический проект, 2000.

Смит 2004 - Смит Э. Национализм и модернизм. М.: Праксис, 2004.

Уолцер 2000 - Уолцер М. О терпимости. М.: Идея-Пресс, 2000.

Фейгмане 2000 - Фейгмане Т. Русские в довоенной Латвии. Рига: Балтийский русский институт, 2000.

Хабермас 2001 - Хабермас Ю. Вовлечение другого. Очерки политической теории. СПб: Наука, 2001.

Хёффе 2007 - Хёффе О. Справедливость. М.: Праксис, 2007.

Хобсбаум 1998 - Хобсбаум Э. Нации и национализм после 1780 года. СПб.: Алетейя, 1998.

Apine 2006 - Apine I. Etnopolitikas analīze.// Dribins L., Šņitņikovs A. (eds.) Pretestība sabiedrības integrācijai: cēloņi un pārvarēšanas iespējas (etnicitātes, valsts un pilsoniskās sabiedrības mijiedarbības analīze). Rīga: Latvijas Universitātes Filozofijas un socioloģijas institūts, LU aģentūra, 2006. Р. 13-32.

Apine 1995 - Apine I. Latvijas minoritātes integrācijas procesa kontekstā. // Vēbers E., Kārkliņa R. (ed.) Nacionālā politika Baltijas valstīs. Rīga: Zinātne, 1995. Р. 66-83.

Armstrong 1982 - Armstrong J. A. Nations before Nationalism. The University of North Carolina Press, 1982.

Austers et al. 2007 - Austers I., Golubeva M., Strode I. Skolotāju tolerances barometrs. Rīga: PROVIDUS, 2007.

Barrett 2010 - Barrett M. National and Ethnic Identities and Differences Today: A Psychological Perspective. Athens Di-alogues E-Journal, 2010.

Barry 2005 - Barry B. Second Thoughts - and Some First Thoughts Revived. // Kelly P. (ed.) Multiculturalism Recon-sidered. Culture and Equality and its Critics. Cambridge: Polity Press, 2005. Р. 204-238.

Baysu et al. 2011 - Baysu G., Phalet K., Brown R. Dual Identity as a Two-Edged Sword Identity Threat and Minority School Performance. // Social Psychology Quarterly. 2011. Nr. 74 (2). Р. 121-143.

Berry 1997 - Berry J. W. Immigration, Acculturation, and Adaptation. // Applied Psychology. An International Review. 1997. Nr. 46 (1). Р. 5-33.

Bornschier 2007 - Bornschier S. Social Structure, Collective Identities, and Patterns of Conflict in Party Systems: Conceptualizing the Formation and Perpetuation of Cleavages. // URL: http://www.simon-bornschier.eu/1Z23/resources/ publication_143.pdf, 2007.

Brands-Kehre 2010 - Brands-Kehre I. Pilsonība, līdzdalība un pārstāvniecība. // Muižnieks N. (ed.) Cik integrēta ir Latvijas sabiedrība? Sasniegumu, neveiksmju un izaicinājumu audits. Rīga: LU Akadēmiskais apgāds, 2010. Р. 95-124.

Brands-Kehre, Pūce 2005 - Brands-Kehre I., Pūce I. Politiskā nācija un pilsonība. // Rozenvalds J. (ed.) Cik demokrātiska ir Latvija. Demokrātijas audits. Rīga: LU Akadēmiskais apgāds, 2005. Р. 21-34.

Breuilly 1982 - Breuilly J. Nationalism and the State. Man-chester: Manchester University Press, 1982.

Broks 2013 - Broks J. Nacionālā identitāte: vispārējie modeļi un Latvijas gadījums. // Akadēmiskā dzīve. 2013. Nr. 49. Rīga: LU. Р. 14-22.

Calhoun 1993 - Calhoun С. Nationalism and Ethnicity. // An¬nual Review of Sociology. 1993. Vol. 19. Р. 211-239.

Cohen 1985 - Cohen A. P. Symbolic Construction of Communi¬ty. London: Routledge, 1985.

Curika 2008/2009 - Curika L. Dalīta izglītība - dalīti pilsoņi? Rīga: PROVIDUS, 2008/2009.

Čekse et al. 2013 - Čekse I., Geske А., Grīnfelds А., Kangro А. Skolēnu valstiskā un Eiropas piederības apziņa, dzīvojot multikulturālā sabiedrībā: Igaunijas un Latvijas salīdzinošais piemērs.// LU raksti. Izglītības vadība. 2013. Nr. 792. Р. 14-26.

Delanty 2003 - Delanty G. Community. Key Ideas. London: Routledge, 2003.

Djačkova 2000 - Djačkova S. Valodas loma reģiona attīstībā. Rīga: LU Socioloģijas katedrā, 2000.

Eisenstadt, Giesen 1995 - Eisenstadt S. N., Giesen B. The con-struction of collective identity. In: Archives Europeennes de Sociologie, 1995. Vol. XXXVI. No. 1. Pp. 72-102.

Eliassi 2013 - Eliassi B. Contesting Kurdish Identities in Sweden: Quest for Belonging Among Middle Eastern Youth. New York: Palgrave Macmillan, 2013.

Golubeva et al. 2010 - Golubeva M., Kažoka I., Pentikāinen M., Malloy T.H., Plasseraud Y., Daskalovski Z., Rajevska F., Curika L., Kirss L., Gould R., Vetik R. Inclusion Unafford-able? The Uncertain Fate of Integration Policies in Europe. Rīga: PROVIDUS, 2010.

Golubeva et al. 2007 - Golubeva M., Rožukalne A., Kažoka I., Curika L., Arnesta I., Herca M., Buševa T., Jermaks M., Mardaņa Ļ. Izaicinājums pilsoniskajai līdzdalībai. 2008. gada gala ziņojums. Rīga: PROVIDUS, 2007.

Hall 1999 - Hall R. B. National Collective Identity: Social Con-structs and International Systems. New York: Columbia University Press, 1999.

Hall 1996 - Hall S. The Question of Cultural Identity. // Hall 5., Held D., Hubert D., Thompson K. (eds.) Modernity. In-troduction to Modern Societies. Blackwell Publishers, 1996. Р. 595-634.

Hanovs 2012 - Hanovs D. Kā pētīt “nepareizas” atmiņas Latvijā? // Letonica. Humanitāro zinātņu žurnāls. 2012. Nr. 2 (23). Rīga: LU Literatūras, folkloras un mākslas institūts. Рp. 7 - 20.

Herrmann, Brewer 2004 - Herrmann R. K., Brewer M. B. Identities and Institutions: Becoming European in the EU. In: Herrmann R. K., Brewer M. B. (ed.) Transnational Identi¬ties: Becoming European in the EU, 2004.

Indāns, Kalniņš 2000 - Indāns I., Kalniņš V. Sabiedrības integrācijas institucionālās politikas analīze. Rīga: Latvijas Ārpolitikas institūts, 2000.

James 2006 - James P. Globalism, Nationalism, Tribalism: Bringing Theory Back In. London: Sage Publications, 2006. Karolewski 2006 - Karolewski I. P. Citizenship and collective identity in Europe. In: Karolewski I. P., Kaina V. (eds.) European Identity: Theoretical Perspectives and Empirical In-sights. Hamburg, LIT, 2006.

Karolewski 2010 - Karolewski I. P. Citizenship and Collective Identity in Europe. London, New York: Routledge, 2010. Kelly 2005 - Kelly P. Introduction: Between Culture and Equality. // Kelly P. (ed.) Multiculturalism Reconsidered. Culture and Equality and its Critics. Cambridge: Polity Press, 2005. Р. 1-17.

Klandermans, de Weerd 2000 - Klandermans B., de Weerd М. (2000) Group Identification and Political Protest. In: Stryker 5., Owens T.J., White R. W. (eds.), Self, Identity, and Social Movements. Minneapolis: University of Minnesota Press, 2000. Pp. 68-90.

Kļave, Zepa 2012 - Kļave E., Zepa B. Modernisma un postmodernisma nacionālisma diskursi nacionālās identitātes skaidrojumā. // Bela B., Zepa B., (eds.) Identitātes. Kopienas. Diskursi. Rīga: LU Akadēmiskais apgads, 2012. Р. 9-26.

Ķeniņš et al. 1995 - Ķeniņš G.J. (Kings), Bārnovs Dž., Baņkovska S. Krievvalodīgo vadošo darbinieku individuālās vērtības Latvijā. // Latvijas Zinātņu Akadēmijas Vēstis. 1995. Nr.1/2. pp. 9-18.

Kymlicka 2007- Kymlicka W. Multicultural Odysseys. Navigating the International Politics of Diversity. Oxford: Oxford University Press, 2007.

Macionis, Gerber 2010 - Macionis J. J., Gerber L. M. Sociology. Toronto, Ontario: Pearson, 2010.

Makarovs, Strode 2005 - Makarovs V., Strode I. Uzskati par starpetniskajām attiecībām Latvijā. 2005. gada augusts. Latvijas iedzīvotāju aptaujas rezultātu apkopojums. Rīga: SKDS, 2005.

Manning, Roy 2007 - Manning А., Roy S. Culture clash or culture club? National identity in Britain. CEP Discussion Paper. 2007. Nr. 790. April.

Martinovic, Verkuyten 2014 - Martinovic B., Verkuyten M. The political downside of dual identity: Group identifications and religious political mobilization of Muslim minorities. // The British Psychological Society, 2014. 19.10.2014. URL: http://www.ncbi.nlm.nih.gov/pubmed/24571398

Melucci 1995 - Melucci A. The Process of Collective Identity. In: Johnson H., Klandeman B. (eds.) Social Movements and Culture. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1995.

Morris, Braine 2001- Morris A., Braine N. Social Movements and Oppositional Consciousness. In: Mansbridge J. J., Mor¬ris A. (ed.) Oppositional Consciousness: The Subjective Roots of Social Protest. Chicago: The University of Chicago Press, 2001.

Muižnieks 2010 - Muižnieks N. Secinājumi. - Muižnieks N. (ed.) Cik integrēta ir Latvijas sabiedrība? Sasniegumu, nev¬eiksmju un izaicinājumu audits. Rīga: LU Akadēmiskais apāds, 2010. Р. 281-286.

Pabriks et al. 2000 - Pabriks A., Vēbers E., Āboltiņš R. Atsvešinātības pārvarēšana: sabiedrības integrācija. Rīga: Sorosa fonds - Latvija, 2000.

Reicher 1982 - Reicher S.D. The determination of collective be-haviour. In: Tajfel Н. (ed.) Social identity and intergroup relations. Cambridge: Cambridge University Press, 1982.

Rozenvalds 2013 - Rozenvalds J. Ilgtspējīga nācija un sabiedrības integrācija. // Bela B. (ed.) Latvija. Pārskats par tautas attīstību 2012/2013. Ilgtspējīga nācija. Rīga: LU SPPI, 2013. Р. 55-65.

Rungule et al. 2006 - Rungule R., Koroļeva I., Sņikere S. Jauniešu iekļaušanās analīze identitātes un līdzdalības diskursu kontekstā. // Dribins L. (ed.) Sabiedrības integrācijas tendences Latvijā: īpatnības un kopīgās iezīmes salīdzinājumā ar citām Eiropas Savienības valstīm. Etnisko attiecību aspekts. Rīga: LU FSI, 2006. Р. 25 - 44

Sam, Berry 2010 - Sam D. L., Berry J.W. Acculturation: When Individuals and Groups of Different Cultural Backgrounds Meet. // Perspectives on Psychological Science. 2010. Nr. 5(4). Р. 472-481.

Sartori 1976 - Sartori G. Parties and party systems. A frame-work for analysis. Cambridge, London: Cambridge University Press, 1976.

Scott, Marshall eds. 2005 - Scott J., Marshall G. (eds.) A Dic-tionary of Sociology. Oxford: Oxford University Press, 2005.

Sherif, Sherif 1956 - Sherif М., Sherif С. W. An Outline of Social Psychology. New York: Harper & Brothers, 1956.

Smith 1991- Smith A. D. National identity. London: Penguin Books, 1991.

StaerkM et. al. 2005 - Staerklē C., Sidanius J., Green E.G.T., Molina L. Ethnic Minotity-Majority Asymmetry and Attitudes Towards Immigrants Across 11 Nations. In: Psicología Politica, 2005. Nr. 30. pp. 7-26.

Stryker 2000 - Stryker S. Identity Competition: Key to Differ-ential Social Movement Participation? In: Stryker S., Owens T. J., White R. W. (eds.), Self, Identity, and Social Movements. Minneapolis: University of Minnesota Press, 2000. pp. 21-39.

Stryker 1980 - Stryker S. Symbolic Interactionalism. A Social Structural Version. Menlo Park, CA: Benjamin-Cummings, 1980.

Šņitņikovs 2013 - Šņitņikovs A. Nacionālās identitātes subjektu veidošanās īpatnības Latvijā 21. gadsimtā. // Akadēmiskā dzīve. 2013. Nr. 49. Rīga: LU. pp. 63- 70.

Šuplinska, Lazdiņa 2009 - Šuplinska I., Lazdiņa S. (eds.). Languages in the Eastern Latvia: the data and results of the research. Via Latgalica: humanitāro zinātņu žurnāla pielikums. 1. Rēzekne: Rēzeknes Augstskola, 2009.

Šūpule 2007 - Šūpule I. Etniskās attiecības un akulturācijas procesi Latvijā: iedzīvotāju attieksmes pret dažādām akulturācijas stratēģijām. // LU raksti. Socioloģija. 2007. Vol. 714. Р. 31-43.

Taylor 1994 - Taylor C. The Politics of Recognition. // Gutmann A. (ed.) Multiculturalism. Examoning the Politics of Recog-nition. Princeton, New Jersey: Princeton University Press, 1994. Р. 25-74.

Tavani 2012 - Tavani C. Collective Rights and the Cultural Identity of the Roma: A Case Study of Italy. Leiden: Marti- nus Nijhoff Publishers, 2012.

Tully 2005 - Tully J. Strange Multiplicity. // Festenstein M., Kenny M. (eds.) Political ideologies. A Reader and Guide. Oxford: Oxford University Press, 2005. pp. 417-420.

Turner 1982 - Turner J. C. Towards a cognitive redefinition of the social group. In: Tajfel Н. fed.) Social identity and inter-group relations. Cambridge: Cambridge University Press, 1982.

Young 1999 - Young I. M. Ruling Norms and the Politics of Difference: A Comment on Seyla Benhabib.// The Yale Journal of Criticism. 1999. Nr. 12.2. Р. 415-420.

Vēbers, Kārkliņa eds. 1995 - Vēbers E., Kārkliņa R. (eds.) Nacionālā politika Baltijas valstīs. Rīga: Zinātne, 1995.

Wildavsky 1987 - Wildavsky А. Choosing Preferences by Constructing Institutions: A Cultural Theory of Preference Formation. In: American Political Science Review, 1987. Vol. 81. No. 1. pp. 3-21.

Wirth 1956 - Wirth L. The problem of minority groups. // Community life and social policy: Selected papers by Louis Wirth. Chicago: University of Chicago Press, 1956.

Zepa 1992 - Zepa B. Sabiedriskā doma pārējas periodā Latvijā: latviešu un cittautiešu uzskatu dinamika (1989-1992). // Latvijas Zinātņu Akadēmijas Vēstis. 1992. Nr.10. Р. 22-26.

Zepa, Kļave eds. 2011 - Zepa B., Kļave E. (eds.) Pārskats par tautas attīstību, 2010/2011: Nacionālā identitātes, mobilitāte un rīcībspēja. Rīga: LU SPPI, 2011.

Zepa et al. 2006 - Zepa B., Šūpule I., Krastiņa L., Ķešāne I., Grīviņš M., Bebriša I., Ieviņa I. Integrācijas prakse un perspektīvas. Rīga: Baltijas sociālo zinātņu institūts, 2006.