ОДЕССКИЙ ЧЕРНОМОР. О ПАУСТОВСКОМ
Гарри Гайлит
Январь, 2013
Знакомо ли вам имя Константин Паустовский? Это замечательный писатель-романтик. Единственный в советской литературе, кого в 50-ые гг. и позже именно так и называли. Сегодня в книжных магазинах можно найти его двухтомник – автобиографическую «Повесть о жизни» из шести книг. Тем, кто Паустровского читал, известно, что это - крупнейший представитель т.н. «одесской школы» или «одесской волны». Впрочем, и другие «одесситы» - Бабель, Багрицкий, Ильф и Петров, Катаев, Олеша – хоть и написали меньше, в известности и мастерстве ему не уступают.
Многим имя Паустовского знакомо еще и потому, что начиная с 1955 года он часто приезжал к нам на Рижское взморье и жил в дубултском Доме творчества писателей. Здесь он создал свой знаменитый роман «Золотая роза» о тайнах литературного ремесла.
Теперь некоторые считают прозу Паустовского сентиментальной. Но это далеко не так. Мы просто отвыли от настоящей литературы, предпочитая ей беллетристику и книги модных авторов. А они, современные авторы, мастера рассказывать занятные истории, где главное экшн, погоня за приключениями и преодоление разных препятствий.
Паустовский писал иначе. Он знал цену словам, умел ими играть и был искусным маринистом. Ну а пейзаж, мир ощущений и звуков служили для него основными средствами для раскрытия сути событий, характеров и отношений между людьми.
Читая Паустовского, рано или поздно замечаешь, что тебе интересно не только то, о чем идет речь, но и манера рассказчика, его умение подмечать совершенно неожиданные особенности и детали. Паустовский обладал качеством, мало кому теперь свойственным – писательской зоркостью. Его проза богата красками, голосами, переплетением страстей, предчувствий и, казалось бы, при таком многообразии должна быть очень сложной, многосоставной. Но Паустовский потому и считается виртуозом полифонии, что общая картина у него всегда получается невероятно простой и чистой, ничем незамутненной.
Его проза, прозрачная и звонкая, с непривычки может вызвать отторжение, как высокогорный воздух вызывает головокружение. К ней надо привыкнуть. Такое бывает с кинозрителем, когда посреди цветного кинофильма вдруг показывают контрастные и кристально чистые кадры черно-белого кино или художественные ленты великих мастеров 60-х годов. Но привыкнув, оторваться от них уже трудно. Примерно такое же чувство возникает, когда начинаешь читать самые первые романы Паустовского «Романтики» и «Блистающие облака» или более поздние «Начало неведомого века» и «Время больших ожиданий» из мемуарной эпопеи «Повесть о жизни».
Над ней писатель работал много лет. Сказать, что входящие в мемуарную эпопею книги очень разные, было бы неверно. Но каждая из них удивляет на свой лад. В «Повесть о жизни» окунаешься как в какое-то фэнтези, настолько необычен и многогранен ее мир, очень многим отличающийся от нашего. День сегодняшний, когда читаешь Паустовского, сдувается как проколотый воздушный шарик. Он кажется скудным, плоским, почти двумерным. Трудно от современной беллетристки резко перейти к романам Паустовского. Но войдя в мир его героев, выходить уже не хочется. Как не хочется расставаться с любой только что прочитанной мастерски написанной книгой.
Паустовский писатель очень разносторонний. Повести, рассказы, романы, очерки и путевые заметки, эссе и литературные портреты – каких только жанров он не использовал. Поэтому, увлекшись им, а он из тех, кем увлекаешься, - читать его легко и интересно. Каждый раз как будто натыкаешься на новый кладезь сокровищ. Читать «Повесть о жизни» можно не отрываясь: от книги первой до последней. Но лучше это делать с перерывами. Возьмите для разнообразия роман «Блистающие облака» - это первосортный Паустовский. Совершенно необычная по нынешним меркам литература. Окунитесь в него глубоко и надолго. Получите колоссальное удовольствие. Узнаете, как пишут по-настоящему талантливые прозаики, и какой может быть настоящая литература.
Романы Паустовского сегодня – это к тому же виртуальное путешествие во времени. Только не в будущее, а в прошлое. Оно открывается совсем с другой стороны, чем мы привыкли о нем думать и говорить. Оказывается, это наше прошлое населено необычными людьми с широким кругозором и богатым внутренним миром. Они умели смотреть на мир совсем другими глазами. Не идеализировали его, нет, но и дегтем в один цвет тоже не мазали. Легкой их жизнь не назовешь, но кто это выдумал, что жизнь должна быть легкой? Наоборот, именно трудности формируют человека. И относиться к ним надо соответственно.
Я думаю, живи Паустовский сегодня, жизнь при социализме он не клял бы, как это теперь принято делать. Он и тогда просто называл ее «скудной и не устроенной». Остальное, как он считал, зависит от отношения. Паустовский писал: «Одной из характерных черт моей прозы является ее романтическая настроенность». Это одна из особенностей его характера – воспринимать мир романтически. Это не значит - через розовые очки. Он писал: зерна романтики рассыпаны по всей жизни. Их можно не увидеть и растоптать. Но можно и дать им взойти, и тогда они украсят, облагородят своим цветением внутренний мир человека. Не дадут ему прозябать в равнодушии и скептицизме. Равнодушным человека делает невежество. Чем больше человек знает, чем он просвещеннее, тем полнее он воспринимает действительность, тем он счастливее. «Истинное счастье - это, прежде всего, удел знающих».
Чтобы понятнее было, что такое романтизм Паустовского и откуда он проистекал, приведу еще одну фразу: «Мир для нас существовал, как поэзия, а поэзия – как мир». Это он пишет в книге путевых очерков и литературных портретов. Читать их так же увлекательно, как и его прозу. Местами они не лишены журналистского пафоса 50-60-ых гг., но написаны с блеском, интересно и умно. Например, из «Мимолетного Парижа», несмотря на то, что половина очерка о России, я впервые понял, каков он - Париж на самом деле. А крохотный рассказ «Случай с Диккенсом»? Это гениально. Особенно, если Паустовский этот литературный перл сочинил, придумал. Только придумал он его вряд ли. Скорее увидел или от кого-то услышал. Вообще Паустовский как писатель отличался одной характерной особенностью. Он блестяще писал о том, что сам видел или пережил. Хуже - о том, что думал. И совсем неважно, когда заставлял себя говорить то, что считал обязанным сказать. Но, к счастью, таких страниц у него немного. Живи он сейчас, он бы их просто напросто вымарал. Так у него получалось, наверное, потому, что жизнь он любил не умозрительно, а как женщину - глазами. Не стань он писателем, из него наверняка получился бы хороший живописец.
