Лауреат II и VIII Вильнюсских биенале Елена Антимонова большинству читателей известна как серьезный изысканный график. С ее творчеством знакомы не только жители республик Балтии, но и любители искусства Польши, Италии, Швейцарии и Финляндии, где прошли ее персональные выставки. В последнее время Елена Антимонова увлечена акварелью. Однако и в графике и в акварели зрителей привлекает какаято особая, присущая лишь работам Антимоновой, таинственная жизнь вещи и живой натуры. Их порой острые игры завораживают, а смена мест полна неизъяснимого обаяния. Вокруг нее шлейф вещей, документально или исторически точных, шлейф романтических атрибутов, завитков, растений, раковин и зверья, а центр Вселенной — Она, обнаженная женская фигура, очерченная певучей и четкой замкнутой линией. Что это для художницы — женский нарциссизм или дань натуре, которая всегда под рукой? Утверждение своего женского типа или стриптиз на сцене искусства? Что это театр — сомнений не вызывает. А сценой служит плоскость листа, на которую свободно ложится виньеточная композиция с педантично точной проработкой декораций. Тела же подчиняются женской фантазии режиссера, работая по ее желанию на метафору или аллегорию, играя в чув
ственность, простодушие или высшее знание. На поверку же это женское существо, замкутое внутри очерчивающей его линии, всегда остается загадкой, «вещью в себе» во всех своих ипостасях.
Спектакли сменяются один за другим. И каждый новый таит в себе начало следующего, где это женское тело вновь выступает в роли модуля психологического, пространственного и эстетического отношения к миру. Так было.
Но года полтора назад в экслибрисы и станковую миниатюру Елены Антимоновой проникает маска. Маска на том же самом женском существе, которому на этот раз вздумалось озадачить нас сразу несколькими душевными состояниями. И принесла эти маски поездка в Венецию. Для художницы Венеция обернулась образом прекрасной, очень немолодой и много видавшей женщины, за пышными нарядами, гримом и веерами которой уже едва угадывается плоть. Но любовь ее — это уже приобщение к чему-то высшему. Действительно, у художницы не нашлось и мгновения для прозаического взгляда. Говорят, в период карнавалов в Венеции сыро и слякотно. Но скачет по лужам Коломбина, как некое «я» художницы, выплескивая летящий точно брызги шампанского восторг от встречи с дивной красотой этого города. С его блеском, золотом, мишурой и тайной трагедией. Там была куплена странная кукла в парчовом наряде. Там же впервые пришло ощущение, что и вещи могут говорить, если художник в состоянии насытить пространство собой. И вещи в ее графических листах начинают перемещаться, выходить на первый план, сначала прикрывая, а затем и закрывая, точно забралом, человеческое существо. Листы эти выполнены тщательно, с какой-то особой изобразительной въедливостью, заставляющей нас разглядывать каждую вещицу, вникать в ее тайный смысл. Мирискусники давно открыли способность узорной ветоши из антикварной лавки трогать душу. Особенно, если этот старинный хлам — безделушка с человеческим лицом — кукла, маска, статуэтка.
И в этом любовном воскрешении традиции неожиданными даже для самого автора стали ее акварели. Цветы, маски, куклы. Почти забытая классическая акварель с мерцающим рисунком, прозрачной легкостью цвета, освещаемого как бы изнутри сверкающей белизной бумаги. И удивительная нежность, уводящая художницу от порой вычурной усложненности к абсолютной ясности и простоте.