Президент Латвийского общества врачей Петерис Апинис разразился большой статьей в газете NeatkarIgA о пагубном влиянии русских соседей на латышский менталитет и бизнес–этику. Предлагаем отрывки из этого опуса.

Впервые мы принимаем бюджет в евро. Обсуждение бюджета идет в двух направлениях: не допустим никаких новых налогов и уменьшим нынешние; заставим государство максимально заплатить за здоровье, образование, культуру и т. д. Против каких–либо попыток обложить налогом автобизнес, малый бизнес или энергию энергично борются латвийский бизнес и массмедиа. А вместе с ними и все те, кто желает получать, но не отдавать. Роль лоббистов выполняют депутаты — как коалиции, так и оппозиции.

Трудно сравнивать педантично работающих немцев с греками, которые приходят на работу с часовым опозданием, а после обеда уже отдыхают, потому что жарко, поэтому до обеда ничего нельзя начинать, а вечером — тем более. В Греции женщины не работают в принципе. Но кредитные обязательства среднестатистического грека больше, чем у среднестатистического немца. При этом греку (в отличие от немца) не придет в голову, что маленькому чиновнику можно ездить на другой машине, кроме Mercedess Benz, что двухэтажный каменный дом в маленьком городке — это именно та ценность, ради которой всю жизнь нужно вкалывать.

Шведы о социальных гарантиях начинают говорить только после того, как перечислили ползарплаты в налоги. Но никто из уважающих себя греков и итальянцев не признает необходимость платить налоги.

Как это ни покажется удивительным, латыш в единой Европе не живет. Он живет в какой–то особой системе, которую можно назвать постсоциалистическое мышление.

Если дети латыша выучиваются в высшей школе, становятся ведущими специалистами фирм или политологами, они начинают мыслить точно как скандинавы или британцы. Но до тех пор, пока жив еще тот советский дух, который родился и окреп под красными знаменами, среднестатистический латышский бизнесмен больше напоминает среднестатистического русского бизнесмена, а не среднестатистического датского. В действительности латыш охотнее видел бы в себе немецкую трудовую дисциплинированность и педантичность, американский оптимизм и прагматичность, английское чувство меры и консерватизм, японский дух корпоративности и усердия, однако вместо этого наши предприниматели переняли русский авантюризм и непрогнозируемость, непонятную западным людям хаотичность в действиях и довольно небрежное отношение к деньгам, которые наши соседи объясняют широтой души, а латыши — тем, что живем один раз. И с бюджетом страны и самоуправлений мы готовы обходится столь же безответственно. Если покупаем троллейбусы — то самые дорогие, с кондиционерами и генераторами, фигня, что другим нечего есть.

Смотришь на муниципальные предприятия Риги и Юрмалы, и рождается ощущение, что мы все еще живем в России.

Отношение латышского бизнеса к бюджету государства и самоуправления — это либо безответственное партнерство, либо конфликт с законом. То, что такое отношение определяет среда, а не национальность, образование или воспитание, свидетельствует сравнение с предпринимателями–латышами в Америке. Иногда эти двое — местный и американский латыш — друг друга не понимают, хотя говорят на одном языке.

В 20–е годы 20 века в России проживало 17% латышской нации. Часть из них в 1937–1938 годах была уничтожена, остальные русифицированы. И они оказали большое влияние на весь латышский менталитет, вернувшись в Латвию в 40–м году и принеся с собой мышление, в основе которого был лозунг «Грабь награбленное». А вскоре этот принцип превратился в «Грабь государство и предприятие». Сильнее всего латышский менталитет был испорчен в 50–60–е годы 20 столетия — ленью, (о русской лени пишут все кому не лень), страхом, репрессиями, колхозами, тенденциозными романами в обязательной школьной программе, операми о победе социализма и непрерывными военными кинофильмами, в которых хороший социалист всегда побеждал плохого капиталиста..

В результате лозунг «Грабь награбленное» в 90–х годах 20 века советские люди обратили на само советское государство. Любовь к перманентному грабежу переняло и латышское национальное предпринимательство, впитавшее не лучшие российские особенности. За 50 лет пребывания в советской системе латыши стали больше похожи на русских, чем на немцев или шведов, несмотря на то, что вторые более схожи с нами по менталитету.