Оценить это событие во всем его значении могут только те, кто так или иначе причастен к русской культуре нашей благословенной страны. Русского актерского курса не было в ЛАК еще никогда!

— И неизвестно, будет ли в дальнейшем! — озадачивает мастер курса и главный режиссер Рижского русского театра Игорь Коняев. — Потому что впервые Русский театр заказал Академии культуры актерский курс. Вы же понимаете, что любое учебное заведение готовит специалистов "под нужды". Поэтому и в Риге актеры и театральный творческий состав готовились для латышских театров.

Вначале было слово

— Такова сегодняшняя реальность в стране, — продолжает Игорь Чернявский. — К примеру, в Санкт–Петербургской академии театрального искусства были заказные курсы. Могла заказать подготовку актеров какая–нибудь национальная республика. Ингушетия, скажем, или буряты. В свое время Эдуард Цеховал вместе с Олегом Табаковым набирали курс для театра в Школе–студии МХТ. Выпускники этого курса работают в театре и сегодня.

Если бы в Ригу не приехала Елена Игоревна Черная, блестящий педагог по актерскому мастерству и сценической речи из Санкт–Петербургской академии, я бы, честно говоря, ничего и не предпринимал. Один бы не справился.

Сценическая речь как предмет самостоятельно не существует — она неразделима с предметом "мастерство актера". Дело в том, что искусство драматического театра вербально. Все мастерство актера держится на слове. Поэтому как можно учить сценической речи в отрыве от сценического существования в целом? Эта профессия предполагает мыслительный процесс, а человеческая мысль передается всем телом — руками, ногами и, конечно, голосом. И это все должно быть скоординировано. Мы ведь и в жизни разговариваем не только ртом, а всем своим существом.

К сожалению, в последнее время все больше приходится наблюдать "депрофессионализацию", и на фоне всеобщего дилетантизма возникают представления, что учить можно всему по отдельности. Но на самом деле в профессии актера это невозможно! А Елена Черная обладает методикой обучения профессии через общие тренинги актерского мастерства и воспитания голоса и речи.

Мы с ней понимали, что едем работать в сложную языковую среду, и мучительно гадали, кто к нам придет поступать. Мы никоим образом не рассчитывали на чистую русскую речь и чистую интонацию. Потому что откуда им взяться сегодня в той ситуации, в которой эти ребята находятся?

С чистой русской интонацией у нас не было ни одного абитуриента. Ведь ребята у нас были из Латгалии, из Резекне, из Лиепаи — пришли такими, как они есть. Поступали и латыши: у нас есть Яна Хербсте — очень способная девочка, есть Анастасия Джорджевич — у нее балканские корни, а Ваня Клочко из Латгалии, и мне показалось, что польский он знает лучше, чем русский и латышский. Учился в польской школе.

Мы столкнулись с тяжелой ситуацией: даже те, кто называл себя русским, плохо читали по–русски. У нас пока лучше всех пишет и читает после двух лет обучения Яна Хербсте. И это удивительно! Но она сама по себе девочка талантливая, упорная, работоспособная.

Что такое чистая интонация? Это привычка разговаривать правильно, слышать, как ты говоришь. Ведь в бытовой жизни мы часто не замечаем, как разговариваем. Половина людей разговаривают так, что их понять невозможно: с закрытыми ртами, боясь показать зубы, улыбнуться, прикрывая рукой рот.

У других куча проблем с осанкой — сколиозы, кифозы, ранняя сутулость, втянутые шеи. А это все влияет на то, как человек разговаривает, как он себя держит в жизни и на сцене тем более.

Если бы я показал вам две видеозаписи — то, какими они поступали и какими стали после двух лет обучения, вы бы увидели, что это небо и земля. Это другие люди.

И фортепьяно вечерком…

— Мне пришлось добиваться от академии, чтобы мы составили индивидуальную программу их обучения. Все приходится выбивать. Вот, к примеру, я долго просил у академии уроки игры на фортепьяно. Но в результате наш театр оплачивает эти уроки самостоятельно.

Игра на этом инструменте развивает индивидуальность очень мощно. Гармонизирует слух, чувство ритма, голос, мышление, вообще всего человека. При том что всем известно, что руки и пальцы сильно связаны с речью, в академии этого, очевидно, просто не знают. Это не стоит в их плане обучения, и они не хотят ничего менять. Нет и сольфеджио…

Есть предмет "история музыки" — но это очень общо, равно как и история живописи — в общих чертах.

А из–за вокала я чуть не поссорился с ректором ЛАК Янисом Силиньшем — мы сменили двух педагогов. Зато третий у нас замечательный — Янис Мисиньш, очень интересный человек, внештатник у них, который сейчас пишет докторскую диссертацию.

В начале обучения я добился от ЛАК, чтобы три года студенты занимались тай–цзы, — для современного артиста, который должен блестяще владеть своим телом и способностью концентрировать внимание, это очень важный предмет. В новом учебном году нам в этом отказывают, и теперь мы должны найти деньги на сей предмет.

Мне очень важно личности будущих актеров гармонизировать. А как это можно сделать вне музыки, сольфеджио, правильного и красивого русского языка? Если бы вы видели, как многие из них пишут по–русски… Два года Русский театр оплачивал уроки Владислава Рафальского, который приходил и учил студентов грамоте — русскому языку и литературе.

Я иногда думаю — может, они и не все станут актерами, жизнь есть жизнь. Но зато у многих распрямились позвоночники, расправились плечи, они задышали, заговорили теми красивыми тембрами, которые им дал Бог, а не зажатыми от этой жизни губами, ртами, челюстями, гортанями. Они узнали, кто такие Михаил Чехов, Лукино Висконти, Альбрехт Дюрер.

К примеру, Игоря Назаренко из Лиепаи мы взяли на курс с тяжелейшей картавостью — с условием, что он ее будет исправлять. Он ее почти исправил! А сейчас он вернулся после летних каникул и удивил нас — ему предложили работу на радио.

А те, кто не выдержал "насилия трудом и образованием", ушли: три мальчика. Но мы взамен взяли тоже троих мальчиков и не жалеем!

Наш замысел был таков, чтобы они, еще учась, вышли на настоящую сцену. Потому что вне сцены актер не приобретает опыта. 29 сентября Рижский русский театр откроет 130–й юбилейный сезон абсолютно профессиональным спектаклем, в котором будут заняты только студенты. Пьеса трудная — драма–феерия Леси Украинки "Лесная песня", единственная в своем роде, абсолютная классика.

Леди Гага или Мельников–Печерский?

— Есть, конечно, особенности, которые лежат в области языка. Но есть и общечеловеческие ценности, которые позволяют нам понимать и Шекспира, и Мольера, и Блауманиса.

Хотя, конечно, время многое меняет и отправляет в историю. Вот, например, сейчас я репетирую в театре пьесу Островского "Лес" со "взрослыми" актерами, и даже там уже многое надо объяснять.

А Достоевский! Вот мы взяли "Подростка" со студентами — и с интересом ждали, как они прочитают этот роман. А иначе как же мы сохраним русскую культуру, если молодые люди не будут знать Чехова, Островского, Достоевского? Я уже не говорю о Лескове, Мельникове–Печерском. Мы дожили до того, что культуру нужно уже не сохранять, а охранять. С ружьем! Разумеется, это шутка, а то подумаете, что я призываю к революции. Упаси Боже! Любая революция разрушает не только жизнь, но и культуру в целом.

Я просто боюсь, что скоро ценности гармонии и гуманизма исчезнут за ненадобностью, как нечто очень устаревшее, и останется нам с вами Леди Гага, а Мельникова–Печерского сдадут в утиль.

"Вести Сегодня", № 125.