Самарин Юрий Федорович
Светлана Ковальчук
Самарин Юрий Федорович (1819 – 1876) – известный славянофил, первый русский политический писатель, предопределивший политику России в отношении Прибалтийских губерний, знаток крестьянского вопроса в Лифляндии, участник редакционных комиссий по подготовке крестьянской реформы 1861 года в России.
Самарин по отцовской и материнской линиям принадлежал к старинным дворянским родам. Отец Самарина - Федор Васильевич - боевой офицер, участник Отечественной войны 1812 года, особенно продвинулся на придворной службе, женившись в 1818 году на княжне Софье Юрьевне Нелединский-Мелецкий. Ровно через год 21 апреля (по старому стилю) 1819 года появился у молодых супругов первенец, названный в честь именитого деда. На крестинах восприемником от купели был сам Александр I.
16-летним юношей Самарин поступил в Московский университет, где проучился три года на словесном отделении. Сдав по окончании курса магистерский экзамен, Юрий Федорович несколько лет посвятил написанию диссертации об известных деятелях православия петровской поры Стефане Яворском и Феофане Прокоповиче. И успешно защитил ее в первых числах июня 1844 года. Вскоре поступает на службу в Министерство юстиции, служит в Сенате, а с июля 1846 года Самарин два года пребывает в Ригу в составе ревизионной комиссии Министерства внутренних дел по устройству быта крестьян Лифляндской.
Итак, летом 1846 года Юрий Федорович приезжает в Ригу в составе ревизионной комиссии министерства внутренних дел. Из письма А. Н. Попову: “Вот я и в Риге, в сквернейшем трактире, и обдает меня со всех сторон немецким духом. Трудно поверить, что находишься в России (…) Скучненько в Риге! Город не представляет решительно никаких общественных ресурсов. Адрес в Риге: Малая Кузнечная улица, дом Шульт, 263 и 264”. В Лифляндии Самарин работает много и усердно. Блестящее знание языков помогает при изучении богатейших архивов. Из письма к Попову: “Попадались и любопытные вещи для русской истории, между прочим, свидетельства немецких историков о мирном распространении православной веры в Лифляндии до прибытия немцев”. Составление служебных записок увлекло Самарина необходимостью сбора архивных документов по истории Ливонии, истории Риги. И если усилия в служебных начинаниях не принесли реального успеха, то оказались плодотворными для написания исторического труда История Риги и знаменитого памфлета Письма из Риги. Все решения и пожелания министерской комиссии по возвращении в Петербург оказались заблокироваными т. н. Остзейским комитетом - комитетом высокородных потомков немецкого рыцарства, верой и правдой служивших Дому Романовых. Царское правительство на протяжении десятилетий находилось под непосредственным влиянием этого комитета.
Два года жизни в Риге не могли пройти бесследно - они стали наверно роковыми в дальнейшей судьбе Самарина. Балтийский опыт окончательно и определенно сформировал политические пристрастия Юрия Федоровича. Мысли о крае, резкие и даже едкие, Самарин выразил не только в частной переписке, “уверовав в глубокую и систематическую вражду немцев к русским и России”.
Возвратившись в Петербург, Самарин давал верным друзьям написанную незадолго до отъезда из Прибалтийского края рукопись, названную «Письма из Риги». Но краткосрочным заточение в Петропавловской крепости и личной встречей в марте 1849 года с императором Николем I окончилась рижская командировка Самарина. Закончилась и его министерская карьера.
Радикализм политических суждений Самарина, выраженный в «Письмах из Риги», на три десятилетия опережал реальные события, они стали своего рода пророчеством. Только в начале 80-х годов XIX столетия после ревизии сенатора Манасеина, началось преодоление немецкого начала в жизни Лифляндской, Курляндской, Эстляндской губерниях путем осуществления политики «приращения» - русификации - Прибалтийского края к российскому законодательству, активное введение русского языка, к чему неустанно призывал Самарин.
В середине 1860-х годов Самарин замыслил написание нескольких серий книг под общим названием «Окраины России». Первую серия книг посвятил Русскому Балтийскому Поморию, т. е. Прибалтийским губерниям. Первый том из серии, посвященный осмыслению самых разнообразных проблем Лифляндской губернии (положение православия и православных латышей, крестьянский вопрос, общественное и финансовое управление и др.), был напечатан по соображение безопасности в Праге в 1868 году.
Появление в Праге этого тома вызвало скандал и бурю возмущений не только в высших кругах Петербурга. Самарину, как и двадцать лет назад, пришлось объясняться с царем. Юрий Федорович, издавая книгу на свой страх и риск, как частное лицо и на свои собственные средства, не испрашивал ни поощрения, ни одобрения. Осенью 1868 года ему не изменило мужество -- он вернулся в Москву, где был сразу приглашен к генерал-губернатору. Отзыв царя о Балтийской серии горестно изумил: Его Императорское Величество Александр Второй были крайне возмущены пражской публикацией. Сие исключительное обстоятельство внушило Самарину мысль “повергнуть оправдание непосредственно к стопам” царя. Накануне Рождества Христова, 23 декабря 1868 года, им отправляется всеподданейшее письмо, в котором духовная независимость, смелость и прямота суждений, прозорливость и одержимость натуры Самарина сказались в полной мере. Все возможные ходы, карательные меры правительства были просчитаны и описаны царю. (Кстати сказать,что судебного разбирательства, ареста Самарина или изданных книг не последовало.) В письме к царю утверждалось, что книги его от “первой строки до последней, посвящены защите государственных интересов России, против неумеренных и постоянно возрастающих притязаний Остзейского провинциализма”. Особые права и привилегии должны быть ликвидированы: Лифляндская, Курляндская, Эстляндская губернии должны жить в соответствии общероссийским законам; законодательная и экономическая основа православной церкви должна быть взята под неусыпный контроль правительства; государство должно следить за положением местного крестьянства; русский язык должен быть введен в делопроизводство губернских канцелярий. Если правительство не смеет завершить то, что Петр I оставил незавершенным -- довести до логического конца факт присоединения балтийского края к Российской империи, то свою позицию Самарин обещал царю отстаивать всеми возможными средствами. Впрочем, реакция правительства, хоть и не столь явная, но все-таки была -- в Третьем отделении царской охранки завели папку под названием “Дело о Самарине, издавшем за границей книгу Окраины России”.
В том же 1868 году немецкое дворянство отправило Александру II Всеподданейший адрес, дабы отвести самаринские наветы. Бурно и решительно реагировали немецкие историки из Дерптского университета Г. фон Бокк и К. Ширрен, опубликовав оскорбительно резкий ответ Самарину, который, в свою очередь, не удержался от ответа немецким профессорам. Всего вышло шесть книг этой серии. В последнем томе, увидевшем свет в 1876 году, Юрий Федорович вновь проявил себя как блестящий знаток крестьянского вопроса, истории крестьянского законодательства Лифляндской губернии. Даже его критики не могли не признать в Самарине блестящего знатока этого вопроса.Еще бы -- этой темой он занялся ровно 30 лет назад.
Когда последний том Балтийской серии лежал в берлинской типографии, Самарина не стало. Ошеломляющей была его внезапная смерть -- незначительный порез пальца вызвал гангрену. Он умер в Берлине 19 марта 1876 года. Неожиданность кончины усугубили еще и следующие обстоятельства, потрясшие его единомышленников. А. И. Кошелев свидетельствует: “Грустно было для нас лишиться такого прекрасного человека и такого полезного и даровитого деятеля; но трагичность его кончины нас особенно поразила. Имея огромную семью -- мать, братьев, сестру, и состоя в дружбе и приязни с весьма многими, он умирает в полном одиночестве, посреди людей чужих; сердечно и глубоко любя Россию и ее народ, он оканчивает жизнь на чужбине; воевавши постоянно и горячо против немцев, он в последние свои дни и часы окружен только немцами; известный не только в России, но и в Европе, он умирает в немецком Krankenhaus’e под чужим именем; наконец, православный христианин и ревностный поборник православия, он не имеет утешения веры при последних страданиях (священник приезжает, но находит его уже в беспамятстве), и церковь православная при русском посольстве не впускает к себе тело усопшего, и он отпевается в протестантской церкви! Это ужасно!”
Скупой лютеранский обряд в скромной кирхе, тихая молитва безвестного пастора примирили Юрия Самарина с немцами.
Далее А. И. Кошелев вспоминает о погребении Ю. Ф. Самарина в Москве в Даниловском монастыре: “Было стечение людей огромное и только блистал своим отсутствием представитель власти”. Князь Долгорукий -- московский генерал-губернатор получил инструкцию из Петербурга игнорировать траурную церемонию. Печать, как и все общество, живо высказывала сочувствие, забыв и распри и разногласия. Этому способствовало то, что покойный “не кадил власти”, не принял даже орден Святого Владимира, “и был если и не гоним, то заподозрен и нелюбим правительством”.
Самарин был независим, свободен, горд и одинок. Как он жил, так он и умер.
Вскоре после кончины Самарина в Ригу его родственниками была передана в ведение Рижского Православного Петро-Павловского братства крупная сумма денег. Проценты с Самаринского капитала, по завещанию усопшего, предназначались для поддержки образования исключительно православных латышей не только в городах, но и в сельских районах. В 1910 году в Риге было создано общество имени Ю. Ф. Самарина. Знаменательное событие произошло и в 1923 году - в знак признания заслуг одну из улиц Московского форштадта латвийской столицы переименовали в честь русского славянофила – Юрия Самарина.
