В сентябре 1812 года французский осадный парк, орудия которого должны были превратить в пыль рижские укрепления, дотащился наконец до Руенталя (Рундале). Настроение в Риге при этом известии помрачнело. Но именно в тот момент российский император Александр I запустил свой план по окружению Наполеона.

Несостоявшася перевербовка

Первая депеша Кутузова из–под Бородино рисовала битву как безусловную победу русской армии. Александр I на радостях даже присвоил Михайле Илларионовичу звание фельдмаршала. Рига тоже ликовала. «Друзья обнимаются на улице, незнакомые люди сообщают новость друг другу, и все соединяются в общем восклицании: «Наконец–то, слава Богу!» — писал в дневнике за 16 сентября пастор Граве.

Генерал–губернатор Эссен решил, что пришла пора привлечь стоявшую под Ригой прусскую дивизию на нашу сторону. И договорился о встрече с его командующим — генералом Йорком. 23 сентября в сопровождении прусского майора Зейдлица он поехал через передовые посты противника, дорогой убеждая майора, что «наступил момент для пруссаков сбросить наполеоновское иго». «Какой момент? — недоуменно отвечал Зейдлиц. — Ведь Наполеон вошел в Москву неделю назад».
«Мой ответ, — пишет Зейдлиц, — казалось, поразил генерала Эссена. Но он скоро овладел собой, уверяя, что если бы это было действительно верно, то император Александр I не заключит мир даже в Астрахани. Когда же я рассказал ему, что Москва была объята пламенем пожара, то генерал, судорожно сжимая мою руку, говорил: «Поверьте мне, пламя Москвы коснется пределов Франции».

Прогноз Эссена еще оправдается, но пока предмет для разговора у него с Йорком испарился сам собой. Наговорили друг другу кучу любезностей — и расстались. Рига притихла. Впрочем, сдача Москвы имела для города и положительный эффект, о котором тогда не знали. От Наполеона командующему 10–м корпусом в Курляндии маршалу Макдональду пришло приказание не начинать осаду Риги. Наполеон в Москве ждал послов с миром от Александра I и затевать дорогостоящее предприятие по захвату столицы Лифляндии считал излишним. Только вот русские об этом не знали.

Поэтому вся надежда была на корпус генерала Штейнгеля.

Штейнгель спешит на помощь

Корпус Штейнгеля формировался в Финляндии для десанта в Германию. Но теперь русским стало не до таких отдаленных диверсий: надо было Ригу спасать. И 22 сентября Штейнгель во главе полутора дивизий (остальные полки застряли в Ревеле) прибыл в Ригу, имея четкий приказ императора Александра: захватить осадные орудия в Руентале — и не дай бог хоть одно из них выстрелит по Риге! Кроме того, разгром дивизии Йорка и всего 10–го французского корпуса Макдональда в Курляндии должен был стать частью грандиозного наступления. Одновременно Витгенштейн у Полоцка атаковал бы корпус Сен–Сира, а с юга навстречу им ударила Дунайская армия Чичагова. В итоге Наполеон оказался бы отрезанным от Франции и окружденным в Москве.

Однако реализация «Сталинграда обр. 1812 года» сразу стала буксовать из–за
нехватки сил. Предполагали, что под Ригой соберется 35 тысяч человек. Но у Штейнгеля налицо было всего 8 пехотных батальонов, Эссен смог выставить в поле

11 600 штыков. К тому же между двумя генералами сразу возникли разногласия. Штейнгель был настроен четко выполнять приказ — атаковать осадные орудия. Эссен же хотел в первую очередь отбить Митаву «средоточие французского управления в Курляндии». Чтобы хоть как–то компенсировать императору сдачу Москвы.

«Казак не плут!»

В главную штурмовую колонну вошло 18 тыс. пехоты, 1300 кавалеристов и 23 орудия. Пруссаков было порядка 17 тысяч человек, рассредоточенных по разным точкам. Выигрывая время на концентрацию сил, Йорк решил временно пожертвовать Митавой.

Французские чиновники так лихо бежали из столицы Курляндии, что расхватали всех лошадей. Прусскому генералу Клейсту пришлось бросить 4 орудия — не на чем было вывезти. Военный историк Жамов приводит такой эпизод взятия Митавы: «Еврей походит к казакам и сообщает со злорадной улыбкой, что прусский офицер укрылся в доме пастора. Казаки врываются к пастору, находят в одной из комнат тяжело раненного прусского офицера и останавливаются в изумлении; наконец один из казаков кричит офицеру «Не бойся, пруссак, казак не плут!» и дружески протягивает ему руку».

После арьергардных боев у Экау Йорк отходит к Руенталю. Отношения между пруссаками и французами накаляются до предела. Французские интенданты в Бауске не желают выдавать со складов довольствие союзникам, и те, вынося прикладами двери, врываются внутрь. После этого немудрено, что на военном совете офицеры единодушно предлагают Йорку бросить осадный парк к чертовой матери и спасать дивизию. (Кстати, парк состоял из 110 оружий, большей частью бывших прусских — отнятых у них французами в кампанию 1806 года. И пруссаки не без злорадства предвкушали, что сейчас и французы их потеряют: вывезти парк из Руенталя не успевали — не хватало лошадей).

Единственным офицером, поднявшим голос за оборону парка, был ротмистр Бранденбург: «Честь прусского оружия требует прикрыть союзников». И Йорк… с ним согласился.

Неудачный обход

В этот момент Эссен, опасаясь прусской контратаки, требует у Штейгеля еще 3 тысячи солдат. И тот их шлет, ослабляя тем самым ударный отряд. А к Йорку на помощь на всех парах спешит бригада 7–й французской дивизии из–под Фридрихштадта. Соотношение сил на главном направлении начинает меняться в пользу противника.

Мало этого, 29 сентября Штейнгель посылает «в обход» Руенталя отряд генерала Бельгарда — Азовский и Низовский полки (а фактически батальоны). Это имело бы смысл, коли сам Штейнгель двинулся бы на противника, но он спокойно стоит у Мезотена в виду прусского корпуса и в ус не дует.

Пруссаки перехватили Бельгарда и после упорного боя прижали к реке Аа у Гравенталя. «Только темнота спасла нашу колонну от полного разгрома», — писал Жамов. Штейнгель, разуверившись в успехе, приказывает отступать. Операция, начатая как львиный рык, завершалась как плач младенца.

А ведь Штейнгель в кампании 1806–1807 гг. был генерал–квартирмейстером — т. е. начальником оперативного отдела, третьим лицом в командной иерархии русской армии. Его тогда хвалили, даже наградили орденом Св. Георгия аж III степени. Но как самостоятельный командующий он оказался нулем. «Несчастный исход экспедиции должен быть приписан исключительно плохим распоряжениям, так как корпус был разделен и без надежды на успех выставлен сильному огню, — записал рижанин Герман разговоры офицеров. — Хвалят только генералов Вельяминова и Фока, прикрывавших отступление».

Добыча в виде полушубков

Отступать пришлось с тяжелыми боями. У корчмы Лауче левый фланг арьергарда едва был не смят лихой атакой прусских кусар, и только контрвыпад двух эскадронов Финляндского драгунского полка спас положение.

У Гарозена арьергард Вельяминова (Невский и Петровский полки) попали в клещи: с одной стороны пруссаки, с другой — подошедшая бригада 7–й дивизии (там помимо французов был и польский батальон). В бою с этим интернационалом особенно отличилась батарея поручика Гербеля, картечью отбившая атаки поляков.

2 октября корпус Штейнгеля, эвакуировав по дороге Митаву, возвратился в Ригу. В операции русские потеряли 1900 убитыми и пропавшими без вести плюс 578 раненых. Потери пруссаков — 1200 человек.

Единственным зримым результатом операции стал захват в Митаве 5000 полушубков, предназначенных корпусу Йорка. Через три месяца пруссакам придется без них очень несладко, и как знать, не сыграет ли это свою роль в переходе Йорка на сторону русских…

Зато парк повернул восвояси

«Я нахожу нужным заметить, что выступивший из Риги корпус для действия на Митаву и Экау составил, по моему счету, с лишком 20 тысяч человек, следовательно, с большой вероятностью полагать можно было, что сие число устроенных российских войск могло бы с пользою сражаться противу равного числа собранного из разных наций неприятеля, — раздраженно писал Александр I Штейнгелю и Эссену. — Нахожу неправильным оставление вами в Митаве части войск без всякой нужды, ибо в сие самое время войска неприятеля уже вышли из города, почему такое бесполезное раздробление корпуса полагаю я причиной сей неудачи. В военных предприятиях средние меры редко удаются, самая же умеренность и бережливость часто препятствует успеху, особливо раздробя свои силы, как сие был сделано в сем случае».

Что ж, вопреки расхожему мнению, Александр I кое–что понимал в военном деле. И в психологии тоже. Раскритиковав действия генералов, император счел нужным их ободрить: «По отдаленности, в коей я нахожусь, не могу дать вам иного разрешения, как изъявить желание мое, дабы новые действия ваши увенчаны были лучшим успехом».

После чего можно было приступать к более приятным вещам: утверждать списки награжденных. Помимо русских офицеров в них попали и английские — с эскадры адмирала Мартина, стоявшей в Рижском заливе. Англичане принимали участие в налете на Митаву на канонерках. «Английские капитаны Стуарт и Брентон участвовали во всех сил распоряжениях с особенною деятельностью и ревностию к службе его императорского величества», — доносил адмирал Моллер.

А вот действия Йорка как командующего заслужили похвалу не только маршала Макдональда («Надо отдать высокое уважение храбрости и выдержке прусских войск и правильному суждению офицеров; мое уважение к ним возрастает с каждым днем»), но и Наполеона. Правда, сразу же после получения известий о боях под Рундале он распорядился… везти осадный парк обратно в Тильзит. Вопрос об осаде Риги окончательно снимался с повестки дня.

Куча так и не использованных ядер

Но в Петербурге об этом еще не знали, и козлом отпущения за провал наступления назначили Эссена. Императорским указом от 23 октября его сменил Паулуччи. «Жаль, что Эссен впал в немилость, — писал Герман. — Кроме несчастного приказания о сожжении форштадтов его ни в чем нельзя упрекнуть, напротив, он постоянно заботился о благе города».

Что же касается Штейнгеля, то он принял единственно верное решение — пошел на соединение с Витгенштейном под Полоцк. И тем, поставив себя под начало более даровитого генерала, исправил свою оплошность под Ригой. Пройдя 280 верст за 11 дней, Штейнгель как раз успел выйти во фланг корпусу Сен–Сира в сражении при Чашниках и тем склонить исход боя в пользу русских. Вскоре Витгенштейн разбил еще один французский корпус — Виктора. И фланг французов на Двине рухнул, а план Александра по окружению Наполеона обрел второе дыхание.

«Ура, мой друг! Москва свободна! Теперь мы пойдем по пути победы на крыльях мести!» — писал пастор Граве из Риги другу.

Наполеон к тому времени выступил в обратный путь, но все равно был бы окружен и перехвачен у Березины, если бы… Впрочем, это уже другая история. Главное было сделано — к декабрю на территории империи не осталось ни одного вражеского солдата — кроме пленных.

…В Рундале еще сто лет назад лежала в полной сохранности одна из куч ядер, оставшихся от французского осадного парка. Повернись дело
по–другому, и эти ядра лупили бы по Риге, обратив город в груду развалин. Но в ту войну обошлось…