НЕРУКОПОЖАТНЫЙ ЛЕВ ГУМИЛЕВ
Гарри Гайлит
Апрель, 2013
Этот кирпич в восемьсот страниц единственный в своем роде. О Гумилеве уже написано немало, но книга Сергея Белякова «Гумилев сын Гумилева» особого рода. Мало того, что по определению автора она представляет собой самую полную биографию известного ученого. Здесь же мы находим и биографию Анны Ахматовой, но не как поэтессы, а уже в качестве матери знаменитого сына.
Сергей Беляков ставит амбициозные задачи. О Льве Гумилеве, как авторе пассионарной теории этногенеза, можно услышать самые противоположные мнения. Он и материалист, и он же мистик. Он и ученый, и он же шарлатан. И разных легенд о нем ходит тоже множество. Развенчать их и взялся молодой историк и литературовед. Причем что интересно, Беляков не считает себя ни поклонником Гумилева, ни последователем. «Я не гумелевец, я только специалист по Гумилеву,» - подчеркивает он. Его книга делится на две половины. В первой собрано и проанализировано все, что удалось установить касательно жизни Гумилева, а вторая представляет собой популярный рассказ о научной деятельности ученого и претензиях предъявляемых ему противниками так называемой гумилевщины.
Местами это «житие» даже вызывает недоумение. Вдруг озадачиваешься, на чьей же стороне автор? И это не случайно. Беляков относится к новой генерации писателей-биографов западного типа, которые пишут о своих героях «с холодным носом». Не то чтобы совсем отстраненно, но «пепел Клааса» не стучит в их сердцах. И только в первой половине книги, где подробно и много рассказывается о четырех арестах Гумилева и двух длительных лагерных отсидках, Белякова распирает праведный гнев по поводу сталинских репрессий.
Спору нет, Лев Гумилев прожил жизнь не легкую. Но с другой стороны судьба его была предопределена тем, чей он сын. Первый раз его арестовали, вспомнив, что его отец, поэт Николай Гумилев, был расстрелян вскоре после революции как участник антисоветского заговора. Про помилование, о котором не успели сообщить расстрельной команде, конечно, забыли. Впрочем, как сказать. Ведь Ахматова, когда забрали сына, сумела передать Сталину письмо, и тот из каких-то соображений приказал Льва освободить. Кстати говоря, и вначале 50-х тот же Сталин в ответ на рапорт наркома НКВД о необходимости ареста самой Ахматовой запретил ее трогать.
Вообще, надо сказать, тема «Сталин и судьба Ахматовой и Гумилевых» плохо исследована. Она полна загадочных и драматических поворотов, предопределивших тот факт, что ее сына чуть что тут же арестовывали. Власти всегда держали его в черном теле - такова была гумилевская планида. К ней можно отнести все его житейские тяготы, начиная с лагерей и вплоть до того, что он, будучи уже светилом науки и доктором наук, почти до самого конца жизни ютился в одной комнате захудалой коммуналки.
Кроме того, Гумилев отличался еще и скверным характером. В его вызывающих манерах и конфликтных отношениях с людьми многое раздражало и, особенно в лагере, как, впрочем, и на воле тоже, многих провоцировало на крайности. Так что разного рода жалобы и доносы на Гумилева, «сына расстрелянной контры», не были редкостью. С другой стороны, к своей судьбе репрессированного и лагерника он относился спокойно. Без эмоций и тем более без истерики и осуждения. Это было созвучно его отношению к прошлому вообще. Он говорил: «В природе нет места понятию вины». И вслед за проштудированным в свое время Ницше считал, что к истории нельзя применять нравственные и моральные мерки. Что было, то было – значит, иначе быть не могло.
В частности, поэтому и в своих книгах, и по жизни он был далек от политики. Зато все им написанное пронизано интеллектуальным поиском. Мало того, обладая как отец и мать незаурядным поэтическим даром (в 30-е гг. Гумилев писал неплохие стихи и даже пробовал себя в прозе), он умел излагать свои научные идеи и теории с артистизмом и художественной выразительностью. Каждая его книга - одновременно научное исследование и литературное произведение. Сторонников Гумилева это восхищало, а противников, которых не счесть, всегда настораживало. Так продолжалось до 80-х гг., когда, наконец, у всех устоялось мнение о Гумилеве как о выдающимся ученом, защитившим две докторские диссертации (вторая так и не была утверждена ВАККом ), получившим профессорскую должность и звание академика.
Беляков в своей книге тоже называет его великим ученым, но в то же время ко многому в его научном наследии относится критически или с недоверием. Но это нормально, если учесть, что Гумилев из всех гуманитарных проблем занимался самыми взрывоопасными и на сегодняшний день нежелательными.
Это только так выглядело, что предметом его интересов была древняя история и средневековье. На самом деле Гумилев исследовал причины противостояния разных этносов и межэтнических конфликтов. Причины этнической отсталости и вымирания слабо развитых культур и даже народов. Не случайно Беляков замечает, что окажись вдруг Гумилев со своими теориями этногенеза и пассионарности жителем Западной Европы или Америки, он не то что не сыскал бы там такой популярности, как в России, но и стал бы вовсе нерукопожатным человеком. Гумилев, например, утверждает, что сосуществование враждующих этносов на одной и той же территории превращает государство и общество в химеру. «В образование нестойкое и опасное для людей, в него входящих».
Это и все прочие свои утверждения он базировал, конечно же, не на политике. И, надо учитывать, что имея в виду этнические конфликты, Гумилев говорил вовсе не о неизбежности и предопределенности их причин, а лишь о том, почему они случаются. В основе этого он видел пассионарность этногенеза. Положительное это качество или нет, его как ученого не интересовало. Другое дело, он считал, что пассионарность, т.е. деятельность вопреки инстинкту самосохранения, обычно ведет людей к обманчивым, иллюзорным или откровенно ложным целям. Больше того, любая цель в этом случае – просто направление, тогда как источником, стимулом движения всегда является сама пассионарность. Или другими словами, развитие этноса в результате пассионарности – это движение инерционное, а не ради достижения каких-либо поставленных впереди и якобы благородных целей.
Вот такая получается философия. И сегодня она, естественно, не может не раздражать. Одних потому что они не видят себя пассионариями. Других потому, что их цели заведомо лживы, а движение вперед оказывается движением по инерции, т.к. получив однажды толчок, они просто не смогли вовремя остановиться.
