Что думают о Латвии состоятельные россияне, переселяющиеся сюда на ПМЖ
Константин Гайворонский
17.04.2013
В 2006 году Михаил Паринов переехал из Москвы в Латвию на постоянное место жительства. То есть стал первой ласточкой среди тех россиян, кто выбирает нашу страну в рамках программы «вид на жительство в обмен на инвестиции».
К тому же и сам он сегодня как председатель правления юридического бюро Padva un partneri Baltija помогает этим людям в оформлении необходимых документов. Давайте посмотрим на Латвию глазами состоятельных россиян, выбирающих ее в качестве ПМЖ. С чужим мнением не обязательно соглашаться, но всегда полезно выслушать, не так ли?
— Михаил, а почему Латвия?
— Наверное, сначала надо объяснить, почему не Москва. Это замечательный город с точки зрения зарабатывания денег, но очень некомфортный с точки зрения жизни. Я в пробках по дороге на работу, с работы и на встречи проводил по 4–5 часов. Уезжал из дома в 8 утра, возвращался в 8 вечера — собственно жить было некогда.
Да, в Риге меньше театров, но здесь в театре мы бываем в сто раз чаще. Потому что здесь до театра даже из Юрмалы максимум 30 минут, а в Москве поход в театр выливается в настоящую общевойсковую операцию: в середине дня нужно уехать с работы, забрать жену, пробраться через пробки, где–то припарковаться. Десять раз подумаешь: надо оно тебе?
Вторая проблема — безопасность. Когда мы переехали в Латвию, нашей дочери было почти 12 лет. За эти 12 лет в Москве она самостоятельно на улицу не выходила ни разу. Наше детство, когда мы запросто общались со сверстниками во дворах, для сегодняшней Москвы невозможно представить — ребенка просто страшно отпускать одного на улицу.
Кроме того, нам не очень нравились политические события. И когда стало понятно, что ситуация не будет улучшаться, а будет только ухудшаться…
— Но почему не Англия, Франция, Германия?
— У нас была возможность пожить в других странах по месяцу–два. И тогда начинаешь понимать, что в нашем возрасте, переехав в страну старой Европы, мы до конца жизни будем эмигрантами, как бы хорошо ни изучили язык. Латвия в этом плане уникальная для россиян страна: здесь нет ассимиляции. Проблемы, которые мы тут встретили на первом этапе, носили исключительно бытовой характер — где находятся магазин, поликлиника, аптека. То есть как при переезде из одного города в другой внутри страны. И дело не только в языке…
— Хотите сказать, что ментально Латвия по–прежнему в составе России?
— Наверное, все же — Советского Союза. Хорошо это или плохо, но мы все воспитывались в то время и сходства между нами — неважно, говорим о русских, латышах, украинцах, поляках, евреях — гораздо больше, чем различий. Здесь намного более открытое общество, свойственное молодой стране. И эмигрантами мы тут не ощущали себя ни одного дня.
— Какие самые яркие первые впечатления от страны?
— Отношение государственного аппарата к жителям. Первые пять лет надо ежегодно продлевать временный вид на жительство, и к походу в Управление по делам гражданства и миграции я с внутренним ужасом морально готовился несколько месяцев. Нет, мы отвечали всем требованиям, все документы в порядке. Но привыкнув к российским чиновникам, я испытывал дискомфорт от одной мысли о походе в госучреждение. Пока не понял, что если ты выполняешь все требования, то переживать совершенно не о чем. И это относится к госаппарату на всех уровнях, вплоть до сотрудника дорожной полиции. В России действует неписаный общественный договор: например, едешь 100 км\час при разрешенных 60, тебя останавливают, отдаешь деньги и под пожелание «счастливого пути» едешь дальше.
Всем удобно, всех устраивает. Обратной стороной этого «удобства» являются коррупция и система вымогательства взяток. Наверняка и в Латвии есть случаи коррупции. Но она не носит системного характера, и это разница… Ее сложно понять тем, кто может сравнить ситуацию с Эстонией, где коррупции на дорогах нет вообще, и не может — с Россией или Украиной. Это небо и земля.
И еще что сразу бросилось в глаза: выражение лиц людей на улицах. Даже в период кризиса оно сильно отличается от выражения лиц москвичей. В Москве непрерывная гонка, все агрессивны и угрюмы, на улицах крайне редко улыбаются. В Латвии, мне кажется, люди чувствуют себя лучше и комфортнее, и это видно даже по выражению лиц.
— А когда вы начали говорить «у нас в Латвии»?
— Дочь уже через год, возвращаясь из поездки, сказала «скоро будем дома». У нас с женой этот процесс шел дольше. Переломными были последние годы, когда за событиями внутри Латвии мы стали следить больше, чем в России. Мы, конечно, смотрим, что там происходит, хотя бы потому что весь бизнес нашей компании связан с российскими клиентами, но это уже скорее необходимость, чем интерес.
— Тогда перейдем к нашим новостям. Переезжая в Латвию, вы были в курсе наших проблем в отношениях между двумя общинами?
— Конечно, потому что и до этого бывали здесь. Но поскольку мы приехали из другой страны и у нас изначально не было той обиды, которая есть у многих русскоязычных здесь с 1990–х, мы ко всему происходящему относимся более взвешенно. У нас уже достаточно большое количество знакомых и друзей из латышской среды. И я вижу, что в определенной прослойке общества всем абсолютно все равно, какой национальности человек, вопросы языка либо вовсе не обсуждаются, либо обсуждаются совершенно в другом ключе.
— То есть национальный вопрос — это вопрос «низов»?
— Я бы использовал слово «маргиналы». Я могу ошибаться, но в успешной части общества острота национального вопроса существенно меньше. А проблемы, по–моему, связаны с маргинальной прослойкой в обеих общинах, которая и является основным препятствием для интеграции.
— Но и вы не могли не столкнуться с ситуацией, когда, например, вашей дочери пришлось в школе большинство предметов сразу начать изучать по–латышски.
— Тут помогло то, что она к моменту переезда достаточно прилично говорила по–английски. У нее появился просто еще один язык. Первый год учебы был действительно сложный, но сегодня у нее по латышскому языку и литературе оценки даже чуть выше, чем в среднем в классе. Я думаю, это во многом зависит и от настроя родителей. Мы на второй год жизни пошли на курсы латышского языка, хотя острой необходимости в этом не было. Но мы считали, что, живя в другой стране, просто стыдно не знать языка. И дочь это видела.
— А россияне, которые сегодня приезжают в Латвию в поисках «запасного аэродрома», насколько они знакомы с внутренними проблемами страны?
— Они о них знают хотя бы потому, что это одна из популярных тем российского телевидения. Причем проблемы Латвии преподносятся в таком гротескном виде, что очень часто разговор начинается так: а тут можно на улице по–русски говорить? Это безопасно? И после первого дня в Риге все понимают, что то, что им показывали по телевизору, и реальная жизнь — две большие разницы. Опять же повторю: у этих людей нет изначальной обиды, которая, как мне кажется, лежит в основе существующих на сегодня межнациональных проблем. Да, они читают и смотрят местные русские СМИ — надо же понимать, какие проблемы беспокоят страну, с которой связываешь будущее. Но на бытовом уровне, по крайней мере в Риге, для них этих проблем не существует вообще.
— То есть борьба за русский язык, за права неграждан…
— …их не очень интересует. Более того, подавляющая часть тех, с кем я это обсуждал, убеждены, что, например, придание русскому языку статуса государственного ничего хорошего для Латвии не влечет.
— Кажется, я понимаю. Люди приезжают в Ригу и видят, что та «картинка», которую им показали по телевизору, сильно отличается от реальности. И из этого делают вывод, что проблем не существует вообще, так?
— Нет, проблемы существуют, и люди это видят. Но они воспринимают их по–другому. Да, с одной стороны, требовать знания языка от людей старшего поколения, которым физически его сложно освоить, наверное, не вполне справедливо. С другой стороны, им кажется странным, что люди могли всю жизнь прожить в стране и не знать латышского языка. Поэтому тут…
— …они полностью на стороне государства.
— По языковому вопросу — да.
— Получается, с одной стороны, среди главных преимуществ Латвии россияне неизменно называют «здесь все говорят по–русски». А с другой — попытки русской общины добиться хоть какого–то статуса для русского языка их не интересуют. Вы не видите тут противоречия?
— Мне кажется, никакого противоречия нет — «русским русским» комфортно и то, что везде, включая государственные учреждения, они могут общаться по–русски, и то, что Латвия — это не Россия.
При этом считаю необходимым отметить, что широкое, практически повсеместное распространение русского языка в Латвии имеет и очень большие плюсы, которые, правда, еще надо материализовать. Например, всем известно, что Великобритания уже долгие десятилетия известна как крупнейший в мире экспортер среднего и высшего образования. Предыстория вопроса понятна: страна — бывшая метрополия, единый для всех частей содружества язык — английский. Латвия как, с одной стороны, часть бывшего СССР, так, с другой стороны, независимое государство — член Европейского союза, имеет, на мой взгляд, огромный потенциал для развития совершенно нового направления экспорта — экспорта высшего образования на русском языке.
— В одном из интервью вы достаточно критично отозвались о тех, кто смотрит российское телевидение в Латвии…
— Надо просто понимать, что эти каналы нацелены на внутрироссийскую аудиторию. И то, что они показывают про Латвию, нацелено на поддержание образа России, окруженной врагами. Куда легче объединить общество не вокруг чего–то, а против чего–то. Но это изначально продукт для внутрироссийского потребления. И я не очень понимаю как люди могут физически жить в одной стране, при этом информационное пространство у них — из другого мира. И немалую часть информации о собственной стране они получают оттуда. И все их интересы, все, о чем они думают и говорят, находятся там. Я не хочу сказать, что это элемент шизофрении, но что эта ситуация однозначно способствует появлению этой болезни, — факт.
— Это как раз очень понятно, стоит только посмотреть выступления разных «интеграторов» по ЛТВ…
— Безусловно, я это не к тому, чтобы запретить российское телевидение. И безусловно, государство должно иметь адекватную программу интеграции — не ассимиляции, а именно интеграции. Если в области экономики с приходом коалиции во главе с Домбровскисом появились последовательные, адекватные программы действий, то в области межнациональных отношений никакой государственной политики я не вижу. А то, что есть, либо совсем неправильные вещи, либо профанация. На вопрос «почему?» у меня ответа нет.
— Спасибо за беседу.
Вопросы о главном
— Скажите, а разница менталитетов между латвийскими русскими и россиянами чувствуется?
–Однозначно! В России несоблюдение законов — национальная забава, причем вне зависимости от национальности. В Латвии совершенно другая ситуация, хотят жители страны или нет, но они живут в совершенно другой законодательной ситуации. И очень многое впитали из европейской культуры поведения.
— А русский язык в Латвии отличается?
— Только отдельные слова… Например, в Латвии говорят «пойти на базар», а москвич всегда скажет «пойти на рынок». Или слово «кулек» здесь общеупотребимо в качестве пакета. А в Москве кульком назовут только сооружение из бумаги. Для меня, например, долгое время было загадкой, что такое шуфлятки. Но в целом образованная часть общества говорит ровно на том же языке, что и в России.