Лейтенант Гарсоев, назначенный в Либаву командиром подводной лодки «Минога», был человеком влюбленным в свое дело. Он пошел на флот в 1904–м, в разгар Русско–японской войны, закончив перед этим физмат Московского университета и плюнув на открывавшуюся карьеру ученого.

За 16 месяцев освоил полный курс Морского корпуса, получил офицерские погоны — в 1905–м, когда после Цусимского провала морским офицерам армейцы на улицах перестали отдавать честь. И тогда он дал себе зарок: сделать все, чтобы российский флот отныне стал лучшим в мире.

Ясно, что такой человек не мог отложить свое первое учебное погружение на «Миноге», новенькой, только со стапеля подлодке. Не остановил его ни субботний день, когда в порту все заканчивают работу до обеда, ни даже назначенное ему первое свидание барышни его мечты… Впрочем, свидание было вечером, а погружение — в два часа. Так что Гарсоев рассудил, что «нырнет» с «Миногой» на полчасика и аккурат к шести вечера успеет к променаду на набережной.

А перед «Миногой» Гарсоев командовал подлодкой «Почтовый» и, получив новую субмарину (кстати, первую в мире с дизель–электрической энергетической установкой), добился перевода на нее своей старой команды. Команда же, почитая себя опытными морскими волками, к изучению нового корабля отнеслась с холодком. Это завязка драмы.

Роковые флажки

Итак, 4 апреля 1913 года «Минога» выходит из Либавы. Вышли в квадрат. Гарсоев, приказав боцману отсемафорить сопровождавшему их на всякий случай дозорному судну предупреждение — «Погружаюсь», командует «По местам стоять!». Боцман, передав сигнал, свернул семафорные флажки и — черт его дернул! — засунул их не себе за пояс, а под настил мостика рубки. Аккурат под открытый клапан трубы корабельной вентиляции. И, конечно, тут же забыл о них. Обмотанные материей древки флажков всего–то и были толщиной 4 см, но этого хватило, чтобы намертво заблокировать клапан. А дальше началась цепь случайностей, которую в протоколах следственных комиссий именуют «человеческим фактором».

Унтер, стоявший на клапане, как он потом объяснял, «думал, будто на „Миноге“ все иначе, чем на „Почтовом“, ходит». Поэтому не обратил внимание, что маховик, закрывающий клапан вентиляции, недовернулся до конца. И как только лодка ушла под воду, через незакрытый клапан в нее хлынуло Балтийское море. И понеслось.

— Из вентиляции — вода!

— Так подожмите клапан!

— Не поджимается!

Вестимо, не поджимается — флажки мешают. А вода все прибывала. Гарсоев плюнул и решил всплывать. Для этого нужно было продуть сжатым воздухом или цистерны главного балласта, или палубные цистерны. Решили продуть палубные и… Как потом выяснилось, забыли закрыть их вентиляционные клапаны, так что почти весь запас сжатого воздуха, необходимого для быстрого всплытия, выпустили за борт без малейшей пользы.

В общем, учите матчасть, соблюдайте инструкции и будет вам счастье. А не хотите — пеняйте на себя.

Газы!

«Минога», заливаемая изнутри, легла на дно. «Спокойно!» — крикнул Гарсоев запаниковавшей команде. Тут глубина–то чуть больше 9 метров. Спасут. Выпустили аварийный буй с телефоном. К бую подошел сторожевик, узнал про беду и на всех парах полетел в Либаву звать помощь. Да так торопился, что на подходе к порту… вылетел на мель. А радио в те времена да на таком суденышке, понятно, не было. В общем, картина Репина «Приплыли» во всей красе.

Тем временем в лодке отчаянно пытаются остановить поступление воды. Хотели было разрубить вентиляционную трубу и забить ее тряпьем. Не получилось — поток воды вышибает заглушку. А в носовой части лодки стоят аккумуляторные батареи. Скоро до них дойдет вода, тогда из батарей пойдет хлор — а это смертельный яд для человеческого организма. Что делать?

Гарсоев решил продуть остатками сжатого воздуха кормовую балластную цистерну. Всплыть это не поможет, но приподнимется корма, и вся вода, равномерно заливающая субмарину, устремится в нос, на батареи. Расчет был на то, что при мгновенном затоплении они не успеют выбросить в воздух много хлора, а, растворенный в воде, он не так опасен. Риск? Еще какой! Но у вас есть лучшие предложения?

Продули… Получилось! Какую–то отсрочку команда «Миноги» у Нептуна вырвала.

Заодно последние «атмосферы» Гарсоев дал внутрь корпуса. Вода теперь прибывала не так шустро, встречая сопротивление сжавшегося воздуха, но все же «капало». Люди сгрудились в корме лодки. Хлор хоть и медленно, но просачивался сквозь «водяную подушку». Дышать становилось все труднее. Матросы начали терять сознание от спертого воздуха и яда.

Тут на борту возникли элементы предмятежного состояния: команда категорически потребовала открыть кормовой аварийный люк, затопить лодку — и спасайся кому повезет. Но Гарсоев, поигрывая желваками и металлом в голосе, как можно спокойнее объяснил: пока лодка будет заливаться водой через люк, все равно никто не сможет выбраться. Затем она заполнится водой, и — посчитайте сами — первые два человека еще успеют быстро протиснуться через люк и всплыть на поверхность. Остальным придется провести под водой без воздуха минимум 2–3 минуты. Ну что, есть желающие попробовать? Желающих резко поубавилось.

А девушка созрела

А теперь самое время познакомиться с девушкой, которой Гарсоев назначил свидание. Это же не просто какая–то провинциальная простушка, это дочь его непосредственного начальника, командира бригады подводных лодок контр–адмирала Левицкого — Елена. Барышня на выданье, хороша собой, обаятельна, говорит по–французски. Неудивительно, что за ней ухаживала, ухлестывала и волочилась половина холостых офицеров–моряков в Либаве (а вторая половина — за ее сестрой Машей). Гарсоев лихо обошел конкурентов, добыв — это в начале апреля–то! — роскошную корзину белых лилий. И сердце мадемуазель Левицкой дрогнуло, ради такого кавалера она отменила променад с самим мичманом Эссеном — сыном командующего флотом.

И вот она стоит как последняя дура уже час, а Гарсоева нет! Где его носит? Хоть бы денщика с запиской прислал, подлец!

В общем, мадемуазель Левицкая идет домой в более чем расстроенных чувствах. Что не укрывается от глаз ее любящего папаши: «Что случилось, Люси!». «Ах, папа, эти твои офицеры… Этот Гарсоев…» — «Гарсоев? А что Гарсоев?» Слово за слово… «Кстати, у него сегодня было первое погружение на новой лодке…» И тут до адмирала доходит. Он рысью бежит к телефону: ну так и есть — «Минога» еще не вернулась, докладывает дежурный по бригаде. И сторожевик тоже. А время–то полвосьмого! Не иначе беда! «Боевая тревога!» — орет адмирал в трубку и мчится в порт.

Пока нашли севший на мель сторожевик, с которого дали координаты «Миноги», пока бегали собирали рабочих плавкрана (суббота — все по баням!), пока его ставили на якоря, пока водолаз цеплял лодку тросами… Только к часу ночи кормовой люк «Миноги» показался над водой. Мичман Терлецкий, который первым сунулся с плавкрана внутрь, чуть не упал в обморок от смеси испарений, шибанувших из лодки. А команда «Миноги» провела в этой благоухающей атмосфере почти 9 часов. Вытаскивали их на руках с почерневшими лицами, и врачи говорили, что еще полчаса — не откачали бы. Ох, спасибо девичьей гордости Елены Ливицкой, что не стала дольше ждать поклонника.

Разбор полетов

Ну что, лодку отремонтировали, вернули в строй. В Первую мировую она совершила 14 боевых походов, отличилась при обороне Рижского залива в 1915 и 1917 годах. Из ЧП извлекли урок: отныне на всех субмаринах российского флота клапаны вентиляции будут открываться только внутрь корпуса. По итогам проишествия был суд. А как же! Хотя лодку и подняли, казенному имуществу был нанесен ущерб в 20 тысяч рублей. По итогам разбирательства Левицкий, кстати, пострадал больше всех, получив выговор за «недостаток контроля».

О Гарсоеве же в приговоре было сказано так: «Хотя и не проявил надлежащей заботливости при погружении… тем не менее в последующих своих действиях проявил полное присутствие духа и распорядительность, сумел поддержать бодрость в команде, благодаря чему лодка и продержалась под водой до того момента, когда ей была оказана помощь». Так что его не только оправдали, но еще и в звании повысили.

Он уцелел в Первой мировой, затем стал главным подводником Красного флота, возглавлял проектирование советских лодок типов Д, Л, Щ — знаменитых «щук».

Тут для полного хеппи–энда по голливудским стандартам не хватает свадьбы Гарсоева с Еленой–спасительницей. Но увы! Вопреки всем канонам мелодрамы она вышла замуж за судового врача с «Авроры». А Гарсоев так и не женился. Может, потому, что после отравления хлором у него навсегда остался мертвенно–бледный цвет лица. А может… Я бы написал, что всю жизнь он любил только одну женщину — Люси, но это было бы уж слишком похоже на женский роман. А ведь это всего лишь рассказ о подводной лодке и пользе изучения матчасти.