Эрик Адольфович Жагарс вполне мог бы открыть в своей квартире филиал исторической библиотеки — в его квартире книжные стеллажи от пола до потолка плотно заставлены литературой на латышском, русском и немецком языках по исторической тематике. Но это лишь малая часть того, что собрал ученый за свою жизнь, много книг пропало при переезде.

Ученый старается не пропускать ни одной книжной новинки в сфере своих профессиональных интересов. Только вот достать новые книги теперь не так–то просто. Они либо выпускаются крошечными тиражами и мгновенно исчезают с прилавков, либо не заказываются книжными магазинами, либо вообще не поступают в продажу, потому что издаются на деньги европейских фондов и не предназначены для коммерческого использования.

— Для кого же эти книги написаны, если недоступны даже исследователям? — сетует собеседник. — Журнал Latvijas Vēsture, который издавал Латвийский университет, закрылся и не выходит уже с января. Даже решения съезда историков Латвии, который проходил в сентябре, до сих пор не опубликованы! А ведь на нем произошли некоторые небольшие, но знаковые подвижки в подходе к ключевым событиям прошлого. Нельзя сказать, что это глобальная переоценка истории, но все же…

— В чем вы это усматриваете?

— Например, появилось несколько работ, в которых проведено сравнение воинского пути латышей в Красной и гитлеровской армиях. Это очень важный момент.

— Так вот откуда призыв президента Берзиньша к примирению людей, воеваших по разные стороны фронта…

— Только тут надо понимать, что Берзиньш имеет в виду сугубо и только латышей, служивших в воинских формированиях. К Обществу ветеранов Великой Отечественной и советским партизанам его слова не относятся.

Но призыв к внутринациональному примирению — это уже большой шаг вперед. Ведь сложилась совершенно ненормальная ситуация, когда одни латыши, воевавшие вместе с немцами, считаются хорошими, правильными латышами, а другие, которые воевали против немцев, считаются плохими латышами.

Еще один значимый момент: в апреле этого года в Академии наук на конференцию о советском периоде Латвии пригласили историков из МГУ — редкий случай. И трех молодых латышских историков, что тоже бывает нечасто. Это уже похоже на нормальный обмен мнениями. До сих пор внутри нашего академического сообщества практически не было дискуссий. Исследования немногих русских историков Латвии, которые в этот круг избранных не допущены, просто игнорируются. Сейчас наши официальные ученые начали хотя бы контактировать с московскими коллегами.

Изменения произошли и в тематике вопросов, которые рассматривает двухсторонняя латвийско–российская комиссия историков. Круг тем сначала ограничили XX веком, причем по инициативе латвийской стороны, а сейчас готовят сборник документов, касающихся взаимоотношений Латвии и России в еще более узкий отрезок времени — с 1918 по 1922–1923 год. То есть сама Латвия отказалась от темы оккупации 1940 года.

— Почему?

— Латвийская сторона опасается, что могут всплыть документы, в свете которых тогдашнее руководство ЛР будет выглядеть неприглядно.

— А то, что из комиссии историков при президенте ЛР убрали Антония Зунду, который ее возглавлял 14 лет, — тоже сигнал о смене вектора? По его выражению, в России потирают руки по поводу его увольнения.

— Думаю, это от преувеличенного самомнения. Чем уж так мог насолить Антоний Зунда России? Вот его последняя книжка, где он доказывает, что Латвия во внешней политике ориентировалась с ноября 1918 года не на СССР и Германию, а четко на Великобританию. Зунда написал даже о том, о чем в Латвии предпочитают не упоминать: что Англия в 1942 году де–факто признала Латвию советской республикой.

Интересно, что Антоний Зунда входил в номенклатуру ЦК КПЛ — он был деканом исторического факультета ЛУ. И многие его теперешние коллеги в то время защищали идеологически выдержанные кандидатские и докторские. Я, наверное, единственный, кто не отрекся от своего советского прошлого и не прошел нострификацию.

— Зунда приписывает себе в заслугу то, что он был инициатором призыва, который был разослан правительствам стран Запада, — переоценить итоги Второй мировой войны и их последствия для Прибалтики.

— Зунда не относится к тем лицам, которые реально влияют на умонастроения европейской элиты. Как, впрочем, и большинство латвийских историков, которых европейский истеблишмент просто не знает. Продвигают этот вопрос наши евродепутаты — Сандра Калниете, Инесе Вайдере и Кришьянис Кариньш. Даже не “тэбэшник” Роберт Зиле, который, как ни странно, ведет себя более умеренно, а именно эта троица из «Гражданского союза».

— Но, вы полагаете, Зунда не прав, когда говорит о смене государственной политики в области исторической науки?

— В Латвии нет единого официального центра, который определял бы государственную линию в истории, но существует госзаказ, который академические историки помогли сформировать и сами его теперь выполняют. И водораздел в нашей исторической науке проходит по линии отношений России и Латвии. Споры с оппонентами — московскими историками — идут сейчас в основном в двух плоскостях: оценка событий Второй мировой войны и их последствия для Латвии и послевоенная история.

— Тема латышского легиона СС начала активно изучаться и освещаться как латвийскими, так и российскими историками только после распада СССР. Почему в советское время таких исследований практически не велось?

— Потому что власти не хотели обострять национальную рознь. Ведь если бы тогда рассказать, что большое количество латышских мужчин служили в немецких подразделениях, всех латышей в СССР могли ассоциировать с фашистами.

Есть и еще одна причина, почему эта тема была закрыта. Материалы Чрезвычайной комиссии 1944–1946 годов по расследованию преступлений нацистских преступников и их пособников на территории Латвии (а это более полутора тысяч дел) хранились в секретном фонде Госархива. Потому что органы КГБ перевербовали многих из тех, кто замешан в этих преступлениях, пообещав не трогать их. Публичное разоблачение карателей, которые уже работали на КГБ, было, понятное дело, не в интересах спецслужб.

— Тогда понятно, почему “мешки КГБ” так и не открыли…

— Ну а как же, там всплывет такое… Да и без “мешков” много интересного время от времени открывается.

К примеру, профессор Латвийской сельхозакадемии Эрвид Гриновский, который был народным депутатом Верховного совета СССР последнего созыва, выпустил два тома своих мемуаров. Там у него есть очень любопытный эпизод, где фигурирует Сандра Калниете. Делегация НФЛ отправлялась в Нью–Йорк, им нужна была валюта — официально тогда меняли очень мало. И они взяли с собой картину Пурвита, чтобы там продать. А пограничники их задержали. Стали выяснять: откуда картина, кто разрешил вывезти? Тогда Сандра Калниете позвонила какому–то полковнику КГБ, который как раз ведает этими разрешениями, и тот дал команду делегацию с картиной пропустить. Ну кто из простых смертных мог знать имя, отчество, фамилию и прямой телефон полковника КГБ, имеющего право выдавать разрешение на вывоз художественных ценностей?!

— Тем не менее все эти товарищи, вполне успешные в период, называемый теперь мрачным оккупационным прошлым, удачно выстроили свои политические карьеры и в независимой ЛР. И теперь рассказывают латвийским школьникам фантастические небылицы про то время: дескать, и латышских школ тогда не было, и национальную культуру подавляли…

— Однобокое очернение 50 советских лет началось, когда активистам Атмоды потребовалась аргументация, чтобы обосновать требования об отделении Латвии от СССР. В качестве аргументов взяли репрессии, высылки, тоталитаризм. Получили поддержку в лице тех, кто был в свое время репрессирован, а в большей мере даже их детей, которые сами не пострадали. К тиражированию этой версии приложила руку и латышская эмиграция, которая теоретически подготовила оценку советского режима как преступного уже где–то к 60–м годам прошлого века…

Но время берет свое. Сейчас у людей, помнящих жизнь в Латвийской ССР, начинают проявляться ностальгические настроения. Подобные же настроения характерны для более старшего поколения, заставшего в юные годы правление Карлиса Улманиса. С высоты 80 лет юность всегда кажется прекрасной. Но реальность была менее радужной, и надо бы поисследовать это время через призму документов, дающих представление о предвоенной экономике и об уровне жизни населения. В архивах таких материалов огромное количество.

Например, в Госстатуправлении есть месячные сводки по 35 профессиям по пяти позициям в 14 городах Латвии. В каждом городе были свои цены на продовольствие, на квартиры и т. п. Все это надо свести к какому–то среднему показателю. Для этого надо еще и методику разработать. Это большая тема, но она требует долгих исследований.

— А заказ на нее есть?

— В том–то и дело, что нет! Никто не заинтересован в развенчании мифов. Какие исследования заказывает комиссия историков при президенте ЛР? Если посмотреть по тематике, то XIX век, например, просто пропал. Нет исследований на тему влияния политики русского царизма в Прибалтике. А нет ее по двум причинам.

Первая — это очень трудоемкая работа. А вторая — этой темой ты затронешь не столько Россию, сколько прибалтийских немцев, которые были приближены к царскому двору и определяли политику империи в этом регионе.

Вторая тема, которую боятся тронуть, — политика Германии в 1914–1919 годах в Прибалтике. Такие темы не нужны.

Даже при многочисленных исследованиях событий 1940 года рассматриваются в основном внешнеполитические аспекты — культурные, экономические и военные остаются за кадром. А ведь в этот период произошло резкое укрепление связей с СССР.

Да и кому за эти «глыбы» браться? Интеллектуальных ресурсов не хватает. Профессиональных историков в Латвии меньше ста человек — в Латвийском и Даугавпилсском университетах, Госархиве и Музее оккупации. Это все. Поэтому белые пятна истории заполняют создатели исторических мифов и фальсификаций.