История в письмах. Из архива архиепископа Иоанна Поммера
Илья Дименштейн
www.ves.lv
Вести сегодня, 11 марта 2015 года
Архиепископ Иоанн Поммер — одна из самых колоритных фигур в истории Латвийской православной церкви. В его судьбе немало загадок. Например, так и не раскрытым осталось жуткое убийство владыки, совершенное в октябре 1934 года. В народе тогда говорили, что это рука НКВД, но следствие не нашло ни одной зацепки. Хотя копали и немцы, захватившие Ригу в 1941-м. А недавно в Твери вышла книги «История в письмах. Из архива священномученика архиепископа Иоанна (Поммера)». Ее автор — доктор филологии, доцент отделения русистики и славистики Латвийского университета Юрий Сидяков.
Мои корни связаны с Ригой. Дед был белоэмигрантом, приехавшим в Латвию в начале 1920-х, — рассказывает он. — Он был человеком верующим, уже после гибели владыки Иоанна входил в состав приходского совета собора. Мне с детства приходилось слышать рассказы о том, что было связано с церковной жизнью 1920- 30-х годов. Поэтому интерес к личности владыки во многом связан для меня еще с детскими воспоминаниями.
- Ваш дед был знаком с Иоанном Поммером?
- Точно не знаю. Но что-то он мне рассказывал о владыке, когда я ещё ребёнком ходил с ним в собор - это было до его закрытия и превращения в планетарий; и во время посещения Покровского кладбищ, где похоронен мой прадед, когда мы проходили мимо часовни над могилой архиепископа.
О существовании архива архиепископа Иоанна мне приходилось слышать еще в советское время. В начале 1990-х этот фонд был открыт, и я отправился в архив, чтобы ознакомиться с ним. Когда я открыл папки, мне сразу же бросились в глаза имена знаменитых иерархов, которым принадлежала видная роль в истории церковной жизни эмиграции. Это митрополит Антоний (Храповицкий), митрополит Евлогий (Георгиевский), Елевферий (Богоявленский) и Платон (Рождественский). Я был поражен — история Церкви в эмиграции меня интересовала уже давно. Прежде всего я начал заниматься материалами, связанными с именами наиболее значительными, готовил их к публикации. Документы эти имеют огромную ценность для истории Церкви.
Потом я стал просматривать и другие материалы — частные письма людей не знаменитых. К владыке Иоанну часто обращались за помощью, писали и по другим делам. У меня возникло чувство, словно живая история разворачивается перед моими глазами, я убедился в необычайной ценности и этих документов. Надо сказать, что название «История в письмах» — это идея редакции — оказалось очень удачным. Авторам писем приходилось жить в весьма сложное время: Первая мировая война, революция, крушение Российской империи, Гражданская война — эти исторические события неизбежно вторгались в судьбы людей. Обращаясь за помощью к владыке они нередко рассказывали о перипетиях своей жизни. Мне воочию пришлось убедиться в правоте Льва Толстого, который утверждал, что историю творят не великие люди (я бы несколько поправил — не только великие), она складывается из судеб самых обычных, порою незаметных людей. И я понял, что и эти документы также нужно обязательно публиковать.
— Кто писал владыке? Из каких стран?
— Из многих. Больше всего писем от простых людей из Латвии, обращавшихся за помощью, часто материальной, — жизнь была тяжелой, бывало, что люди попросту оказывались на грани голодной смерти. Эмигранты обращались с просьбами о получении права на жительство в Латвии, — беженцев зачастую высылали. Возникали проблемы с получением гражданства даже у тех, кто имел на это право по закону. Священники писали по служебным делам. Что касается заграничной переписки, то это прежде всего переписка с церковными иерархами, есть также письма людей, игравших важную роль в культурной жизни русской диаспоры. Из наиболее известных назову религиозного мыслителя и философа Василия Зеньковского; письмо замечательного русского писателя Ивана Шмелева в архиве нашлось. Тут целая история выстраивается. Писатель получил письмо от одной своей рижской почитательницы — Раисы Земмеринг. Обратного адреса в нем не было. Письмо это Шмелева тронуло, и он обратился к владыке, чтобы тот помог ему связаться с писавшей, — Шмелеву хотелось ответить ей. А далее — главным образом по опубликованной в настоящее время переписке Шмелева и Ильина целый биографический сюжет складывается, завязкой которому и оказалось сохранившееся в архиве письмо.
— Он нашел отправительницу?
- Да, потом между ними установилась переписка, затем была и дружба. Когда Шмелев приезжал в Ригу, он встречался с нею. Эта дружба продолжалась и после войны, когда семья Земмеринг переселилась в Германию. Дочь Раисы Земмеринг, Людмила Келер, — автор вышедшей в Америке, теперь переизданной и в России книги о владыке Иоанне.
— Многим ли смог помочь архиепископ?
— Очень многим. Об этом можно судить по благодарственным письмам, которые он получал. Таких писем немало. В связи с этим приведу такой пример. Когда высланный в 1922 году из советской России профессор Стратонов, совершенно лишенный средств, проездом по пути в Германию останавливался в Латвии, архиепископ Иоанн помог ему получить пособие от Красного Креста. Впоследствии судьба Стратонова сложится трагично: во время войны в 1942 году он погибнет в немецком концлагере.
— Выезжал ли сам владыка за рубеж?
— Нет.
— А в Москву? Латвийская православная церковь оставалась в юрисдикции Московско¬го патриархата?
— Да, но в Москву он не ездил. Это для него было невозможно. Если бы поехал, скорее всего, оттуда бы не верну Единственным из зарубежных иерархов, кто получил возможность съездить в советскую Рос до войны, был митрополит Елевферий, но это уже особая история и отдельный сюжет. В московской юрисдикции архиепископ Иоанн продолжал пребывать и после того, ка заместитель патриаршего местоблюстителя митрополит Сергий Страгородский в 1927 году издал известную «декларацию» о лояльности советской власти, но «декларацию» подписать владыка Иоанн отказался.
В истории с «декларацией» примечательна судьба митрополита Евлогия. В Париже он подписал «декларацию» в смягченной форме - как обязательство не использовать амвон в политических целях. Но неприятностей от Москвы и после того ему все равно не удалось избежать, потому что даже панихиды по белогвардейцам можно было при желании расценивать как политическое выступление. В конце концов московским священноначалием он был запрещен в священнослужении. Вследствие этого митрополит Евлогий вышел их московской юрисдикции и перешел в подчинение Константинопольского патриарха. Что же касается архиепископа Иоанна, то он дипломатично ответил митрополиту Сергию, что «декларацию» подписать не может в силу того, что он и его паства являются не эмигрантами, а подданными латвийского государства, законы которого запрещают давать обязательства в лояльности правительству иностранного государства.
— А почему он все- таки остался под юрисдикцией Москвы?
Православные церкви образовавшихся после крушения Российской империи новых стран (под давлением их правительств в основном) уходили в юрисдикцию Константинопольского патриарха. Так было в Финляндии, в Эстонии и в Польше. Архиепископ Иоанн на это не пошел. Получив от Московской патриархии широкую автономию, он сумел убедить латвийские власти в том, что необходимая независимость латвийской церкви от иностранного государства обеспечена; хотя автономия — независимость ограниченная. Да и зачем ему нужно было идти против канонических постановлений? Отношения с Московской патриархией ему удавалось поддерживать таким образом, что давление советских властей, которые зачастую пытались оказывать воздействие через патриархию на церковь в эмиграции, его не касалось.
— Были ли в архиве документы, касающиеся убийства архиепископа Иоанна Поммера?
— Да, есть следственное дело, я его просматривал. Но заниматься им не стал. Раскрыть обстоятельства убийства все равно, мне кажется, уже невозможно. Да и для себя я там ничего интересного не обнаружил.
— Могли ли из него что-то убрать в 1940 году, когда Латвия стала советской?
— Не думаю.
— А долго в Латвии вели это дело?
— Сколько помню, наиболее интенсивно в 1934- 35-х годах, вскоре после гибели владыки.
— Кому выгодна была его смерть? Старые рижане, довоенное поколение, рассказывали мне, что ходили слухи, мол, это рука НКВД.
— Сомневаюсь — в том, что непосредственно они участвовали по крайней мере. Не вижу мотивов. Зачем? Убирали тех, кто мог представлять опасность для советской власти — генерал Кутепов, например. Если бы подобным же образом взялись за церковь, то тут были фигуры, куда более раздражавшие советское правительство и пользовавшиеся большим влиянием, — тот же Антоний (Храповицкий). Думаю, в таком случае начали бы с него. Какие-то резоны со стороны НКВД к устранению архиепископа Иоанна могли быть до переворота Улманиса. Владыка Иоанн весьма активно выступал против социал-демократов в сейме, среди которых можно предположить наличие московских агентов. Но осенью 1934-го, после роспуска сейма, устранение архиепископа по подобным мотивам трудно себе представить. Хотя я и полагаю, что в конечном счете гибель владыки Иоанна является результатом его политической борьбы, но тут еще много промежуточных звеньев, выраставших из той травли и клеветы, которые использовались политическими противниками владыки для его дискредитации.
— Почему он был против социал-демократов?
— Хорошо знал по своему опыту жизни в советской России, что несет за собой диктатура левых. Кроме того, социал-демократы выступали в сейме как противники религии.
— После гибели владыки во главе Латвийской православной церкви не было личности такого масштаба — почему?
- Исключительные по своей силе натуры вообще явление редкое, еще более редкой является святость. Но я бы не сказал, что на Рижской кафедре после владыки Иоанна не было больше ярких людей. Достаточно вспомнить хотя бы митрополита Вениамина (Федченкова). Ничего плохого не хочу сказать и о других.
