Василий Васильевич Дорошенко (1921—1992) был одним из ведущих историков, занимавшихся изучением Латвии XVI—XVIII веков. Ему принадлежат труды: “Очерки аграрной истории Латвии в XVI в. (1960), “Мыза и рынок” (1973), “Торговля и купечество Риги в XVII в.” (1985) и более 200 других трудов. По сути дела, он был единственным специалистом по истории торговой Риги.
За свои труды был избран членом-корреспондентом Академии наук. Помимо работы в Институте истории и университете неустанно трудился в архивах, используя знание латинского, латышского, немецкого и польского языков, проявив глубокое понимание специфики архивных текстов.
Статья “Жители Старой Риги в 1786 г.” осталась неопубликованной и хранилась у его дочери Елены Васильевны, которой мы выражаем свою признательность за предоставленную рукопись.
Приводим мы эту статью как образец прочтения исторического документа, раскрывающего структуру населения старинной Риги, о которой в силу своей неискушенности мы имели доселе лишь приблизительное представление.


О хозяйстве и обществе Риги в конце XVIII столетия известно многое. В качестве крупного европейского порта Рига отправляла на Запад до тысячи кораблей, а ее годовой оборот составлял около 6 млн. талеров. При этом 2/3 названной суммы приходилось на экспорт (пенька и лен, черно и древесина). В привозе, помимо обычных товаров (И.Кр.Бротце перечислял в этой связи “соль, мануфактурные изделия, сельдь, пряности, вино, фрукты”), главную роль играло западноевропейское серебро — в талерах и дукатах. Например, в 1792 г. импорт составил почти 3 млн. талеров, в том числе 1,4 млн. — монетами. Тот же всезнающий Бротце отметил, что в Риге — на исходе столетия — насчитывалось 24 515 жителей. В городе было 800 каменных домов, 1436 деревянных, 7 “фабрик” (т.е. мануфактур), 14 школ и 17 церквей. (1)
В общем известен и состав рижского населения. В 1766 г., когда жителей было немного меньше (21 165 душ), немцы составляли 45,2%, латыши 36,9%, русские 10,0%, “поляки” (включая сюда белорусов и, возможно, также латгальцев) 7,9 %. Это — без сельской округи Риги, где жили крестьяне города. Примечательно, что латыши-горожане жили преимущественно (54%) “внутри палисадов”, т.е. на территории собственно города и лишь меньшинство — в Пардаугаве и на островах. (2)
Ревизия 1782 г. включила в подсчет и население сельской “марки”, крестьян. Общее число жителей — 27 856 душ, в том числе правящая верхушка (чиновники, рат, духовенство)
—    1035 душ, бюргерство Большой гильдии (“торговая часть”) — 2454 души, Малая гильдия (“ремесленная часть”)
—    3881 душа, не-бюргеры, т.е. простонародье на городских заработках — 15 926 душ и, наконец, сельское население рижской “марки” — 4550 душ обоего пола. Национальный состав определить тут непросто. Латыши — это преобладающая часть “простонародья”, которое в терминах того времени определялось как “жители разного положения, не-дворяне и не-бюргеры, получавшие пропитание от незначительных промыслов, ручного труда и поденных заработков” (3).
Точные цифры, конечно, важны. Но дело не только в численности тех или иных групп населения. Хочется разглядеть за ними людей. Как складывалось их индивидуальное существование — в зависимости от рода занятий, уровня благосостояния, социальной и национальной принадлежности? Как выглядела семья? Возрастные характеристики в каждой из групп? Какими путями они попадали в город, откуда происходили рижские бюргеры, торговцы и мастеровые, приказчики и ученики, просто “работники”? Как все они размещались по улицам города, какая часть бюргеров имела земельную собственность и какая была “без владения”?
Историческая демография — весьма трудоемкая отрасль науки. Огромные массивы источников по истории населения феодальной Риги освоены лишь отчасти. В известной работе Р.Брамбе (4), продвинувшей вперед их изучение, некоторые ревизии (1791 и 1795 гг.) “обсчитаны” только наполовину. И это неудивительно: такой сложный объект, как Рига, не одолеть кавалерийским наездом, его приходится брать шаг за шагом. Хороший пример “частичного” решения темы — дипломная работа М.Яковлевой о заселении Пардаугавы (5).
Предмет данной статьи — анализ “Списка жителей губернского города Риги в 1786 году”, сохранившийся в фонде Большой гильдии (6).
Список (VerzeichniB) 1786 г. — не краткая “выжимка” из не дошедших до нас материалов (каковыми являются, например, списки 1766, 1782, 1787 гг. и более поздние), но именно первоисточник, описывающий подробно всех жителей Старого, или “внутреннего”, города — в пределах валов, воздвигнутых еще в XVII в. (35 га), но без палисадов. С введением так называемого Наместничества и созданием Полицейской управы (1786 г.) город был разделен на две половины — северную и южную. Границей между ними служили ул. Калькю и Шалю — примерно по линии нынешней улицы Ленина. Каждая из половин делилась, в свою очередь, на две четверти (Quartier). Описанием двух северных кварталов руководил (скрепив его своей подписью) М.В.Фишер, а двух южных А.Г.Зенгбуш. Оба — почтенные городские купцы и судовладельцы. Фишер — эльтерман гильдии “Черноголовых”, одновременно бюргер и “преимущественно английский комиссионер” [94; 50]. Зенгбуш — эльтерман Большой гильдии, известный широкими торговыми операциями и активным участием в самоуправлении города (ведение так называемой “Бюргерской книги”, фиксировавшей прием в рижские бюргеры).
В список (точнее, в книги) 1786 г. заносились: имя, фамилия и возраст каждого обывателя — как старожила, так и новоприходца; холост он или женат (имя жены), или вдовец; число детей с указанием их имен и возраста; недвижимость обывателя, т.е. наличие или отсутствие у него дома, амбара, будки или иных строений; живет ли он в городе постоянно или только время от времени. У именитых бюргеров отмечались их должности или почетные звания (лапидарные биографии!), у всех остальных обывателей — род занятий (Gewerbe) или источники “пропитания” (Nahrung). Не все требования инструкции соблюдались одинаково тщательно. Не всегда ясна терминология (скажем, аптекарь мог быть ремесленником, торговцем и даже “литератом”). Совершенно не исключен пропуск (недоучет) не только отдельных лиц, но и отдельных групп населения Риги (ниже см. о поденщиках). Тем не менее, постоянное население Старого города подверглось учету и описанию, видимо, добросовестно. Более того: каждый из жителей Риги “привязан” к определенному дому или домовладельцу. Одной из задач описания была нумерация домов на всех улицах Старой Риги, но вслед за номерным знаком (N0) стоит везде прочерк (—). Предместья (форштадты) на обоих берегах Даугавы, за пределами вала, оставлялись, как правило, без внимания.
Ценность списка 1786 г. состоит, как видно, не столько в статистике, сколько в “качественных” характеристиках населения Риги.
Единицей учета и описания в нашем источнике являются не подворья (или дома), а семьи и в первую очередь — главы семейств. В пределах каждой из четырех книг “списка” фамилии расположены в алфавитном порядке. Сведения о главах семейств наиболее обстоятельны, другие члены семейства (даже если это вдовы, стоящие во главе дома) охарактеризованы лапидарно. Остальные обитатели дома (к примеру, “гезеллы” купца, подмастерья, работники, слуги) хотя и живут при данном хозяине (bey N.N.), но описываются отдельно, на своем алфавитном месте. Четкое расположение материала свидетельствует, между прочим, о том, что перед нами — чистовой экземпляр: составлению каждой книги предшествовало множество черновых записей.
Купечество 1786 г. представлено 445 семействами очень разного положения и достатка.
Верхушку этого, несомненно господствующего, сословия образовывал патрициат. Трудно отграничить его от “массы купцов”. Перепись сообщает около полусотни фамилий, занимавших в разное время должности бургомистров (5 чел.), ратманов (16 чел.), эльтерманов Большой (купеческой) гильдии (24 чел.) и старейшин гильдии Черноголовых (7 чел.). Многие из них (около дюжины) торговлей не занимались, а “кормились” (как принято было говорить в ту пору) от выборных должностей — почетных и выгодных.
Как сказано, например, про бюргермейстера И.Х.Шика, он “в качестве ученого юриста правит начальственную должность и больше не промышляет ничем” [95; 277]. Такое же примечание (kein Gewerbe, nur offentliche Stadtdienste) делалось и в отношении лиц, занятых службой по судебному и камеральному ведомствам, по сбору торговых пошлин (порторий, акциз) или состоящих на должностях нотариев — секретарей в канцелярии рата. Некоторые из “бюрократов” получили образование в западноевропейских университетах и встали на путь служебной карьеры смолоду, другие отстранились от торгового дела лишь в зрелые годы. Характерно, что в этой прослойке немало вдов и вдовцов, а средний возраст (55 лет) был тут значительно больше, чем у “статистического” купца (25-65 лет, в среднем 43,5 года).
Помимо должностных привилегий, дававших власть и денежные доходы, существенным признаком патрицианской элиты было землевладение — в основном внутри города. В этой прослойке лишь пятеро членов Большой гильдии не имели домов или земельных участков, зато остальные 35 человек владели примерно сотней недвижимых объектов, в том числе 57 домами. К примеру, бывшему бургомистру Фр.Барберу принадлежало 3 дома и 4 амбара [94; 20], вдове эльтермана Д.Ф.Хафштейна — 2 дома, 2 амбара и 4 земельных участка [97; 64], а бывшему ратману И.Х.Хасту — 6 недвижимых объектов, т.е. домов или участков [94; 82].
В ином положении были старейшины общества Черноголовых, обозначаемые обычно как “невладетельные”.
С другой стороны, сфера городского землевладения, притом крупного, была открыта и для тех богатых купцов, которые формально не числились ратманами, эльтерманами и т.д. Такими были, например, Т.Цукербекер (10 объектов, включая 4 дома), Хр.К.Рааве (4 объекта), Хр.Фр.Блюменталь (5 объектов) и др. Но-видимому, и этих людей следует относить к патрициату, тем более, что и они — наряду с активной торговлей — занимали немагистратские должности (в страховом ведомстве, торговой кассе), получали чины титулярных советников и др.
Но большинство почтенных “отцов” города в основном занималось торговлей, — даже будучи в зрелом возрасте (Хает — 79 лет, Барбер — 71 год). Именно по этой причине (ши обозначались как GroShaushāndler. Среди тех, что назынались “просто купцами”, встречаются виноторговцы, пивовары, торговцы шелком — все они тоже могли сочетать свои гешефты с почетными должностями.
Любопытно, что трое купцов, занимавших свои места в должностной иерархии — докман Кр.Хюбенетт, эльтерман Г.Хр.Шеуманн и ратман Э.Эбель — обозначены как комиссионеры. Все трое — не коренные рижане (в смысле — не родившиеся в Риге), но успели обзавестись бюргерским правом и недвижимостью и в то же время торговали по поручению заграничных фирм. Соединение столь разных качеств в одном лице едва ли было мыслимо в прежние времена, когда комиссионерство было уделом преимущественно “чужаков” и противопоставлялось собственно бюргерству. А теперь Христиан Хубенет, 37-ми лет, сын управителя Лицентной конторы, женатый на дочери одного из виднейших рижских купцов Георга Беркгольца, торговал по поручению англичан (als Frende GroGbritannischer Commissionaire), одновременно являясь и бюргером и должностным лицом в Большой гильдии [95; 113].
Торговлей как основным видом “кормления” (Nahrung) занято было 373 человека. Самое распространенное обозначение — “просто купец” (Kaufmann) без пояснений (70 лиц). Другие термины — определеннее: “купец и крупный торговец”, “купец и торговец солью” и т.п. Список “крупных торговцев” (GroBhāndler) включает 56 имен. Однако заведомо “крупными” была и дюжина вдов таких известных в Риге фамилий, как Бааде, Беренс, Бульмеринг, Позвон, Поортен, Штраух, Вевель и другие. Они известны масштабами своих операций по другим источникам, да и в списке отмечены их связи с элитой купечества и значительное недвижимое имущество.
Скажем, вдова Арендта Беренса, урожденная Цукербекер, владела двумя амбарами и мызой в Пардаугаве [96; 9]. Вдова эльтермана И.Г.Шварца, тоже из Цукербекеров, имела, помимо дома, амбар и ледяной погреб [96; 128]. Обе купчихи были в пожилом возрасте и, видимо, потому отошли от дела. В других аналогичных случаях почтенные вдовы, унаследовавшие дома и другие строения (после Х.Нордена — три объекта, после Д.Ф.Хафштейна — семь объектов) продолжали заниматься торговлей [97; 64 и 120]. Судьбы указанных фирм разные, но их принадлежность к разряду GroBhāndler — несмотря на отсутствие прямого указания документа — едва ли может вызывать сомнение.
Некоторые из крупных фирм, известных по другим документам, в наш источник вообще не попали. Например, среди получивших бюргерские права в 1747-1777 гг. значились имена четырех Бернеров, из которых в 1786 г. фигурирует только один, 67-летний Габриэль Леонгард Бернер. Не замечены в изучаемой переписи и такие фигуры, как Я.Т.Бозеруп (бюргер с 1773 года), И.Т.Хельмсинг (бюргер с 1777 г.), лесоторговец Я.Нипиерский (бюргер с 1780 г.), Н.В.Рюкман (бюргер с 1785 г.), и некоторые другие.
Возможно, что недостаточно полно в нашем источнике отражено и домовладение крупных купцов (7).
Смущает присутствие в списке 1786 г. всего лишь двух лиц, специализировавшихся на торговле с крестьянами. Это —    К.Кр.Рикман (94; 173), и И.Г.Шпор [97; 151]. Между тем, в книге бюргерских прав они встречаются достаточно часто. Лишь в 1777-1780 гг. в качестве Bauernhāndler там упомянуты И.Т.Берендт, Фр.А.Шварц, Н.Д.Бинеманн, Я.Кр.Бернер и другие.
В “официальном” списке GroBhāndler (напомним — 56 имен) бросается в глаза насыщенность этой прослойки недвижимой собственностью. Каменный дом и два-три амбара в руках “большого купца” — явление обычное.
В особенности значительными были владения Хермана Фромгольда [95; 77-79]. В пределах города этому купцу-финансисту (широта операций подробно отражена в его деловой книге за 1782-1785 гг.) принадлежало два каменных дома на ул. Калею и пять амбаров (опять-таки каменных), а на окраинах города и отчасти за его пределами — еще один амбар, два “плаца” и один “огород с жилыми строениями”, всего 11 недвижимых объектов [95; 77-79]. Незадолго до своей смерти Х.Фромгольд обзавелся дворянским титулом и купил ряд крупных имений в Видземе (Калснава).
Бывший бургомистр Фридрих Барбер, как сказано в Переписи 1786 г., “жил частью в городе, частью же в своих лифляндских имениях”. Перепись закрепила за ним три каменных дома (на трех разных улицах) и четыре амбара — всего 7    объектов [94; 20-22].
Менее внушительны, но заметно превосходят прочие владельческие комплексы (из 4-6 объектов) владения таких крупных рижских купцов, как И.X.Хает [94; 82], Г.И.Бремер [95; 15], М.У.Поортен [95; 214], К.Беренс (96, 8) и Х.Рамм [96; 114].
Вместе с тем, ряд крупных купцов не имели земельной собственности (домов или участков). Как “unbesitzlich” фигурируют по меньшей мере девять GroBhāndler, включая Л.В.Барклая де Толли, 30-ти лет, с дворянским титулом, являвшегося “старейшиной Большой гильдии и депутатом для составления книги городских доходов” [97; 18]. Стало быть, даже именитые горожане, вопреки общему правилу, могли обходиться без собственности, т.е. арендовали жилые и хозяйственные помещения.
Часть рижских купцов, хотя и небольшая, вкладывала свои капиталы в промышленные предприятия. Список 1786 г. знает пять таких случаев. За Я.Фр.Рааве числится “бывшая верфь с жилыми и прочими строениями рядом с сахарной фабрикой у Мильгрависа” [97; 141]. Эрнст Хейдефогель, помимо домов и участков в городе, имел “подворье на Кишозере, где производились крахмал и пудра” [97; 66]. К.Г.Хольманн наряду с лавкой владел “игольной фабрикой” [95; 105]. Эльтерман И.Штегманн имел “фабрику, производящую игральные карты” [94; 195]. Наконец, за И.А.Вейдеманом числилась “чулочная фабрика” [97; 176]. Возможно, что это не все заведения, существовавшие тогда в Риге. И.Кр.Бротце (под 1792 г.) упоминает — без указания собственников — еще три объекта: бумажную и хлопчатобумажную “фабрики”, а также лесопилку (8).
Купечество, располагавшее капиталами, привлекали не столько мануфактуры, сколько землевладение, отчасти феодального типа — маленькие усадьбы в окрестностях города. Они обозначались как Hofchen и числились за купцами в 25 случаях. Располагались эти подмызки (или “сельские домики”, “огороды”, “земли”) в окрестностях Риги — в Пардаугаве или на островах, в Спилве, на Красной Двине или просто в том или ином форштадте (предместье). Владельцы таких загородных объектов — сплошь именитые бюргеры, такие, как И.Фр.Шильдер, Фр.Барбер, Беренс фон Раутенфельд, И.Кр.Клатцо, Г.Фегезак, М.Хольст, А.Х.Гроте и другие.
Дворянское звание, — но уже независимо от землевладения, только по “заслугам” или иными путями, — имели, согласно списку 1786 г., шесть рижских купцов: Барклай де Толли, Кр.Бредшнейдер, Эссен, Х.Фромхольд, С.Гернгросс и М.В.Фишер.
Особо выделялись купцы-судовладельцы (Schiffsherren, Reeder).
Купечество Риги не отличалось по этой части особым усердием. В гавань могло приходить в течение года до тысячи кораблей, но рижанам принадлежала ничтожная часть торгового флота. Опись 1786 г. упоминает 10 судовладельцев, хотя, согласно другим источникам, их было несколько больше. В основном это, конечно, купеческая верхушка, уже учтенная в группе GroBhāndler: ратман Д.Ботфюр, А.Г.Зенгбуш, бургомистр Э.Вевель и др. Отсутствует в этом списке упоминавшийся выше Х.Фромгольд, хотя о его долевом участии в рижском судовладении достоверно известно из документов 1780-х гг.
Заметную роль в рижской торговле XVIII в. приобрел вексельный оборот. Возможность рассчитываться с партнером посредством вексельного письма-распоряжения, без хлопотной транспортировки самой монеты способствовала ускорению товарооборота. В 1786 г. в Риге насчитывалось трое купцов, специализировавшихся по операциям с векселями (Wechsel-Negotianten): Сам.Штраух, И.Х.Торварт и КХКр.Вельтциен [95; 270, 301, 337]. Все трое — не местные, а пришлые люди. Двое из них успели обзавестись домами и бюргерским правом. Они обозначаются как купцы, которые наряду с обычной торговлей торгуют и векселями (und treibt Wechselhandlung). Самым крупным купцом-банкиром до 1785 г. был упомянутый выше Херманн Фромгольд, в описании населения Риги 1786 г. он — видимо, по болезни, — был уже “без занятий” [95; 77].
Особой прослойкой в рижском купечестве являлись “комиссионеры”, или “негоцианты”. Комиссионерство — это торговля по поручению или, во всяком случае, с участием другой, голландской или английской фирмы. Как агенты-факторы западноевропейских фирм комиссионеры появились в Риге уже в XVII в., если не раньше. Во второй половине XVIII в., судя по реестрам весовой пошлины, в этой прослойке насчитывалось 25-30 купцов-экспортеров, в основном крупных.
Многие из комиссионеров не имели гражданских (бюргерских) прав и соответственно не выполняли повинностей обычного бюргера. Поставленные, как “гости”, в строгие рамки торговых регламентов, они не могли заключать прямых сделок с поставщиками товаров из Белоруссии или России. Тем усерднее комиссионеры старались прибрать к рукам все операции по экспорту этих товаров на Запад. Судя по “корабельным книгам” Риги, бюргеры продавали товар, предназначенный к вывозу, не непосредственно иностранцам, но именно комиссионерам. Последние занимались его погрузкой на корабли в адрес своих зарубежных патронов и таким образом извлекали свою, следует думать — немалую, часть прибылей из заграничной торговли.
Насколько важной была роль этой прослойки в рижской торговле, настолько же мало мы о ней знаем. Комиссионеры редко приобретали права бюргеров (в 1780 г. — только два случая: Я.И.Беркхольд и Виллем де Брюин). Тем больший интерес вызывают данные описи 1786 г. Тут комиссионеров удивительно много — 37 человек. Возможно, это — признак того, как много рижских купцов устремились в экспортную торговлю. Бюргер становился одновременно и комиссионером с правом погрузки товаров на иностранные корабли. В этом смысле формула: ,“N.N. ist Burger und Kaufmann und treibt CommissionsHandel”. В четырех случаях (из 37) использовалась другая формулировка, подчеркивая, что некоторые комиссионеры являются не бюргерами, а “чужаками” (Fremde), гостями. Во всех этих случаях речь идет об иностранных выходцах. Это — Уильям Коллинз (“treibt als Fremder ein Commissions-Handel”), М.В.Фишер (“английский комиссионер”!), Кр.Хюбенетт (“великобританский комиссионер” и “гость”) и, наконец, Якоб де Брюин (“голландский комиссионер”).
Многие из комиссионеров определенно, не были рижскими бюргерами. Но не менее часто они приобретали бюргерские права (Я. де Брюин, И.Г.Норенберг, Э.Вевель, Кр.Стрицкий, Я.В.Брунс, Т.Г.Кроон и др.). В смысле происхождения среди комиссионеров чаще встречались бывшие гости — выходцы из Западной Европы или других городов Прибалтики. Не более l/З из них определяются в нашем источнике как “рожденные в Риге” (hiesige). По возрасту они были в общем моложе обычных рижских купцов, а их недвижимое имущество выглядит более скромно: 14 комиссионеров (из общего числа 37) не имели собственных домов в городе.
Около 70 рижских торговцев обозначены попросту как “купцы” (Kaufmann, Hāndler). В других, достаточно много численных случаях источник определяет их специальность: торговцы колониальным товаром, или Gewurzkramer (37 чел.), виноторговцы (25 чел.), торговцы солью (16 чел.), торговцы шелковыми тканями (16 чел.), торговцы сукном, полотном, галантереей и прочим штучным (кремерским) товаром, включая тряпье (23 чел.), лесоторговцы (9 чел.), продавцы железа и скобяных изделий (5 чел.), стекла (2 чел.) и, наконец, книготорговцы (1 чел.). Отдельно упоминались, кроме того, владельцы аптек (7 чел.), торговавших соответствующим товаром. Сверх перечисленных необходимо упомянуть примерно 20 владельцев мелочных лавок (Buden), выполнявших, как видно, такую же роль, что и “кремеры”.
К разряду торговцев придется причислить довольно многочисленных пивоваров (“treibt Brauerei” — 20 чел.) и торговцев спиртными напитками (“treibt Schenkerey” — 22 чел.). Часто и тем и другим занимались вдовы купцов, в том числе и крупных (70-летняя вдова эльтермана Большой гильдии И.Хельмзинга [96; 54].
В 72 записях 1786 г. дело идет о пожилых людях — вдовах или вдовцах, порвавших с активной тоговлей (“ohne Gewerbe”), но подчас сохранивших разные почетные должности.
Помимо купцов в сфере торговли действовали маклеры, бухгалтеры, браковщики, весовщики, писцы, кассиры, контролеры, разного рода слуги, секретари и другие чиновники города, более или менее мелкие.
Маклеры — посредники в торговых сделках (6 человек) — не имели права заключать сделки в своих собственных интересах, самостоятельно [95;.67, 134]. Про одного из маклеров сказано, что он бюргер [95; 3]. Это относится, видимо, и к другим маклерам, по крайней мере к тем, что имели собственные дома, а подчас и иную недвижимость. “Без владения” были лишь двое из них. Все маклеры — люди семейные и достаточно самостоятельные. Двое из них — И.Х.Эйфлер и И.Фр.Книерим — часто упоминаются в деловой корреспонденции рижских купцов и в других документах конца XVIII в.
Высок и социальный престиж бухгалтера. Этим термином обозначено 5 человек. Двое из них названы, кроме того, еще и купцами. Они находились на государственной службе — в торговой и страховой кассах или на “конкурсе” (аукционе), у обоих были собственные дома. Абр.Зенгбуш состоял бухгалтером у своего старшего брата — известнейшего купца, ответственного за перепись 1786 г. Два других бухгалтера, молодые холостяки, были бухгалтерами английских фирм (Г.Ренни и К0, Суттгоф Милн и К0). Наличие этой должности в “штатах” торговой фирмы, видимо, отражало ее авторитет в деловом мире, сама же должность была ступенью карьеры.
Проверкой качества (отбраковкой) товаров перед отправлением их за море занималось 12 человек. В их числе — “Михаэль Грюндель из Швеции”, 46 лет, с женой и четырьмя детьми, “бюргер и браковщик мачт”, собственник дома на улице Калею [96; 46]. Два браковщика занимались сельдью, а остальные — льном и пенькой. Если не считать Грюнделя, все это — немецкие бюргеры, притом семейные и, несомненно, зажиточные — за шестерыми записаны каменные дома. То же самое приходится сказать о весовщиках (Wāger im Stadtdienste). Их всего было 8, а кроме того — двое “мастеров по весам” (Wāgemeister). Практически все — в пожилом возрасте и, как правило, обеспеченные земельной собственностью.
Более низшую категорию городских служащих в сфере торговли представляли писцы. Всего их было 5 человек, все семейные, но “без владения”.
И, наконец, человек 25 — всякого рода “служители” в пакгаузе и у моста, в городской кассе и в лицензионной конторе, в акцизной конторе и винном погребе, при кассе, в торговом суде и т.д. Особенность этой публики — значительная укорененность в городе (почти все — в возрасте и семейные), но меньшая обеспеченность сравнительно с предыдущими категориями. Лишь трое из “служителей” имели собственные дома и, может быть, также бюргерский статус.
Самостоятельной торговле купца предшествовали долгие годы профессиональной подготовки. Она начиналась в отрочестве и завершалась, пожалуй, годам к тридцати (если не позже). Сперва ученик (Lehr-Bursche, Lehrling in Handlung), а потом подмастерье (Geselle) приобретал опыт у своего хозяина (нередко — старшего родственника) и лишь при удачном стечении обстоятельств (благорасположение патрона, успехи в исполнении поручений, выгодная женитьба) мог завести свое “дело”, приобретал дом, поступал в бюргеры и т.д.
Начнем анализ с “гезеллов” (в русском языке нет подходящего термина, который бы означал “сопутствие”, помощь купцу-хозяину). В нашем источнике их 76 человек, причем женатых — лишь трое. Средний возраст “гезелла” несколько больше тридцати лет. Встречались гезеллы по 40—50, даже по 59 и 65 лет. Это указывает на то, что попасть “приказчику” в самостоятельные купцы было трудно, это удавалось немногим. Но наиболее примечательная особенность этой прослойки — ее в основном (на 90%) местное происхождение — 2/3 гезеллов (около 50 чел.) попросту родились в Риге. 16 человек — лифляндские выходцы, из Курляндии — 1    человек и лишь 6 обозначены в списке как “иностранцы”. Такие фамилии гезеллов, как Барбер, Ролофф, Деетерс, Эбель, Раверт, Хеллманн, и др. тоже свидетельствуют о том, что рижские купцы подбирали себе приказчиков нередко из числа младших родственников. “Гезелл” как бы прописан у своего хозяина, поэтому про каждого сказано: “живет у такого-то”. Некоторые из крупных купцов (например, Э.Вевелл) держали по два-три “гезелла”.
Торговых учеников список 1786 г. насчитывает всего 79. Каждый из этих “парней” (Lehrbursche) приписан к купцухозяину. Крупный купец И.Х.Холландер имел трех учеников, купцы Аренс и Верманн — по два, но обычно их было по одному. Средний возраст ученика — 18 лет, самые старшие 25-ти лет, самые младшие по 11—12 лет. Как и “гезеллы”, ученики в торговле были почти сплошь местными уроженцами — либо из Риги, либо из других городов Лифляндии — Цесиса. Бросается в глаза опять-таки редкость выходцев из Курляндии (три случая).
Имеются конкретные данные о происхождении примерно 400 рижских купцов. Они весьма интересны, поскольку в других источниках этот момент отражается эпизодически. Местных, т.е. родившихся в Риге, насчитывается 140. Остальные — сами или же отцы их — пришлые люди. 27 человек обозначены просто как “иностранцы” — без уточнений. Очень много — 119 лиц — выходцы из Курляндии, в подавляющем большинстве неизвестно, откуда именно, в определенных же записях — из Елгавы (13), из Бауски (11), Лиепаи (6) и по 1—2 человека — из Тукумса, Екабпилса.
Стремление столь многих курляндцев попасть непременно в Ригу может свидетельствовать о потенциале Курляндского герцогства — хозяйственном и демографическом. С другой стороны, это явление помогает понять известную слабость курляндского бюргерства и вообще тамошних городов: лучшие силы “отсасывала” и ассимилировала “метрополия” — Рига.
Очень мало рижских купцов происходило из Эстляндии (8 чел., в том числе 6 — из Нарвы). Из эстонской части Лифляндии (Тарту, Валка, Пярну и Вастселийна) было 8 выходцев. Поразительно мало видземских выходцев: 7 человек из Цесиса и 1 — из Лимбажи. В семи случаях местом рождения того или иного купца называлась Лифляндия вообще, без уточнения. Таким образом, из Лифляндии (находившейся, как известно, под царским скипетром) происходило всего лишь 30 рижских купцов.
103 рижских купца назвали местом своего рождения разные западноевропейские города. 6 человек происходило из Швеции, 4 —.из “польской Пруссии”, 8 — из Данцига, 2 — из Мемеля (Клайпеда), 2 — из Каунаса, 2 — из Фленсбурга, 2    — из Голландии и по одному выходцу — из Богемии, Швейцарии, Венгрии, Петербурга и из Трубчевска. Все остальные — сплошь! — приехали в Ригу из Германии. Тут назывались, прежде всего, немецкие города-ганзеаты: Любек (13 выходцев), Гамбург (5) и Бремен (3). Затем — преимущественно (и даже почти исключительно) земли и города Северной Германии — Восточная Пруссия, Мекленбург, Померания, Бранденбург, Нижняя и Верхняя Саксония, Тюрингия, Гессен, Вестфалия. Чаще других при этом упоминались Кенигсберг и Висмар (по 4 выходца), Берлин и Штральзунд (по 2). Прочие немецкие города (числом около 30) не стоит перечислять — это значило бы “пересказать” большую часть тогдашней Германии. Именно немецкие земли в XVIII веке являлись важным источником “кадрового” обеспечения рижской торговли и, как увидим ниже, в еще большей степени —    ремесленных контингентов.
Ремесленные мастера цехов: 446 человек. В своей основной массе (почти 90%) они объединялись по цехам — как “мастера” такого-то “амта”, или цеха. Определение Meister отсутствовало в тех случаях, когда специалист трудился вне “амта”, самостоятельно. Таких случаев — около 50, и тут вместо “мастера” встречаем другие формулы: “занимается такой-то професссией”, “живет от своей профессии, не состоя в здешнем амте” [94; 124].
Отметки такого рода не означают, однако, что в Риге не действовали запреты внецеховой деятельности. В подавляющем большинстве случаев речь идет о вдовах умерших мастеров (числом более 30), бывших когда-то членами соответствующего цеха. Вдовы, по-видимому, не считались членами цеха. Вдова могла вообще прикрыть мужнино дело, но что имело место, в общем, не часто. Обычно она его продолжала, но — вне рамок цеха или же находила себе иные источники пропитания. Приведем поясняющие примеры. Вдова портного Линшау (67 лет, взрослые дети) “не вела никакого дела” [95; 155]. Вдова седельника, пережившая трех мужей, в свои 54 года при пятерых детях “ведет дело своей профессии” [95; 298]. А вот вдова токаря Нейгофа (51 год, 5 детей) “кормилась ручной работой” [97; 119].
Вне цеховых рамок могли заниматься своей профессией —    даже при наличии цеха по данной специальности — часовщики [96, 12], каменщики [96; 16], столяры [97; 189]. Почему-то вне цеха (за отсутствием такового?) работали пивовары (5 чел.), лиггеры (2), “механик” [96; 146]. В отдельных случаях мастер вел свое производство вообще за пределами города. Таков, например, мельник Фр.Хольштейн: помимо дома с амбаром “у вала” он купил ветряную мельницу у Карловых ворот [96; 60]. Кр.Г.Вольгемут также “владел за Даугавой в Торнякалнсе ветряной мельницей” [97; 178]. И.А.Хетцель считался “городским литейщиком” и “жил в городской литейне”, “возле пастбища” [97; 70]. Цеховая организация тут исключалась, как видно, спецификой производства.
Наконец, отдельные мастера (горшечник Гаазе, архитектор Кр. Хаберланд) подряжались на казенные работы по договорам на срок 5-10 лет и на этот период не подлежали цеховому контролю [97; 71-72].
Список 1786 г. упоминает в Риге 50 ремесленных цехов. По численному составу они очень разные. В отдельных “амтах” насчитывалось по 1—2 мастера, в среднем же в цехе числилось 10-12 мастеров. Наиболее многолюдные цехи: портных (70 мастеров), сапожников (42), столяров (29), седельников, мясников, стекольщиков, парикмахеров (по 15 мастеров в каждом), скорняков (12), часовщиков и каретников (по 10 мастеров).
Все упомянутые цехи были немецкие. Исключение составляли портные и сапожники (или башмачники). В этих обоих ремеслах, помимо немецких, были еще и “местные” “амты”: в первом числилось 6, во втором — 3 мастера. Курьез состоит, однако, в том, что эти “местные” “амты” состояли опять-таки сплошь из немцев. Это удостоверяется не только фамилиями, явно немецкими, но и происхождением этих людей — один лишь Р.Г.Позе (einheimische Schneider) [96; 110] был уроженцем Курземе, все же остальные “местные” мастера выразительно обозначены как иностранцы (из Данцига, Кенигсберга, Пруссии, Саксонии и Магдебурга).
Мастера были, как правило, люди семейные (из 446 человек — женатых 373). Учитывая, что 112 мастеров были бездетными, при общем числе детей 1044 души, на одну семью приходилось несколько меньше, чем три ребенка. Чуть более половины мастеров имели в городе собственные дома (239 Steinhauser), а иногда и другие недвижимые объекты (погреба, сараи, участки земли). Два дома у мастера — большая редкость (колесник, сапожник, специалист по медным изделиям), хотя вдова пекаря Зерндаля, с успехом продолжавшая профессию мужа, владела даже тремя домами [94; 186]. Возраст мастера колебался от 35 до 60 лет. Младше 27—28 лет ремесленных дел мастеров не встречалось, так как поступлению в “амт” непременно предшествовало пребывание в учениках и подмастерьях.
В 1786 г. насчитывался всего 71 подмастерье (Geselle). Получается, что подавляющее большинство мастеров (5/6) обходилось без подмастерьев. Больше всего “гезеллов” было в таких цехах, как каменщики (31), плотники (7), мясники и золотых дел мастера (по 4 “гезелла”).
Обычно, хотя и не обязательно, “гезелл” проживал в доме своего мастера. Более половины “гезеллов” (39) были женатыми, всего у них — 56 детей. Средний возраст подмастерья — 37 лет. Самые младшие имели по 24 года, но встречались и подмастерья в возрасте 58, 63, 68 и даже 73 лет. Трудность попасть в мастера более чем очевидна: цех представлял собой замкнутую организацию.
Низшей ступенью в социальной иерархии цехов были ученики (Lehrbursche, Lehrlinge). Любопытно, что распределение учеников по “амтам” совершенно иное, чем у подмастерьев. К примеру, у каменщиков всего 2 ученика, у плотников их вообще нет. Зато мастера-портные, имевшие лишь двух подмастерьев, держали при себе 13 учеников, маляры (без подмастерьев) — 14 учеников, сапожники (тоже без подмастерьев) — 11 учеников, столяры — 2 подмастерьев, но зато 10 учеников. По 5—8 подростков-учеников числи
лось по таким специальностям, как стекольщики, аптекари, переплетчики, изготовители париков, мясники и сапожники. В большинстве из перечисленных “амтов” подмастерьев (гезеллов) либо вообще не было, либо было лишь по 1—2 человека. Следует оговориться, что для 32 учеников (из общего числа 152) специальность в источнике не указана.
Соотношение количества подмастерьев и учеников в том или ином “амте” определялось, по-видимому, спецификой производства. Больше “гезеллов” было по тем специальностям, которые требовали длительной профессиональной подготовки или где мастеру был необходим квалифицированный помощник (каменщик, плотник). Если же мастер мог действовать в одиночку (портной, сапожник, маляр, столяр), он обходился только учениками. Ученики-подростки (их средний возраст 16,5 лет) выполняли, как видно, сугубо подсобные, черные работы и часто были учениками лишь по названию. Среди учеников встречались мальчики по 12— 13 лет, максимальный же возраст в этой прослойке — 24 года. Семейных людей в этом разряде, разумеется, вообще не было.
Интересны данные нашего документа о происхождении ремесленного населения Риги 1786 года.
Среди мастеров, в отличие от купечества, еще больше заметна роль пришлого элемента. Место рождения мастера указано в 412 случаев. Местных, родившихся собственно в Риге, насчитывается 85. Остальные все — пришлые люди, причем в основном — издалека.
В городах Прибалтики (преимущественно в курляндских) родилось 38 мастеров (в том числе в Лиепае — 6, Таллине — 4, Тарту — 4, Елгаве — 3). 5 человек происходили из Польши, 3 — из Литвы. Просто как “иностранцы” (Auslander — сам мастер или его отец) обозначены 33 мастера.
Для 233 мастеров местом рождения названы разные европейские города (числом свыше 50), преимущественно — северная Германия. Точность распределения тут может быть лишь относительной, т.к. в одних случаях говорится о Пруссии, Мекленбурге, Саксонии, Бранденбурге и т.д., в других называются конкретные города этих и многих других немецких провинций. 17 ремесленных мастеров происходили из Швеции (судя по именам, все — немцы), 25 человек — из Гданьска и других городов польского Поморья (тоже в ос-
ионном немцы), 7 — из Дании, 1 — из Богемии и 1 — из Швейцарии. Остальные рижские мастера по месту рождения распределяются приблизительно поровну между Восточной и Западной Германией. В первой выделяются вообще “Пруссия” (11 чел.), Кенигсберг (10), Мекленбург (10), Бранденбург (7), Росток (7), Штральзунд и Висмар (по 4 выходца). Из западно-германских земель безусловный приоритет имела Саксония (откуда в Ригу переселилось 27 выходцев) и отчасти Тюрингия (6), Ганновер (6), Силезия (7 выходцев). Снерх поставленных в скобках чисел в источнике назывались конкретно такие западно-европейские города, как Любек (8 выходцев), Гамбург и Бремен (по 4), Дрезден (6), Лейпциг (3), Магдебург (3) и Бреслау (3). Приблизительно из 30 других городов тогдашней Германии (от Гумбинена до Нилефельда) в Риге насчитывалось по одному выходцу.
Несколько иначе выглядело происхождение ремесленных подмастерьев и совсем иначе — учеников. В числе “гезеллов” приблизительно половина (а не 1/4 часть, как это было среди мастеров) были местные люди: 27 из них даже родились в самой Риге. Другая половина их происходила из Северной Германии (6 из Саксонии). А вот подростки-ученики рекрутировались почти исключительно из местных балтийских немцев. 96 учеников (из общего числа 152) обозначены просто как местные, т.е. родившиеся в самой Риге, 11
—    из Лифляндии, 6 — из Тарту, 5 — из Цесиса, 4 — из Пярну и т.д. Судя по именам и фамилиям, в подавляющем большинстве, если не исключительно, речь шла о мальчиках из немецких семей. Единственный полочанин (по месту рождения) Якоб Кристиан Дёринг, 13 лет, ученик часового мастера, тоже был немцем [95; 50].
Особое положение в городском обществе составляли литераты. Это образованные специалисты, занятые главным образом в городских и отчасти в государственных учреждениях.
В области здравоохранения подвизались доктора медицины (4 чел.), хирурги (4) и просто “врачи” (3). Сюда же следует отнести 6 владельцев аптек, совмещавших профессию фармацевта с торговлей лекарственными “материями”. Часть этих медиков окончила западные университеты, имела почетные титулы (“советники” и др.) от королевских особ и, видимо, получала оклады от города и казны. Помимо деления на “докторов” и “хирургов” существовала и более узкая специализация медиков (“Wundt-Artzney”, “Artzt und Bader”). Упоминается, между прочим, “амт” рижских хирургов [96; 341]. Все представители медицины — люди семейные (если это не вдовы или вдовцы). Вместе с женами и детьми тут числилось 50 душ. Большинство медиков и аптекарей — домовладельцы (за ними 11 домов, не считая аптек).
Неожиданно скромно выглядит в Старой Риге “цех” просвещения. Зато тут встречаются славные имена. Прежде всего — незабвенный Иоганн Кристиан Бротце: в ту пору — 45ти лет, с женой и тремя детьми, он прибыл в Ригу “из Герлица в Верхних Лужицах”, владел домом (приданое жены) на Замковой улице и являлся “конректором императорского лицея”, ныне — в отставке [94; 3].
Затем — Иоганн Генрих Флор, автор известного в свое время пособия по купеческой арифметике. Флор был уроженцем Любека, 56-ти лет, с женой и тремя детьми, но без собственного домовладения. Он “зарабатывал на жизнь службой в качестве содержателя школы при церкви св.Якова” [94; 51]. Отметим также вдову пастора Даниэля Меркеля, проживавшую также не в собственном доме и содержавшую шестерых детей за счет “пансиона и приватной школы” [95; 195]. Упоминаются далее “переводчик с русского при магистрате и учитель этого языка в школе при Домском соборе” [95; 202]; содержатель какой-то школы (Schulhalter) [97; 146]; “кормившийся обучением танцам” [95; 1021; “преподающий математику и рисование” [94; 23]; “учитель сиротского дома” [95; 183]; содержатель “института для молодых горничных” [96; 16] и, наконец, “переводчик с польского” [94; 63]. Всего 10 учителей. Вместе с женами и детьми данный контингент насчитывал 32 души. Собственной недвижимости эти люди, как правило, не имели.
К “технической интеллигенции” принадлежал приглашенный вместе с братом-хирургом из Берлина Д.Г.Цвейтингер, до 1786 года являвшийся инженером на доменах прусского короля, а в Риге занявший пост “городского кунстмейстёра и директора по строительству” [96; 166]. Знаменитый зодчий Кристоф Хаберланд, 45-летний уроженец Саксонии, обозначен в нашем источнике как “мастер-каменщик” и одновременно как “государственный архитектор”. С 1775 г. он состоял “адъюнктом по городскому строительству” и главой “цеха строителей” (Werk-Meister-Amt), а последние пять лет возглавлял строительство церкви внутри цитадели [97; 72].
До 1786 г. в Риге работал и “городской физик” Ант.Тухардт (его вдова) [95; 303]. Из заграницы же был приглашен книгоиздатель Г.Ф.Кейль [94; 115]. Трое мастеров переплетного цеха [97; 36, 83 и 86] относятся, конечно, к ремесленникам.
Неожиданно многочисленны представители мира искусства: 4 художника и 14 музыкантов. При каждом из пяти больших храмов было по одному органисту. Один из них, И.Г.Тутель, служил при церкви св.Петра и обозначен как “музыкант, композитор и органист” [95; 191]. Прочие музыканты были на службе у города (Stadt-Musici). Функционировал, кроме того, “мастер театра”, приглашенный, как впрочем и большинство музыкантов, из заграницы [97; 68]. Из Данцига попал в Ригу единственный скульптор — Кр.Б.Шульц [94; 189]. Упоминаются, наконец, два художника (Mahler), которых, врочем, не обязательно считать живописцами, они могли быть и простыми малярами. И.Г.Бёттихер, тоже из Данцига, преподавал кроме математики еще и рисование [94; 23]. Из служителей муз почти все были людьми семейными, но недвижимой собственностью — за редким исключением — не обладали.
Особой, притом несомненно привилегированной, прослойкой являлись образованные юристы. Это — 10 персон, происходивших, как правило, из патрицианских семейств, издавна занимавших видное положение либо в купечестве, либо в администрации города. К ученым юристам, имевшим университетское образование (Rechtsgelehrter) относились Готфрид Беренс (63 года), Самуэль Гернгросс (48 лет), И.Х.Шик (69 лет), Мельхиор Видау (70 лет) и И.Ф.Бульмерингк (26 лет). Общая должностная формула для людей этого типа: “как ученый юрист справляет службы для города”. В других случаях — более конкретные обозначения этих служб: “в канцелярии рата”, “при магистрате”, “асессор” и т.д. Наиболее видные из юристов со временем выходили в ратманы и бургомистры. Все они — владельцы собственных домов в Старом городе, а некоторые владели также амбарами или участками за пределами городских валов.
В разных судебных инстанциях, главным образом городских, подвизались и младшие представители того же судейского сословия (12 чел.). Это — “адвокаты”, “нотарии” и “секретари” фогтейского суда, гофгерихта и т.д. Эти люди были, как правило, помоложе и, даже если не являлись здешними уроженцами, укоренялись в Риге надолго. Примером* может служить некий И.Г.Романус из Мекленбурга, 34х лет, владевший каменным домом “у вала” и, кроме того, деревянным домом в Торнякалнсе; про него сказано так: “в качестве присяжного адвоката имеет практику в здешних судах” [96; 117].
В 15 записях речь идет о правительственных чиновниках. Это — коллежские и титулярные советники, служащие в таможне или в судах, рентмейстер, замковый фогт, “провинциальный секретарь”, “директор пошлин” и очень редко — люди в военных чинах. Демографическая характеристика этой группы затруднена отсутствием нужных данных. Неясно, откуда они приезжали, не отмечалось их семейное положение, количество детей и т.д. Впечатление такое, что Перепись не проявляла к казенным чиновникам специального (например, фискального) интереса. Налогов они, видимо, не платили и попадали в учет разве что как домовладельцы. У всех у них — каменные дома, как правило — благоприобретенные. Предстоящая нумерация домовладений могла быть причиной включения этих “неподатных” обывателей в общий список.
Неполнота списка 1786 г. — в смысле охвата всех жителей — особенно явственна, когда дело идет о служителях церкви, дворянах и государственных чиновниках. Две пасторских вдовы (Даниеля Меркеля и фон Эссена), один церковный староста, пара причетников и три звонаря (из них 2 — при Домском соборе, где остальные?) — это, конечно, лишь малая часть протестантского клира.
Дворяне, хотя и немногие, живали в Риге еще в средневековье. Описание содержит лишь 8 записей о дворянах, военных или чиновниках (или их вдовах), скорее всего — в связи с их домовладениями. Это такие известные фигуры, как вдова генерал-губернатора Бровна (урожденная Менгден), граф Менгден, Отто фон Фитингоф, Л.И.Будберг, риттмейстер Х.Г.Анреп, вдова барона Кампенгаузена и другие. Все эти записи — лаконичные, не содержащие никаких данных об обитателях дворянских подворий на территории Старого города.
Низшие слои городского населения (простонародья) различались в нашем источнике в основном по роду занятий, по способу добывания средств к жизни. Вполне отчетливо здесь выделяются две основные категории: самостоятельные работники и слуги.
“Работников” (Arbeitsmānner), иначе — “живущих от трудов своих рук” (von Handsarbeit) — насчитывалось всего 153 человека. Как правило, это были люди семейные, имевшие домашний очаг. Одинокие люди в этой прослойке практически не встречались (если не считать вдов или вдовцов, — их было около дюжины). Вместе с женами и детьми работников было 489 душ, в том числе 202 ребенка. Семья работника состояла чаще всего из 3-4 душ, хотя встречались и семьи с 45 детьми.
Существенный признак “работников” — отсутствие собстиенных домовладений. Все они обозначены как “unbesitzlich”, по вместе с тем и как люди оседлые, постоянные жители Риги (ha.lt sich hier auf). В этом смысле у них есть сходство, например, с подмастерьями или “гезеллами”, однако в отличие от последних источник не сообщает о том, в чьих домах эти “работники” проживали. В этом не было необходимости: “работник” просто снимал (арендовал) площадь у домовладельца (купца или цехового мастера), не будучи связанным с ним лично или служебно (как это было с подмастерьями или учениками).
Список 1786 г. содержит конкретные данные о происхождении и даже этносе обсуждаемой группы. В двух книгах, которые составлял А.Г.Зегенбуш (дела 96 и 97) в дюжине случаев говорится без обиняков, что такой-то работник — латыш (ein Lette). В 73 записях отмечено, что он — “местный”, т.е. родившийся в Риге.  (9) “работников” происходят из Курземе, 7 — из Южной Эстонии, 9 — из Польши (в том числе двое из Гданьска), 2 — из Литвы. Собственно иностранцев — всего 6 человек, это выходцы в основном из немецких городов. По крайней мере 40% работников — явные латыши. Помимо упомянутых выше 12 прямых записей в этом убеждает нас ономастика: среди “работников” встречаем 6 Озолиней, 4 Калниня, 3 Зариня и т.д. В случае “нейтральных” фамилий латышскую принадлежность работника подтверждают их имена, а также имя жены или детей.
К “работникам” близки поденщики (Tagelohner). Странно, что их в нашем источнике так мало: всего лишь 10 имен, в том числе 5 — латышских. Почти все поденщики — женатые (8 жен), но дети в их семьях — редкость (лишь 5 детей). Как и “рабочие”, поденщики снимали жилье у домовладельцев, но зарабатывали на жизнь в разных местах, по вольному найму. Немногочисленность этой категории, встречающейся лишь в первой переписной книге [94], можно объяснить разве только тем, что составители трех остальных книг не выделяли поденщиков в особую категорию, но считали их вместе с “работниками”.
Несомненно близки к “работникам” и такие специалисты, как трепальщики пеньки (9 чел., тоже латыши) и некоторые другие (15 латышских имен): повара, сторожа, привратники, пожарники, смотрители за фонарями и др. Вместе с женами и детьми в этой группе насчитывается 75 душ. Все они “без владения”, среди них преобладают одинокие, но отнюдь не старые люди, а жили они либо в казенных помещениях, например, “в равелине у Карловых ворот” [96; 83 и 123], либо у тех частных персон, которых они обслуживали (например, 24-летний кучер Екаб Круминь — у купца Миллна).
Выше охарактеризована верхняя прослойка простонародья в лице всякого рода “работников”. Независимо от наличия или отсутствия у них специальности этих людей объединяет самостоятельность, возможность распоряжаться собой. Как постоянные жители Риги, они были людьми несомненно свободными, отметки о крепостном состоянии встречались в этой прослойке как исключение. Например, сорокалетний “ErbkerI” по имени Мартин с женой и двумя детьми был кучером у пастора Шмидта [96; 73].
К низшей прослойке городского плебейства приходится отнести всякого рода “слуг”. Прослойка весьма однородная в том смысле, что дело идет почти исключительно об одиночках. В источнике они подразделяются в сущности только по возрастному признаку. Список 1786 г. насчитывает, в общей сложности, 142 “домашних слуги” (Hausknecht), 62 “служителя” (Bedienter), 23 кучера и 49 мальчиков — “служек” (Dienstoder Hausjunge). Источник непременно укажет, кому из рижан эти люди служили. Кратчайшая запись: “Ян, 22    лет, рожденный в городе, живет здесь постоянно как домашний слуга у (купца) Гёбеля” [95; 133]. Подчас специально подчеркнута долговременность пребывания слуг в Риге [95; 130: сам слуга и его родитель]. Это, конечно, свидетельство их личной свободы.
Едва ли были существенные различия между “домашними слугами” или просто “прислужниками”. Средний возраст тех и других 20-30 лет. Третий разряд — подростки, или парни, были, как правило, 15-17-ти лет. Семьи у “слуг” — редчайшее исключение, все они — одиночки. Примечательным обстоятельством является то, что в этой прослойке городских жителей мы не встречаем женских имен. Между тем, в услужении немецких господ должны были быть кухарки, кормилицы, горничные и т.п. представители женских профессий. Женская часть трудового населения на подворьях купцов и ремесленных мастеров практически в нашем источнике не учтена.
Поскольку все эти люди проживали в городе постоянно, они считались, видимо, вольными. Бюргер-домовладелец считался господином слуги (Herrendienst), но это не делало последнего крепостным. Однако были и исключения: часть слуг-латышей не порвала со своим крепостным прошлым. Некий КЗрис, наследственный крепостной (Erbuntertan) имения Доле, 16-ти лет, жил у рижанина Тимма [95; 131]. Упомянутый Тимм держал и другого слугу, 33-летнего Яниса родом из Цесиса, который записан в нашем источнике как его собственный крепостной (ein Unterthan). Слуга консула (ратмана) Хельмунда, 35-ти лет, считался наследственным крепостным Крюденера [95; 85]. Некоторые из слуг-латышей, проживая в домах тех или иных рижан, обозначались как “lettische Erbkerle” [96; 70 и 97. 97; 79, 80 и 116]. Про других отмечалось, что они платят подушную подать (Kopfgeld) по месту своей крепостной принадлежности [97;.81 и 100]. А с другой стороны, случалось и так, что “слуга” обозначался как “подданный” именитого горожанина: Янис Биберс — у “господина секретаря Яннау” [95; 21].
В прослойке слуг всякого рода насчитывается в целом (с женами и детьми, которые все же встречались) 280 душ. Преобладание латышей (минимум 160 человек) здесь несомненно. Независимо от оттенков терминологии все состоявшие в “службе” были как бы приписаны к своим городским хозяевам — господам. Такой-то слуга находится при такомто (bey N.N.) — такова формула документа. “Слуг”, при отстутствии оговорок насчет крепостного состояния, следует относить к людям свободным, обеспечившим свою вольность длительным проживанием в городе.
Всего латышей в Старом городе — по явно неполным данным источника — насчитывалось до 500 душ. В основном это работники по найму (Arbeitsmānner) — 81 человек (вместе с членами их семей — 253 души). Второй по численности официальный разряд латышского населения — домашняя прислуга (139 чел., с членами семей — 157 душ). Только за латышами числились должности кучеров (23 чел., с семьями — 34 души) и трепальщиков пеньки (9 чел., с семьями 27 душ). Вместе с прочими (33 чел.) это дает 477 душ. Напомним, что дело идет о постоянных обитателях Старого города, проживавших в домах купцов, ремесленных мастеров или чиновников, подлежащих учету и последующей их нумерации. Основные латышские контингенты проживали, как известно, в рижских предместьях, особенно в Пардаугаве. Однако и для Старого города наши данные тоже неполные. Это касается в особенности женской прислуги и поденщиков. По той же причине в перепись жителей Старого города не попали (кроме нескольких трепальщиков пеньки) все представители 11 латышских ремесленных братств — фурманы, перевозчики, лоцманы, браковщики мачт и др.
Если даже о латышах в Старом городе наше знание — фрагментарное, то о других этносах — тем более. Перепись 1786 г. упоминает около 30 имен, наполовину поляков, а в остальной части — белорусов и русских. Вместе с членами их семей (женатых славян было немного, т.к. в большинстве случаев дело идет о домашней прислуге, сравнительно молодых парнях) это составит не более 50 душ. Термин “руссы” в те времена понимался весьма расширительно. Он не обязательно означал собственно русских, чаще — белорусов или поляков, а иногда и латгальцев. Поэтому ценны именно те записи, где указано место рождения человека. Например, Якуб Лукашиньский “из Белоруссии” [94; 129], Евграф Васильев “из Полоцка” (94, 226), Игнат Родневский “из Могилева” [95; 243], Василий Лихьянов “из Новороссии” [96; 90] и т.п. Дважды встречаются русские крепостные люди: “домашний слуга” Никита и некий Алешка, тоже слуга рижского бюргера.
Из современных анализируемому источнику документов известно, что в Риге жило более дюжины российских купцов, в том числе таких крупных, как Савин, Курендин, Лелюхины и др. Перепись упоминает лишь Фридриха (в прошлом — Федора) Савина, который успел онемечиться, при-1 обрести дом и звание бюргера. Все остальные отсутствуют. Это объясняется тем, что русские, даже преуспевающие купцы, жили за пределами городских укреплений. В этом не оставляет сомнений запись о недвижимом имуществе крупного рижского купца Томаса Цукербекера. В предместье у него были участки, на одном из которых, оказывается, располагался “дом купца Трубенского” [96; 165]. Петр Иваноиич Трубенской был принят в бюргеры летом 1784 г., но жил как и все его соотечественники — “in der Vorstadt”.
В приводимой ниже таблице обобщены результаты наших подсчетов по всему изучаемому материалу. В старой ("ипутренней”) части города Риги перепись 1786 г. насчитала всего 5 358 душ населения и 681 дом. К Большой гильдии относилось 1797 душ, к Малой — 2181 душа, ко всякого рода специалистам на городской службе — 512 душ, к “простонародью” — 868 душ.
Следует при этом учитывать, что Старый город — это едиа 1/10 часть фактической городской территории, границы которой перешагнули к линии “валов”, к линии “палисадов”. Во “внутреннем городе” резко преобладало немецкое, в общем, привилегированное население; но еще более резким было преобладание латышей и других “ненемцев” в предместьях и на окраинах Риги по обе стороны Даугавы.

	Люди				Постройки
	Мужчины	Женщины	Дети	Всего душ	Дома	Амбары	Другие объекты	Людей “без владения”
Купечество	445	308	882	1635	360	97	74	189
Приказчики (гезеллы)	76	3	4	83	—	—	—	все
Торговые ученики	79	—	—	79	—	—	—	все
Цеховые мастера	446	373	1044	1863	239	—	8	202
Подмастерья	71	39	56	166	—	—	—	все
Ремесленные ученики	152	—	—	152	—	—	—	все
Специалисты, чиновники	98	69	153	320	55	—	2	43
Литераты Самостоятельные	59	38	95	192	27	—	2	31
работники	153	134	202	489	—	—	—	все
Домашние слуги	242	16	22	280	—	—	—	все
Слуги-подростки Пришлые работники	49			49				все
(белорусы, поляки)	30	5	15	50	-	—	-	все
Всего	1900	985	2473	5358	681	97	86	1813

Представляет значительный интерес социотопография Старой Риги. Списки обывателей даны в источнике по алфавиту, а дома и другие постройки — по улицам города. Нумерация домов лишь имелась в виду, но не была осуществлена. Поэтому невозможно представить их взаимное расположение на карте. Но в основном их размещение очевидно. Дома и участки торговцев и ремесленников, чиновников и литератов располагались не обособленными массивами, но чресполосно, иначе — вперемежку. Иначе и не могло быть, —    хотя бы в виду интенсивной мобилизации (купли-продажи) бюргерской недвижимости. Не менее 3/4 домовладений обозначены как “купленные”, гораздо меньше — как полученные в наследство или в приданое или как вновь построенные.
Самая “населенная” (в смысле количества недвижимых объектов) улица — Калею. Здесь было 23 купеческих, 44 ремесленных и 9 чиновных, всего — 76 домовладений. На улице Смилшу и прилегающих к ней переулках — 51 дом (32 купца, 12 цеховых мастеров и 7 чиновных персон). На улице Тиргошо всего 33 дома, принадлежащие 22 торговцам, 8 ремесленным мастерам и 3 “литератам” — медикам. От 20 до 30 домов имелось на улицах Маршталю, Пиле, Зиргу, Кунгу, Калькю, Караля, Екаба. Всего на территории старого города числилось более полусотни улиц (Gasse, реже — StraBe) и переулков. Нередко расположение дома обозначалось описательно: “у вала”, “у ворот”, “у шанцев” и т.д.
На одних улицах, таким образом, проживало больше купцов, на других — больше ремесленников. Особой элитарности не отмечено ни в одной, ни в другой группе домовладельцев. Богатый “комиссионер” или “большой торговец” мог быть соседом мелочного торговца (“кремера”) или “шинкаря”.
В среде ремесленников нет и намека на то, чтобы они расселялись компактными профессиональными группами, например — по цехам. Название улицы не говорит о ее населении ничего. К примеру, на ул. Муцениеку проживало 2 гончара, каменщик и мясник. На ул. Калею помимо 23 торговцев проживало 44 ремесленника 19(!) специальностей — 4 ковочных кузнеца, 3 каретника, 3 портных, 2 медника, 2 жестянщика, 2 башмачника, 2 слесаря, столяр, бочар, седельщик, сапожник, скорняк, мясник, пекарь и др. Равным образом на ул. Тиргоню селились отнюдь не только торговцы (числом 22), но и еще 8 ремесленников — два столяра, жестянщик, переплетчик, перчаточник, часовщик и золотых дел мастер. “Рассеяние” ремесла по разным кварталам и закоулкам города едва ли стоит интерпретировать как распад цеховой системы. Рижские “амты” (братства), судя по всему, процветали и в XVIII веке, а их члены расселялись по городу в одиночку, следует думать, и раньше.
Всего по переписи 1786. г. в городе числилось минимум 681 домовладение, в том числе принадлежащих купечеству —    360, цеховым мастерам — 239, чиновникам, литератам и пр. — 83 дома. Все это “каменные дома” (Steinhāuser). К ним следовало приплюсовать с полдюжины домов без указания места расположения (улицы) и столько же — деревянных домов, встречавшихся в старом городе как исключение.
Приведенные цифры, разумеется, минимальные. Но они близки к действительности, ближе, чем данные о населении, которое отразилось в источнике менее полно. Ни учитывать, ни заносить в книгу целые домовладения составители не могли уже в силу того, что одна из целей учета была их нумерация. Во многих случаях фиксировались недвижимые объекты за пределами Старого города. Это — принадлежащие бюргерам “сельские (деревянные) домики”, “участки”, “грунты”, “огороды” и далее небольшие имения (Hofchen).
Больше всего (около 25) подобных объектов в “форштадте” (под которым имелось в виду правобережье Даугавы) и в Пардаугаве (не менее 10). Собственное землевладение рижских бюргеров, таким образом, не умещалось внутри городских валов.

Население старой Риги 1786 г. — привилегированное немецкое меньшинство растущего города. Выходцами из Германии, и зачастую очень недавними, были не только торговцы и мастера, но и состоявшие при них приказчики, подмастерья, ученики. Коренные жители края —• латыши — составляли чуть больше 1/10 обитателей “внутреннего” города. Это — “работники” или “слуги”. Основная их масса заселяла предместья Риги. К концу 80-х гг. в этих предместьях жило в несколько раз больше людей, чем в “исторической” части города. Процесс интеграции этих предместий с центром, создание “большой Риги” в XIX — начале XX вв. требует особого изучения.

_____________________________________________
ПРИМЕЧАНИЯ
1.    Brotze J.Chr. Livonica XV р. 189
2.    ЦГИА Латв. ССР. Ф. 233. Оп. 1. Д. 797. Л. 12-13 (“Список людей в городе Рига и ее предместье”, 1766 г.)
3.    Там же. Ф. 673. Оп. 1. Д. 691. Л. 36-40 (“Ревизия всех жителей го рода Риги”, 1782 г.)
4.    Brambe R. Rīgas iedzīvotāji feodālismā perioda beigās. Rīga, 1982.
5.    Jakovleva M. Pardaugava kā Rīgas priekšpilsētas attstība vēlā feodālisma posmā (pēc kartogrāfiska materiāla). Rīga, 1987.
6.    ЦГИА Латв. ССР. Ф. 223. Оп. 1. Дц. 94-96 (1786). — В дальнейшем ссылки на данный источник даются без специальных сносок прямо по тексту: первая (двухзначная) цифра — номер дела, вторая — лист этого дела.
7.    В известном “Кадастре земельных владений”, который составлялся в 1766-67 гг. и уточнялся позже, наиболее крупный комплекс недвижимости числился за вдовой ратмана П.Фр.Крёгера. Помимо дома туда входило десять амбаров, по таксации 1783—1785 гг. оцененных в 13.027 талеров. В анализируемом источнике находим (в 1786 г.)... четырех Крёгеров, но их характеристики (возрасты, имена, домовладения) не соответствуют упомянутому выше комплексу.
8.    Brotze J.Chr. Livonica XV р. 189
9.    ЦГИА Латв.ССР, ф.22, оп.1, д.94, лл.32 и 50; д.95, л.113 и д.96, л.19.