У него удивительное небо — многослойное, говорящее, можно рассматривать на картинах только его. А от моря в любую изображенную погоду, деревьев у тихой речки и полыхающего пожаром заката в сосновом лесу на душе становится так хорошо!

— Мой ныне покойный старший друг Эдуард Калниньш говорил, что хорошая работа не имеет возраста, — вспоминает Иван Васильевич. — Если она хороша, то в любые времена и на любую выставку подойдет. Это же правда, что есть искусство хорошее и плохое…

Я тут и свои художественные поиски представляю — работы маслом, небольшой декор, эксперименты со светом и цветом. Хотя обычно реалист донельзя!

Как приходят ко мне эти образы? Бывает, неделю готовишься к какой–то работе, садишься писать — ничего не получается. А бывает минутное озарение — и ты уже почти все сделал.

— Профессиональный художник может "иллюстрировать" любую тему, но души там не будет, а вот озарение — это совсем другое, — включается в разговор замечательный художник, профессор и бывший завкафедрой живописи Латвийской академии художеств, прошедший войну, Владимир Иванович Козин. — Каждый день проходит масса самых разнообразных выставок, причем зачастую взаимоисключающих. Очень трудно в них порой разобраться, и я бы разделил их на две части — выставка традиционного искусства и современного.

"Традиционное" я прежде всего определяю как искусство одухотворенности, которая испокон веку была критерием искусства. А современному очень трудно дать какую–то общую характеристику — разве что характеризовать его отсутствием одухотворенности. Работа не побуждает к сопереживанию.

Зачем люди туда ходят? Может, хотят увидеть что–то новое, надеются впечатлиться оригинальностью образов. И часто не находят того, что искали.

А выставка Ивана Васильевича прекрасна своей традиционной одухотворенностью. Самое ценное в его работах то, что он делится со зрителем своим отношением к окружающему миру, прямо его высказывая.

Иногда его называют маринистом, он участвует в Юрмальской группе художников и выставляется на ежегодных международных "Маринах" в Юрмальском городском музее. Но нет, думаю, он не маринист. Марина у него "с бережка", он не пишет ни штормы, ни кораблекрушения.

Пейзажист? Пожалуй, но он из тех, которые не ищут "красивых" пейзажей, он не ездит за ними в Сигулду или Крым. Ему хватает одного неба в любой точке света, чтобы выразить свое мироощущение. И это он делает с блеском и мастерством. И это очень правильно! Когда мы выходим на улицу, сразу смотрим на небо. Именно оно, а не детали и подробности — самое ценное в его работах.

Такое впечатление, что художники сегодня не знают, что писать, а поэт, как и художник, должен слышать, как растет трава. Когда "до дна" невозможно исчерпать работу, когда она многослойна — это неоценимо!

Более 50 работ Пустошкина включают около 30 миниатюр и 25 больших работ. Есть здесь и Венеция, написанная осенью 2005–го, особенная, не похожая на другие изображения города–праздника, и одна из последних работ — зимний пейзаж, написанный с натуры на Вецдаугаве, и совсем свежий "Циклон".

"Радуга", "Возвращение", "Поздний вечер", "Вечернее настроение", "В парке", "Зов моря" — у каждой из работ хочется задержаться.

— Это очень элегантная экспозиция пейзажа–настроения, — дополняет искусствовед Светлана Хаенко. — Это не натурные вещи. Художник и его личное отношение ко всему очень видно. Не только в пейзажах, но даже в маленьких его абстракциях и трех графических работах. Художник повернулся к зрителю какими–то своими другими гранями. Но трогательно–почтительное отношение Ивана Васильевича к технике, виртуозность сохранены везде. Узнать его всегда можно.