НИДЕРЗАХСВЕРФЕН ПРИ АМЕРИКАНЦАХ 1945
Ростислав Полчанинов (США)
ЗА СВОБОДНУЮ РОССИЮ
выходит с марта 1982
Но.24 (44) сентябрь 2004 г.
====== СООБЩЕНИЯ МЕСТНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ НТС НА ВОСТОКЕ США =====
R.Polchaninov, 6 Baxter Ave., New Hyde Park, NY 11040-3909, USA rpolchaninov@verizon.net
Немецкая фирма работавшая в Нидерзаксверфене называлась “Миттельбау”. Её рабочими были, в основном, заключённые концлагеря “Дора”, находившегося на горке Кронштейн, которую мы увидели освященной многочисленными лампами в ночь прибытия в Нидерзахсверфен. Этот концлагерь был создан нацистами вскоре после их прихода к власти для своих немецких инакомыслящих. До войны заключённые жили по два человека в комнате, а во время войны, в те же комнаты, загоняли по 12 заключённых иностранцев. “Миттельбау” в Нидерзахсверфене строила в горах тунели, в которых размещались фабрики, делавшие ракеты “Фау-2” (V-2). Лагерь на горке, не мог вместить всех работавших, и Нидерзахсверфен был окружён кольцом подлагерей, называвшихся Baustelle (бауштелле - стройплощадка). На каждой стройплощадке была какая-то своя фирма, выполнявшая определенную работу. “Эрбауер” работал на стройплощадке «Б – 3Б». Всё было окутано тайной. Мы были вольнонаемными, но мы не знали на какую фирму работаем и что будем делать, когда закончим постройку бараков. На постройке бараков для нас самих нас и застал конец войны.
Приход американцев положил всему этому конец. “Миттельбау”, и все связанные с нею фирмы, в том числе и “Эрбауер”, перестали существовать. Мы остались без работы и без зарплаты, но лагерь остался, и что самое важное, сохранилась дисциплина и порядок.
В своих воспоминаниях К.В.Болдырев писал: “К приходу американцев в бушующем море анархии единственным островом порядка и дисциплины был этот лагерь в Нидерзахсверфене. Объясняется это тем, что его руководство и основной стержень всего коллектива состояли из членов НТС. Не только немцы, но даже многие из рабочих фирмы (“Эрбауер” – прим. РВП) об этом факте не имели понятия” (1).
Жена записала в дневнике: «Американцы пришли в среду 11 апреля. Утром была слышна слабая канонада. К обеду перестрелка слышалась всё ближе и ближе. Вдруг около нашей кухни появился американский танк и начал стрелять по горке, на которой укрепились немцы. Снаряды летели над нашими бараками. Пока шла стрельба о. Митрофан был в церкви и молил Бога о нашем спасении. Болдырев пошел к танку, сказать, что это русский лагерь, и просил не стрелять через наши головы. Американцы были любезны и переменили позицию. Как только кончилась стрельба, мы со Славой пошли посмотреть, что творится в городке. Там, на площади перед кирхой шло веселье. Немки-девушки вели себя ужасно. Обнимались и целовались с американскими солдатами. Всюду, видно, найдутся такие, у которых нет нисколько национальной гордости. Американцы угощали иностранцев папиросами, конфетами, шоколадом. Немцев – нет».
Сам Болдырев так описал это событие: «Я вскочил и, подняв правую руку, пошёл на танки, крича во весь голос: «Стоп файер!». Как ни странно, огонь прекратился. Из головного танка выскочил молодой американский офицер. – Ху тзи хелл ар ю? – сердито рявкнул он на меня. – Ай эм рашен. – Рашен офисер? спросил он.<...> Оставив этот вопрос без прямого ответа, я стал объяснять, что перед ним – русский лагерь, где много женщин и детей. В это время ко мне подбежал кто-то из лагерных и взволнованно сказал, что в немецком посёлке осколком тяжело ранена маленькая девочка. Я попросил офицера вызвать врача. Узнав, что девочка – немка, он ответил, что американцам запрещено оказывать помощь немцам. Я просил хотя бы послать пенициллин, чтобы наши врачи могли помочь ребёнку Но он и в этом отказал. Девочка позже умерла» (2).
Дальше Болдырев писал, как за ним приехали американцы, как пригласили его и его семью к себе на обед обсудить положение. В штабе, который находился в Нордхаузене «нас встретило всё Военное управление в полном составе: полковник Камерон, его заместитель старший лейтенант Зорган и лейтенанты Ляфлам, Руссо и Роджерс. <...> Все они были захвачены врасплох творившимися в Нордхаузене безобразиями. Никто из них не говорил ни на одном языке, кроме английского. Только Зорган немножко калякал по-немецки. Во время обеда я им изложил положение вещей в ландкрайсе и как, на мой взгляд, можно было бы навести в нём порядок среди Ди-Пи. Камерон ухватился за меня как утопающий за соломинку. Попросил всё это написать. Мы остались ночевать в их вилле, а наутро я представил свой план» (3).
План Болдырева понравился американскому командованию, и они его тут же приняли к себе на службу со званием «Организатора и администратора перемещённых лиц в районе ландкрайса Хохенштайн» (4). К.В.Болдырев сказал американцам, что в его фирме работают русские эмигранты, говорящие на любых языках Европы, способные, опираясь на американскую силу, навести порядок среди иностранцев и снабдить их всем необходимым. Болдырев обратил внимание на необходимость остановить разграбление брошенных немцами складов продовольствия и вещей и попросил дать для этого вооружённую охрану. У американцев для этого не было солдат, но они охотно дали Болдыреву оружие, чтобы он организовал охрану лагерей из своих людей. Это американское оружие потом спасло нас от насильственной репатриации.
В официальном документе, выданном американцами К.В.Болдыреву, было сказано: «<...> Когда это отделение Военного управления приступило к исполнению своих обязанностей в этом районе, наличие в нем 40 тыс. перемещённых лиц представляло собой серьёзнейшую проблему хаоса и нарушения общественного порядка...С принятием на себя полной ответственности за решения этой проблемы г.Болдырев организовал этих людей в группы, провёл регистрацию всех перемещённых лиц, разместил их в 16 лагерях вместимостью от 600 до 18 тыс. человек. Он создал адекватную систему их снабжения продовольствием, организовал на местах амбулатории и изоляционный госпиталь для тифозно-больных Ди-Пи. Он обеспечил рабочую силу и оборудование для выполнения экстренных рабочих проектов в кратчайшие сроки» (4).
В лагере Гудерслебен в конце марта, ещё до прихода американцев, вспыхнул тиф, но немцы не разрешили нашему врачу Г.А.Лясковскому организовать лечение больных. Было такое впечатление, будто немцы хотят, чтобы все заболели и умерли. Начальство лагеря бежало до прихода американцев, и, как только пришли американцы, др.Г.А.Лясковский поспешил в Гудерслебен спасать больных. С помощью американцев др. Г.А.Лясковский создал госпиталь с отделением для тифозных больных. Один небольшой закрытый грузовик перевёз туда из Гудерслебена всех больных. На грузовике была сделана надпись:
Military Government #7, Landkreis Hohenstein
Typhus Isolation Hospital
Иностранные рабочие и бывшие заключённые пошли грабить опустевший Нордхаузен но не тронули немцев в Нидерзахсверфене. По предложению Болдырева, американцы назначили бургомистром Шустера, бывшего бургомистром до прихода нацистов к власти. Нацисты его арестовали, и он отбыл срок в концлагере «Дора» в своём родном Нидерзахсверфене. Болдырев его хорошо знал, так как в его доме жили прибывавшие в Нидерзахсверфен члены Союза до их размещения в бараках. Немцы проявили исключительную дисциплину. При приближении американцев нацисты, а они были начальством, разбежались, но никакого безвластия и грабежей не было, хотя в Нидерзахсверфене не было ни жандармов, ни полиции.
Американцы с первого же дня возложили заботу об иностранцах на Болдырева и на служащих бывшей фирмы «Эрбауер». Служащие остались без жалования, но Болдырев, стал снабжать нас, как и всех иностранцев, одеждой, продуктами и куревом. Одежда и часть продуктов для Ди-Пи брались из подконтрольных Болдыреву немецких складов и только частично покупались у немцев на американские оккупационные марки. Позже, эти деньги у населения должен был выкупить Besatzungskostenamt (учреждение, ведавшее расходами по оккупации) и уничтожить.
Немцы, захватив ту или иную страну, платили жалование своим солдатам оккупационными марками, а они на них покупали товары у местного населения, что было фактически незаметным грабежом страны. Хорватия, ставшая формально независимой державой, к концу 1941 г. договорилась с Германией, что немцы не будут больше ничего покупать на оккупационные марки, но хорваты должны будут изъять их из обращения и уничтожить. Появление в обращении большого количества оккупационных марок было первым толчком к инфляции. Американцы своим солдатам в Европе платили жалование долларами, и солдаты покупали свои, привезенные из Америки товары, в специальных «РХ» (Пи-Экс) беспошлинных магазинах. Во избежание спекуляции, 16 сентября 1945 г. американским служащим в Европе стали выплачивать жалование вместо долларов, имевших хождение в США, специальными военными денежными знаками (Military Payment Certificates). Подобные же денежные знаки выпускали для своих военных и Британия и Франция.
Болдыревский лагерь, куда принимали всех нежелавших возвращаться в СССР, стал первым русским ДиПи (DP - Displaсed Persons – перемещённые лица) лагерем. Свои первые Ди-Пи удостоверения мы получили 11 мая 1945 г.
На этих удостоверениях было написано по-английски и по-немецки: «Обладатель этой карточки, согласно предписанию, зарегистрирован как житель лагеря Нидерзахс-верфен и ему или ей строжайше запрещено покидать это место. Вторичное нарушение этого распоряжения повлечёт немедленный арест. Обладатель этой карточки должен иметь это удостоверение всегда при себе» (мой перевод с немецкого).
Приехавший в Нидерзахсверфен незадолго до прихода американцев В. А. Коссов-ский принял от меня дела Продовольственного отдела, которым я заведовал как его заместитель, а меня Болдырев назначил «Заведующим Школьного отдела, уполномоченного по рабочим лагерям области Хохенштейн».
Первым делом, хоть это и не входило в мои обязанности, я начал вместе с инж. Иваном Антоновичем Николаюком издавать на шапирографе листок «Лагерная информация» (один номер хранится в собрании Колумбийского университета, Нью-Йорк, США). Это была радиосводка, материалы для которой, собирал кто-то из имевших радио на «Сахалине». Было напечатано 11 номеров по 30 экземпляров, и мы ими снабжали лагеря округа Хохенштейн. Первый номер вышел уже в апреле 1945 г. и стал первым периодическим изданием русских Ди-Пи.
Лагерь всё время пополнялся людьми, не желавшими возвращаться в СССР. Увеличилось и количество учеников. У меня сохранились кое-какие документы того времени. Начальником школы я назначил опытного преподавателя Николая Николаевича Доннера, а его сына Андрея назначил руководителем молодёжи (внешкольной работой). Заведующим канцелярией я назначил Бориса Тихоновича Кирюшина, члена НТС и бывшего начальника Цетиньского отряда скаутов-разведчиков. В школьный отдел 3 мая был принят Андрей Иванович Цыбрук, бывший при немцах директором русской школы в Бресте (Польша), который в Менхегофе стал директором гимназии, а к 24 мая в школьном отделе числилось уже 12 человек. Школа работала и до прихода американцев 11 апреля, но из-за подготовки к отъезду из Нидерзахсверфена в Кассель, занятия были приостановлены 8 июня. Таким образом школа в Нидерзахсверфене стала первой школой русских Ди-Пи.
Иногда я брал несколько экземпляров «Лагерной информации», посещая тот или иной русский лагерь, и выяснял возможности школьной работы. Организовать школьное дело в лагерях Нордхаузена я поручил Вере Цуцуровой, а Димитрия Осипенкова назначил учителем в лагере Харцунген. В других лагерях местное руководсво не пожелало заниматься школьными делами, сказав, что они не сегодня-завтра уедут домой, а там в сентябре дети пойдут в нормальные школы.
Для канцелярии Школьного отдела мне выделили комнату в административном бараке. Комната была пуста, и Болдырев дал мне подводу и ордер на реквизицию необходимой мебели в канцеляриях бывших немецких фирм. На дверях были надписи по- английски “Out of Limit”, и стояла стража из наших рабочих. Я выбрал себе два-три стола, небольшой шкаф, стулья и попадавшуюся под руку бумагу. В одном столе была печать и бланки, на которых мы потом выдавали скрывавшимся власовцам липовые удостоверения, дававшие им возможность скрыть свою службу в РОА и устроиться на общих началах в ДиПи лагерях, с последующим выездом из Германии.
То ли четвёртого, то ли пятого мая мы с женой решили, из любопытства, пойти в бывший концлагерь «Дора». В лагере, на добротных деревянных бараках красовались красные плакаты с надписями «1 май» и бело-красные с надписью «3 май». Первое мая отмечали коммунисты, которых в лагере было очень много, а третье мая – день польской конституции - отмечали поляки-антикоммунисты, которых в «Доре» было не меньше. Погода была хорошая, и люди, которые жили в бараках в ужасной тесноте, сидели снаружи и грелись на солнышке. На лужайке, около бывшего управления, я вдруг заметил бумажки, такие же, как и та, которую я когда-то видел у «полосатика» Саши. Я понял, что нашел те самые лагерные деньги, которые когда-то мне так страшно хотелось достать. Никто на них не обращал внимания, а я начал их собирать. Тут были не только деньги «Доры» («Миттельбау»), но и Бухенвальда с разными надпечатками. Многие были обгоревшими. Немцы, покидая концлагерь, бросили их в костёр, но ветер их разнес по всей поляне. Я поднял какую-то старую газету и сделал из нее мешок, который вскоре наполнился. Потеряв свои коллекции марок и бумажных денег в Сараеве, я спустя несколько месяцев, в обмен на концлагерные деньги смог восстановить обе пропавшие коллекции. Коллекционеры проявили к концлагерным деньгам исключительный интерес.
Благодаря усилиям наших докторов Г.А.Лясковского, Наталии Жигмановской и Ольги Вениаминовны Брунст, тиф пошёл на убыль, но Г.Лясковский и Н.Жигмановская, в конце концов, сами заболели. Закончив перевозку больных, грузовичок, названный «Тифус», стал выполнять иные задания.
Всякое передвижение по Германии было запрещено, а надо было спасать от репатриации власовцев и членов НТС, разбросанных по Германии. «Из Нидерзахсверфена ‘Тифус’ успел совершить два рейса и перевезти несколько человек, среди которых был председатель НТС В.М.Байдалаков ещё не оправившийся полностью от ранения в ногу” (5). Байдалаков был ранен в Пльзене, вскоре после освобождения из немецкой тюрьмы.
Поездки на “Тифусе” были поручены Н.И.Беваду и Г.Г.Бонафеде.У них было соответствующее удостоверение, но не это было главным. “Когда они задерживались патрулями, из окна высовывался Бевад и приветливо улыбаясь, встревоженно кричал: ’Берегитесь! Пожалуйста не приближайтесь! Можно заразиться!’ и при этом помахивал бумажкой. После этого у патрульных отпадало всякое желание подходить к машине и они, тоже приветливо улыбаясь, пропускали машину дальше” (6).
Война кончилась, но не кончились наши беды. В своих воспоминаниях Болдырев писал, что американцы сообщили ему уже 20 мая о передаче Тюрингии Советской Армии (7). Чтобы не было паники, он стал тайно готовить лагерь к эвакуации. У немцев он реквизировал два грузовика, а от американцев стал получать под разными предлогами бензин. Надо было обеспечить переезд до Касселя – ближайшего города в американской зоне. В своих воспоминаниях Болдырев писал, что его, как своего служащего, американцы брали с собой но “всё население, включая всех ДиПи, должно было оставаться на своих местах. Я тут же подал в отставку, но просил полковника Камерона продлить мои полномочия на два дня и закрыть глаза на мои действия. Полковник дал мне на это согласие, взяв с меня честное слово, что предлагаемые мною мероприятия коснуться только и исключительно русского лагеря Нидерзахсверфен” (8).
Об эвакуации лагеря в воспоминаниях Болдырева сказано: «Рано утром 9 июня началась организованная эвакуация лагеря на 19 грузовых, нескольких легковых машинах и 21 подводе, принадлежащих казакам <...> Помимо людей перевезено было всё оборудование мастерских, рабочий инструмент, имущество церкви, больницы и школы. На это потребовалось несколько рейсов. В первую очередь везли людей, а потом оборудование и имущество. Когда последний рейс выезжал из Нидерзахсверфена, в Нордхаузене уже появились советские квартирьеры” (8), высланные вперёд для подготовки размещения в городе частей Советской армии.
“Сборы и погрузка привлекли внимание жителей соседних лагерей. Из них стали приходить встревоженные люди. Всем открыто сообщалось, что район через два дня будет передан Советам. Некоторые просили взять их с собой, пришлось отказывать. Но всем говорили: ‘Идите в Кассель, ищите лагерь Болдырева’. На протяжении всего пути до Касселя (около 100 км.) на дорогу выходили люди, просившие захватить их с собой. Этих, когда могли, подбирали. Остальным повторяли формулу: ‘Идите...ищите’. Из лагеря выехало около 500 человек, а в Кассель прибыло 620” (9).
Первый русский ДиПи лагерь в Нидерзахсверфене перестал существовать, но лагерь Менхегоф стал продолжением его истории.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. К.В.Болдырев. Менхегоф – лагерь перемещённых лиц (Западная Германия) //Вопросы
истории. Москва. 1998. Но.7/98 С.117..
5. С.В.Трибух «Менхегоф – лагерь русских ДиПи» рукопись С.23.
Считаю своим долгом поблагодарить Галину Михайловну Сазонову (ур.Геккер) и Михаила Викторовича Монтвилова за помощь в работе над этой статьей.
Р.Полчанинов
