Экс–политик Янис Юрканс убежден: нынешние беды Латвии — это искупление вины за поведение латышей во время Октябрьской революции.

— Я объясняю своему внуку по Герману Гессе: в каждом человеке живут два волка — один добрый, другой злой. Они все время борются между собой.

— Кто из них побеждает? — спрашивает внук.

— Тот, кого ты лучше кормишь. В этом свободен каждый — и человек, и народ — выбирать себе волка…

— Господин Юрканс, если отбросить политкорректность, чем дальше, тем понятнее, что у латвийского государства нет будущего. Оно невозможно, если латыши и русские не будут едины. А едиными они уже не будут — за последние годы разошлись бесповоротно. Но интересно другое: был ли шанс, могла ли Латвия в начале 90–х пойти другим путем или ее крах был предопределен?

— Авраам Линкольн писал, что разделенный дом устоять не может. Это когда Америка была разделена на противников рабства и его сторонников. Что мы и доказали за 22 года. У нас могло бы быть будущее. В начале 90–х для строительства нормального государства имелись все предпосылки, но мы его разломали, как дети ломают слишком сложную для них игрушку, потому что не умеют с нею играть. И теперь живем в украденном, несостоявшемся государстве. Поэтому молодежь удирает строить благополучие в других странах, каждый четвертый здесь пенсионер, 30% населения живет за чертой бедности, наш бюджет ориентирован на выживание, а не на развитие. Выживать мы научились, но жить не умеем.

Что с нами будет — будем прислуживать тем, кто нами правит. Это удел любой страны, которая, как мы, финансово оккупирована. По территории мы вдвое больше Бельгии, Голландии, а по Европе бродят как минимум 24 миллиона безработных мигрантов. Брюссель утвердит квоты — будем их расселять.

— Могла ли Латвия обойти в 91–м это фундаментальное испытание и не поделить своих людей на граждан и неграждан?

— В принципе могла, но у нас приватизация была в высшей степени криминальным процессом, в результате которого 3–4 человека получили огромные деньги. За которые они покупали наших политиков и делали под себя законы.

— То есть боль латышей за поруганную справедливость — сказки для бедных?

— Конечно, главным было не допустить до экономической власти русских. Потому в списке различий прав граждан и неграждан были десятки соответствующих пунктов — запреты на профессии, занятия определенных должностей…

— Но ведь похожий путь прихватизации прошли все бывшие советские республики.

— Нет. Возьмите ту же Эстонию — там олигархов нет. Потому что у них не было приватизации такого масштаба, как наш. И потом, там к власти пришли молодые люди, которые были большими патриотами, чем мы.

— У нас тоже к власти пришли тогда еще молодые люди.

— В большинстве — бывшие комсомольцы, а в комсомоле были далеко не дураки. И вот эти способные ребята стали кроить государство под себя. Как они просочились, как проникли во власть?! Я иногда вспоминаю тот период с изумлением. И ведь все произошло в нашем же государстве при нашем тихом согласии, никто же не протестовал!

— Даже недавние баррикадники — но почему?

— Хотя баррикады были красивым символическим жестом, но неправильно утверждать, что они спасли нашу независимость. Большинство участников баррикад были готовы умереть за родину, я уверен в этом, я помню тот адреналин в людях. Но для того, чтоб построить здоровое будущее, надо уметь честно анализировать происходящее с тобой и с миром.

Так вот главные патриоты–романтики просто не знали, что делать с властью, и уступили ее опытным людям. А те посмотрели вокруг и начали быстренько шустрить в пользу своих карманов. Вернулись в давно прошедшее время, в 50 лет назад, в ту Латвию, которой уже не было, и восстановили законы, которые не были приспособлены к новой жизни.

— А построй мы единую Латвию, куда бы делось то презрение, которое латыши сегодня испытывают к русским? Как бы звучал их сакраментальный вопрос: почему вы не хотите учить наш язык?

— О языке не надо говорить, его надо было учить. А для этого надо было создавать нормальные, благоприятные условия, а не репрессивные законы. Тогда дети, которые пошли в школу в 92–м году, сегодня бы свободно владели латышским. И специалистов надо было оставлять на работе не по языковому признаку, а по профессиональным качествам: днем бы русские работали, а вечером на курсах учили бы язык.

Все это было понятно еще тогда, но делалось иначе — потому что многие новоиспеченные руководители, политики стеснялись своего горбатого прошлого и хотели начать биографию с чистого листа. Вот и сделались ярыми националистами, подыгрывая толпе. Настоящих государственных мужей не было — одни политиканы.

— А что, латыши действительно 50 лет жили в ненависти к советской власти и обиде на русских?

— Советская власть здесь многих обидела, но государство по–разному могло использовать эту обиду, могло ее и ликвидировать. Я вот на своем личном опыте много раз убеждался, что за все воздается — и за плохое, и за хорошее. Какая–то сила наверху отслеживает твои поступки и награждает по делам твоим. И Латвию, как государство, убежден, карает за то, как латыши вели себя во время революции: 8 лет начальником ГУЛАГА был латыш Эдвардс Берзиньш, а сколько латышей–чекистов — на Украине, в Белоруссии, вокруг Ленина… Кто–то говорит, что за это Ленин и дал нам независимость, но разве эстонцы, литовцы были начальниками ГУЛАГА — не были!

И в советской Латвии руководящие посты тоже занимали латыши, и списки на депортации латыши готовили. Но кто сегодня хочет знать правду? Мифы культивируются самим государством. А пожилым людям, которые правду знают, возражать не хочется. Им просто стыдно за свой выбор, ведь они когда–то приветствовали независимость, а их избранники обокрали государство. А тут политики помогают «мыслить», показывают красно–бело–красным пальцем, кто всему виной: чужие, оккупанты, русские.

— Ладно, пожилые люди. Но когда нестарый успешный режиссер Херманис говорит: хорошо, что благодаря референдуму за русский язык у нас будут списки предателей Латвии…

— Есть люди с такими взглядами и на высоких постах, и среди состоявшихся личностей. В моей жизни, например, было несколько врачей, которые отказались меня лечить из–за несогласия с моей политической позицией.

— Хотя вы латышский язык знаете…

— И признаю оккупацию. Но меня ненавидят и до сих пор не стесняются в мой адрес в выражениях. И это так называемые образованные люди — таких сколько угодно. Хотя то, что я говорил 20 лет назад, оказалось правдой. Жаль, что наверху этого до сих пор не хотят признавать. Но я хоть и верно оценивал ситуацию, изменить ничего не смог. В большой мере потому, что обществу не было до этого дела. Я много лет говорил: берите гражданство и влияйте на процесс, но 300 000 неграждан до сих пор предпочитают лелеять в себе обиду, кормить своих злых волков и оставаться на обочине.

— Но ведь был момент триумфа, когда объединенный ЗаПЧЕЛ набрал четверть голосов в сейме, даже националы притихли от ужаса, но вы не использовали возможности — коалиция развалилась.

— А вы знаете что произошло — нас раскололи. Да, те же самые олигархи. И в главной роли там была Жданок, это вам Рубикс подтвердит. Сказать честно, я тогда чуть не стал антисемитом. Русским это тоже не делает чести, что борьбу за их права возглавляют евреи. Я не хочу делить людей по национальностям, но в Латвии именно так получается.

— Так они же русские евреи. Русскость это не национальность, это способ мироощущения. Сила русской нации — в открытости, она впитывает в себя всех симпатизирующих и обогащается за их счет. Возьмите Екатерину Великую — немка, Пушкин — эфиоп. И у того же Линдермана родной язык русский, вот он его и защищал.

— Евреи мне как раз импонируют своими способностями, помню, в сборной СССР по шахматам было 10 человек, и все евреи — потрясающе талантливые люди. И Латвия гордится своими евреями. Я в данном случае упрекаю не евреев в активности, а русских в пассивности. Ну почему эти русские, что сидят в Латвии, не могут собраться и устроить Болотную? Почему успешные люди, бизнесмены не поддерживают соплеменников в борьбе за равноправие? Из–за страха — мало ли, накажут. Привыкли решать свои проблемы индивидуально, подкупать латышских чиновников. Им проще заплатить, чем изменить правила игры.

— Давно об этом говорили, и для Латвии это только минус: оскудевает русская община, наиболее активные, способные ее представители уезжают — реализовать себя здесь они не могут. С другой стороны, не так уж пассивны русские — нет лидеров, способных формулировать цели и вести за собой. За язык позвали, и почти что все граждане дружно пошли голосовать.

— Да, это было, но дальше–то что? Почему притих Линдерман? Почему не развил этот успех? Ну, создал партию, но большой поддержки она не имеет и, как показывают рейтинги, 5–процентный барьер на выборах не пройдет.

— Просто никто не хочет публично показывать свою поддержку Линдерману. У нас же только заикнись о русских правах — тут же прилепят клеймо радикала, а настоящий результат покажут только выборы. Для «ЗаРЯ» процентов семь голосов получить вполне по силам.

— А не получит! Иначе будем считать, что у Юрканса пропал политический нюх. Я даже допускаю, что эта партия вообще может не пойти на выборы. Просто потому, что какие–то силы попросят Линдермана не мешать «Согласию». Он же может голоса взять только у него, и тогда к власти в Риге могут вновь прийти правые.

— Скорее всего, Линдерман как раз подберет те русские голоса, которые ни за что не будут голосовать за «Согласие» с его расплывчатым мировоззрением. Если у таких избирателей не будет альтернативы, их голоса вообще пропадут.

— В принципе, чисто арифметически «Согласие» могло бы составить коалицию с «ЗаРЯ» и набрать вместе 51 голос, но я все–таки не верю, что Линдерман пройдет в думу.

— А вы думаете, за кого голосовать русскому человеку?

— За «Согласие», конечно. Виден же результат: город становится чище, красивее, светлее. Подъезды убирают, садики строят…

— Если б наши люди судили по делам, мы бы жили в другой стране. «Согласие» выберут, но по этническому принципу, как обычно. В их списках и латыши проходят только те, у кого русские фамилии. И латышские избиратели разве поддержат посветлевшую Ригу?

— Разве что те, кто шкурно заинтересован в сохранении своих должностей в муниципалитетах, и их родственники. Для остальных, даже тех, кто внутренне на стороне «ЦС», отдавать свой голос за русских — это слишком. Разве что в знак протеста, ведь в латышских партиях для них мало привлекательного, лидеров нет, авторитетных личностей.

— Как по–вашему, хотя бы на краю пропасти латыши успеют прозреть? Осознать, что они были очень не правы в отношении русских? Даже известный своими жесткими национальными взглядами композитор Имант Калниньш выступил с отчаянным письмом, где признал, что советская власть рвала тело латышей, но сохранила их душу. Для латышского патриота высказывание революционное, но равноправие русских и латышей все равно остается за гранью понимания.

— Думаю, прозрение невозможно, скорее мы растворимся в Европе. Нет, останутся кое–какие штрихи для обозначения нации вроде этнографического музея и памятника Свободы. А как иначе, если сами латыши о сохранении своей культуры не заботятся, государство только на словах укрепляет латышский язык, а на деле ни национальный театр толком не поддерживает, ни начинающих поэтов, ни литераторов. Им же элементарно печататься негде, делиться своими достижениями. В советское время было несколько журналов, сейчас только те возможности, которые каждый сам себе организует.

Прозрение Калниньша, к сожалению, сомнительно. Все нас обманули, все должны извиниться перед нами, а где же твои, Имант, извинения? Где твое покаяние? Если ты сегодня такой мудрый и смелый — брось клич и соплеменникам признать свои ошибки. Чтоб они поняли и свою ответственность за нынешнюю ситуацию. Латыши не будут принимать правильные решения, пока не научатся понимать окружающий мир и свое реальное место в нем.

— Пессимистический финал получился у нашей беседы.

— Реалистический. Мы продули это государство.

Лучше поздно, чем никогда

«…В вашей газете на днях была опубликована моя цитата о том, что нельзя считать баррикады решающим фактором победы латвийской независимости. Это иллюзия. Независимость к нам пришла благодаря Горбачеву и особенно благодаря Ельцину. Который и обеспечил победу Прибалтики. На это откликнулся мой давний американский знакомый Пол Гобле. В 90–е он в американском госдепе курировал прибалтийские государства и тогда не был согласен с такой моей оценкой. А теперь написал, что, оглядываясь назад, понял, что я был прав. Жаль, что Латвия до сих пор отказывается понимать очевидные вещи» (Янис Юрканс).