17 июня 1940 года Красная армия вошла в Латвию не то что без выстрела, а даже без формального протеста латвийского правительства. Ровно то же самое было в Литве и Эстонии. Люди, которые еще недавно утверждали, что «лучше 4 года немецкой оккупации, чем месяц советской», не проронили даже слова неодобрения. Почему? Похоже, что их вдохновляли именно те события во Франции, которые заставили Москву поспешить с «окончательным решением вопроса Прибалтики».

Надо сказать, что до середины мая 1940–го никаких признаков, указывающих на желание Москвы советизировать Балтию, в природе и политике не наблюдалось. После заключения осенью 1939 года договоров о военных базах в отношениях СССР с его соседями по Прибалтике царила относительная тишь и благодать.

«Полпред должен помнить, что СССР будет честно и пунктуально выполнять пакт взаимопомощи, — внушает нарком иностранных дел Молотов советскому послу в Эстонии. — Недомыслящим и провокаторским элементам, которые вызывают своими действиями слухи насчет „советизации“ Эстонии… надо немедленно давать твердый отпор». Врать в секретной дипломатической переписке Молотову нет смысла.

В том же ключе выдержаны приказы наркома обороны СССР частям, размещенным по договору в Лиепае и Вентспилсе: «Ни в коем случае не вмешиваться во внутренние дела Латвийской республики. Настроения и разговоры о „советизации“ пресекать самым беспощадным образом, ибо они на руку только врагам Советского Союза и Латвии».

Еще в апреле 1940–го наркомат обороны планирует произвести в июне смену войск в Прибалтике. 15 мая подписано долго уточнявшееся соглашение об отводе земельных участков под строительство военных городков…

И вдруг 27 мая в «Правде» появляется статья «Политические настроения в Эстонии». По словам полпреда СССР в Латвии Деревянского, она «произвела особое влияние» и в Риге — резкая критика эстонской политики в главной газете СССР была недвусмысленным сигналом: жди беды. Что случилось? А накануне началась эвакуация английской армии из Дюнкерка. Немцы, и это теперь стало понятно всем, неожиданно быстро выигрывают войну на Западе!

Уж лучше немцы!

А к немцам в Балтии относились как к «гораздо меньшему злу». Не все, но многие. Вот как передает немецкий посол в Эстонии слова президента Константина Пятса: «Для малых государств Восточной Европы решающим будет то, что план Германии по строительству новой Европы предполагает их независимость и свободную национальную жизнь, пусть это даже произойдет с некоторыми ограничениями». Итальянский посол в Москве суммирует свои разговоры с балтийскими коллегами: «Проводя параллели с судьбой Чехословакии, они отмечают, что Германия ликвидировала государство, но не нацию. В то же время советская оккупация означала бы разрушение всех гражданских и национальных институтов Эстонии, Латвии и Финляндии, а также физическое уничтожение по сути враждебного к России и антибольшевистски настроенного населения».

Латвийский посол в Таллине цитирует главу эстонского МИДа Карла Селтера: достаточно арестовать десяток тысяч эстонцев, чтобы народ изчез. (Ну а что, после откровений Херманиса и впрямь поверишь: эти «светочи нации» народом считают только себя, а остальных — необразованными люмпенами, отдающихся кому попало за трамвайные билеты). То же самое Селтер внушает польскому послу Пжесмыцкому: «Один месяц русской оккупации будет хуже четырех лет немецкой». Напрасно поляк пытается убедить министра, что для Германии эти земли суть жизненное пространство. С вытекающими отсюда для «коренного населения» последствиями.

(Каковы будут последствия, хорошо иллюстрирует жалостливый меморандум Фронта литовских активистов Гитлеру в сентябре 1941–го: «Литовцам в Литве в настоящее время нельзя иметь ни одной газеты на литовском языке… С начала войны немецкая цензура не разрешила выпуск ни одной литовской книги (даже научный словарь литовского языка, отпечатанный перед войной)… В радиофонах Литвы все более вытесняется литовский язык».)

Но далеко не все были за Германию. «Народ считает главным врагом немцев — он не забыл рекомендации эстонских немцев строить хутора на колесах, — сообщает посол Латвии в Эстонии Шуманс. — Иначе смотрят на это правительство и интеллигенция, которые считают главным врагом Россию». Когда в июне 1939–го в Таллин с визитом прибыл немецкий крейсер «Адмирал Хиппер», то его офицеров обласкали на правительственных приемах, а вот матросов на улицах просто били.

Или вот Яан Тыннисон, отнюдь не приверженец Сталина (в 1940–м он попытается убедить Пятса хотя бы символически сопротивляться), предупреждал: «Германия вытеснит наш народ отсюда до последнего человека. Нас уничтожат и в экономическом, и в национальном смысле». Ему вторил латвийский соцдем Бруно Калниньш: «Лучше капитулировать перед СССР, чем перед Германией. Последнее будет национальной катастрофой».

И вот какая интересная закономерность: люди с состоянием, банкиры, фабриканты — поголовно за немцев. А кто победнее — против. И это не какие–то марксисты говорят. Это посланник Латвии в Берлине Эдгар Криевиньш докладывает о беседе с «информированным эстонцем»: «Высшее руководство — германофилы. Они надеются сохранить свои личные предприятия и с помощью немцев расширить их». Посол Англии в Эстонии Гальен подтверждает: «Не думаю, что правительство или народ Эстонии на стороне Германии, но класс имущих, а также военные, вероятно, разворачиваются в этом направлении». (Кстати, о военных — главком эстонской армии генерал Лайдонер еще в 1920–х основал Акционерное общество Estonian Oilfields Ltd. и был связан с рядом других крупных фирм).

Министр внутренних дел Литвы Скучас сказал проще: «Сметона заявил — пусть уж лучше Литву оккупирует Германия, тогда хоть в стране сохранится буржуазный строй». А отставной латвийский генерал Петерис Скрапце заверил советского полпреда в Риге: ни один латышский солдат с Красной армией воевать не будет, и все жители Латвии, «кроме латышских богатеев», поддерживают СССР.

Вот посмотришь иногда на вещи с точки зрения классовой теории — и помянешь старика Маркса добрым словом.

Конец Парижа и… независимости Балтии

Тем временем на Западном фронте немцы дожимают противника. А ведь СССР рассчитывал на многолетнюю войну между немцами и англо–французами — по типу Первой мировой. Теперь же получается, что через считаные недели у Гитлера окажутся развязанными руки. И советские базы в Прибалтике вместо фактора стабильности превращаются в фактор риска. А ну как любое из балтийских правительств обратится к Берлину за «братской помощью», дав Гитлеру предлог нарушить пакт.

И вот в начале июня начальник ГлавПУРа Красной армии Мехлис собирает латышских коммунистов: скоро Риге предъявят ультиматум. Если Улманис его отвергнет, готовьтесь создать в Резекне революционное советское правительство, товарищи. 4–7 июня войска Ленинградского и Белорусского военных округов подняты по тревоге и начинают выдвижение к границам.

Одновременно идет поиск компромата. Нет, докладывает, 3 июня полпред в Латвии Деревянский, «факты стрельбы латвийских войск по мишеням, изображающим красноармейцев, неизвестны». Зато 15 июня в Лиепае отмечен факт «вызывающего поведения латвийских частей при тактических занятиях»: «Взвод наступал по южному берегу канала Караоста на дом, занятый нашим пулеметным взводом, и остановился в 20 м… Стреляли холостыми патронами… Расцениваю как подготовку нападения на наши воинские части». Но к этому моменту стало уже не до компромата.

14 июня немцы без боя вошли в Париж. Это известие ошеломило Кремль. Почему? Когда в 1814 году вчетверо превосходившая Наполеона союзная армия вторглась во Францию, Париж сдали только после кровопролитного боя. В 1870–м французы проиграли пруссакам все сражения до единого, но Париж оборонялся еще полгода. В 1914 году французы зубами вгрызлись в позиции на Марне, но Париж устоял. А если сейчас его сдают без боя — значит, Франция кончилась.

И 14 июня в 23.50 Молотов вызывает в Кремль литовского посла, а через два дня латвийского, а потом эстонского. И предъявляет всем однотипный ультиматум о вводе дополнительных контингентов войск под достаточно смешным предлогом о секретных переговорах стран Балтии по созданию военного союза. Не до серьезных «компроматов» уже, время горит.

Опасения Мехлиса оказались напрасными. Все три правительства безоговорочно ультиматум приняли. Лишь эстонская Paevaleht, и то упоминая только события в Литве, единственный раз в те дни употребила слово «оккупация». Больше оно тогда не прозвучало.

«В той атмосфере полного взаимного доверия, в которой до сих пор правительство выполняло пакт о взаимопомощи, оно согласилось с требованием советского правительства ввести в Латвию советские воинские части», — это сообщение LETA от 17 июня 1940 года. В 10.20 утра того же дня части Красной армии перешли латвийскую границу.

Если не мы, то кто же?

Но почему же страны Балтии капитулировали столь почтительно и безоговорочно? При том что сюрпризом для них действия Москвы не были. (Еще в конце мая 1940 года посол США в Риге Джон Купер Уайли писал госдепу: «Латвийский МИД считает, что СССР может увязать окончательное развитие своей прибалтийской политики с событиями на Западе»). Да, СССР развернул на границах Прибалтики крупные силы (с учетом уже базирующихся в этих странах — 435 тысяч человек, 3000 танков). Но Финляндия же выстояла?

Так, Финляндии не на что было надеяться, кроме как на саму себя! А в июне 1940–го балтийский истеблишмент расчитывал именно на то, чего так боялись в Москве. Что уже в начале июля и уж никак не позднее августа Германия нападет на СССР. И «принесет свободу Балтии», как выразился посланник Литвы в Риге Дайдиле в разговоре с финским коллегой. «Большая часть правящего лагеря Эстонии верила, что цель, поставленная в сентябре 1939 года, — выиграть время и дождаться удара Германии на Востоке — почти что достигнута», — резюмирует Магнус Ильмярв в своей книге «Безмолвная капитуляция».

И еще одно тонкое наблюдение Ильмарва: «Следует отметить как одну из психологических особенностей диктатуры убежденность диктатора в собственной незаменимости». Действительно, Улманису и Пятсу столько раз твердили: «Кто же, если не вы?!», что они и сами поверили — ведь Сталину нужны будут наместники! «Кто же, если не я?»

«Любой, кто участвовал в организованных Лайдонером и Реком приемах в честь советских командиров баз, не мог не надивиться на мгновенное их превращение в таких крепких друзей русских (оба только недавно обещали разбить русских как абсолютных тупиц); как по мановению волшебной палочки к ним вернулось умение говорить по–русски и рассказывать русские анекдоты. К Лайдонеру вернулся — слишком быстро и легко к стыду командующего эстонской армией — старый русский менталитет: русские нуждаются в эстонских генералах, чтобы управлять Эстонией», — подтверждает Айвар Странга.

Улманис был вполне серьезен, когда говорил по радио: «Оставайтесь на своих местах, а я остаюсь на своем». Он всерьез решил сыграть роль латвийского Петена.

Кстати, то сообщение LETA от 17 июня заканчивалось успокоительным «На заседании был принято решение о защите интересов вкладчиков».

Несостоявшийся президент Мунтерс

И так думал не один Улманис. «Чичаев (резидент НКВД) и Ветров, советник нашего полпредства в Риге, пришли ко мне, и Ветров предложил сыграть на личных амбициях Мунтерса, — свидетельствует легенда советской разведки генерал Судоплатов. — По нашему убеждению, министр иностранных дел Мунтерс был идеальной фигурой для того, чтобы возглавить правительство, приемлемое как для немецких, так и для советских интересов. Когда он обязал ведущие латвийские газеты опубликовать фотографию Молотова (в честь его 50–летия), мы восприняли это как знак его готовности установить личные контакты с Молотовым.

В Риге я вместе с Ветровым нанес тайный визит Мунтерсу, выразив во время нашей встречи пожелание советского правительства как можно скорее произвести перестановки в составе кабинета министров республики, с тем чтобы он, Мунтерс, смог возглавить новое коалиционное правительство. Мой визит был частью комплексной операции по захвату контроля над правительством Латвии… Между тем правительству в Риге был предъявлен ультиматум».

Поначалу в Москве действительно хотели ограничиться смещением Улманиса и водворением на его место более приемлемого Мунтерса. Когда 22 июня 1940–го возбужденная толпа попыталась сорвать латвийский флаг с президентского замка и водрузить красный, вызванные по тревоге советские военные уговорили народ разойтись. В тот же день в Эстонии полиция по требованию советского представителя разоружает рабочие дружины, решившие было устроить эстонский вариант Великого Октября. 3 июля Деревянский жалуется в Москву, что компартии Латвии приходится «бороться с некоторыми левосектантскими уклонами со стороны местных партийных организаций (например, Латгальской, Либавской), которые не вполне разобравшись в происходящих событиях, выдвинули лозунги немедленного установления советской власти в стране». Еще ничего не было предрешено…

Но вскоре в Москве поняли: а нечего тянуть, народ созрел. И местные диктатуры сделали для этого созревания куда больше, чем местные компартии. Впрочем, это уже отдельная тема…