"История прибалтийских территориальных стрелковых корпусов" — так называется новая книга Сергея Булдыгина, вышедшая в издательстве "Гангут" в Санкт–Петербурге (увы, мизерным тиражом). Это подробный рассказ о том, как в 1940–1941 гг. армии Эстонии, Латвии и Литвы стали соответственно 22–м, 24–м и 29–м территориальными стрелковыми корпусами Красной армии. И что с ними стало в начале войны — в июне 1941–го...

Первоначально командование РККА лелеяло в отношении "буржуазных" армий самые решительные планы. Командующий Белорусским военным округом Павлов предлагал наркому обороны Тимошенко: "Использовать для войны части литовской и эстонской армий, вне БОВО, примерно против румын, турок, афганцев и японцев. Во всех случаях латышей считаю необходимым разоружить полностью".

Но на столь крутые меры не пошли. Ограничились "советизацией" армии, что, впрочем, на офицерском их составе сказалось ничуть не лучше — каждый третий по итогам чисток был уволен, каждый седьмой — репрессирован. Вот как это было в латвийском 24–м корпусе: "В дивизиях 14 июня по именам вызванным командирам приказали садиться в автомашины для поездки якобы на командирские полевые учения. Недалеко от Гулбене автоколонна остановилась, и командирам сказали, что дальше надо идти пешком. Достигнув какого–то лесочка, командиров остановили, при этом они внезапно заметили, что весь лесок окружен солдатами спецчастей ЧК. Всем приказали поднять руки, и они были разоружены. Кто промедлил с поднятием рук или сопротивлялся разоружению, те на месте были зверски убиты, например, капитан Линмейерс, капитан Лулла, старший лейтенант Озолиньш и еще некоторые. Старший лейтенант 10–го Айзпутского пехотного полка Фелдманис, у которого, кроме пистолета в кобуре, был еще личный пистолет в кармане, выхватил его и выстрелил в разоружавшего русского майора Дорошенко, который был убит на месте. Фелдманис был разоружен и связан. После этого он был страшно избит и изпинан ногами".

В итоге к началу войны корпуса были фактически небоеспособны. В 24–м корпусе 24 июня должны были начаться сборы резервистов, из Московского округа ждали 6000 человек в каждую дивизию. Но 22–го грянула война. В латвийском и эстонском корпусах обошлось хотя бы без открытого неповиновения, а вот в литовском... "При проходе через Вильно подразделения 615–го корпусного артполка были атакованы мятежными повстанцами и обстреляны командами, охранявшими зимние квартиры. Начсостав бывшей литовской армии оставлял батареи, а часть его расстреливала бойцов и командиров, преданных советской власти. В результате уличного боя предатели 615–го кап вывели из строя 200 бойцов и командиров".

"Территориальные корпуса" просто рассыпались в мешанине первых дней войны, став скорее обузой, чем подмогой Красной армии. Почему же так получилось? Этот вопрос "Вести Сегодня" адресовала автору книги.

— А почему Павлов предлагает именно "латышей разоружить в любом случае"? Ведь из нынешней историографии складывается впечатление, что самой пронемецкой страной в Балтии была Эстония?

— На мой взгляд, самыми антинемецкими были как раз эстонцы. Недаром 22 июня 1919 г. они разбили немцев и не пустили их в Эстонию. У литовцев главным врагом была Польша, хотя и из–за Мемельского края были отношения с Германией прохладными. Что касается Латвии, то это единственная страна в Прибалтике, где советская власть почти победила. Если бы не наступление из Лиепаи немецкой "Железной" дивизии генерала фон дер Гольца, русских белогвардейцев князя Ливена и латвийских белогвардейцев, Латвия осталась бы советской. Правда, потом были бои латвийской и эстонской армий с добровольческой русско–немецкой армией Бермонта–Авалова за Ригу, но про них советские генералы могли и не знать. В общем, дело не в пронемецком настроении латышей, а в "зубе" на них у советского руководства, в "генной памяти" — это они свергли советскую власть в Риге в 1919–м!

— Но ведь перед войной заметны были и антинемецкие настроения в Латвии. Зрители аплодировали фильму "Александр Невский" в рижских кинотеатрах. Почему Москва не сумела использовать образ "векового немецкого врага"?

— На мой взгляд, самым разумным было предложение Вышинского — создать по одной добровольческой стрелковой дивизии в каждой республике. Что касается ее регулярных армий, то на них повлияла ускоренная советизация Прибалтики в 1940–1941 гг. И если бы не предварительные аресты — в которых была арестована масса невиновных— то, например, в литовском 29–м корпусе произошел бы мятеж. Тут надо иметь в виду, что включение Прибалтики в СССР было продиктовано падением Франции, резко изменившим баланс сил в Европе, а не внутренними причинами. И в любом случае Прибалтика имела бы желание вернуть себе независимость. Что касается "векового немецкого врага", то после конфискации имений у баронов в 1920–х годах и выезда немцев в 1939–м это уже была история...

— Но в литовском корпусе и так вовсю стреляли в спину и Красной армии, и собственным "просоветским" командирам... И не потому ли, что перед войной по армии прошла волна репрессий?

— Стреляли, да, но мятеж — это когда целые воинские части во главе с командирами выступают против власти. А тут все было на уровне отдельных выступлений и массового дезертирства. Если бы не было превентивных арестов, то был бы открытый мятеж. Но надо сказать, что если бы не было ускоренной советизации, то не было бы и предпосылок для мятежа. В общем, военные стали заложниками политической системы, которая стала ускоренно советизировать Прибалтику.

— А если предположить, что прибалтийские территориальные корпуса оказались бы... не просоветски настроенными, но готовыми воевать с немцами?

— Шесть боеспособных "территориальных" дивизий в руках командования Прибалтийского округа — это большая сила. Напомню, что в первом эшелоне 8–й армии округа было всего четыре дивизии, в 11–й армии — пять. И неизвестно, как повернулся бы ход боевых действий в начале войны, если бы, например, переправу немцам через Неман в Алитусе перегородила бы литовская 184–я дивизия. Да, скорее всего она продержалась бы недолго, но в ситуации, когда дорог был каждый день и час, и это спасло бы от гибели и плена десятки тысяч бойцов и командиров Красной армии. А на четвертый день войны немцы ворвались в Даугавпилс. По предвоенным планам, к этому сроку должно было завершиться отмобилизование латышского 24–го корпуса. Однако командование фронтом, вместо того чтобы бросить его в бой, вынуждено было переформировывать соединение, направляя командиров — выпускников военных училищ и военнослужащих запаса из Московского округа.

— А была возможность "по уму" привести эти корпуса в "рабочее состояние"?

— Их надо было переформировывать в обычные части Красной армии уже в январе 1941 г. Срыв военной присяги 7 ноября, когда военнослужащие массово отказывались ее принимать, уже должен был насторожить всех. Однако ограничились принятием полумер и переносом принятия присяги на 23 февраля. Тут надо понять, что и сам Прибалтийский округ находился в стадии формирования, а тут еще непонятные "территориальные" корпуса... Думаю, от репрессий советское руководство все равно не отказалось бы — слишком много было нелояльных власти офицеров. Не забудем и снижение уровня жизни всего населения, что влияло уже и на солдат. Но дивизии можно было привести в боеспособное состояние, переформировав в обычные части Красной армии. Но это означало лишние хлопоты и выход с докладом на самого Сталина. А на это не решились.

— Спасибо за беседу!

Русским — не продавать!

В 1940 году в Латвии началась массовая скупка продуктов и промтоваров, в том числе приехавшими из СССР. "В Риге или Лиепае килограмм сливочного масла с 25 ноября 1940 года, после двух повышений, стоил 7 рублей, а в Москве и Ленинграде — 28 рублей, — пишет Булдыгин. — Районная ценовая инспекция давала указания торговцам: "Не более 400 граммов масла в руки за один раз, особенно если покупатель спрашивает на русском".