Вера — источник жизни семьи Бенуа
Татьяна Амосова
Виноградная лоза №12 (138)
История семьи Бенуа, опубликованная в "Виноградной Лозе", вызвала отклик у наших читателей. "Две Ольги. Две судьбы" — продолжение истории.
Идя навстречу пожеланиям, я встретилась с прихожанкой Иоанновского храма Людмилой Ивановной Прокопович. Она много лет была знакома с Ольгой Федоровной и Ольгой Елисеевной Бенуа. Вот ее воспоминания:
— Я и мои родители поселились в Риге в 1946 году по делам службы отца, специалиста по строительству железнодорожных мостов. В Риге нам было одиноко, ведь в Москве мы оставили родных и близких. Рига того времени встретила "приезжих неприветливо. Но верующий человек всегда и везде обретает родной дом - храм Божий. Там, в храме Александра Невского, наша семья познакомилась с Ольгой Фёдоровной Бенуа. Так мы обрели семейный очаг близких по духу людей. Это был открытый дом, каких нам теперь не достает. Туда мог в любое время войти каждый, кто был знаком с хозяйкой. Помню, моя мама удивлялась неосторожности Ольги Фёдоровны и была уверена, что кто-то из посетителей мог быть доносчиком, ведб Ольга Фёдоровна, а затем и её дочь Ольга Елисеевна недавно вернулись из сибирских лагерей. Но мать и дочь Бенуа были людьми глубокой веры, а потому убеждены, что без воли Божией с ними ничего не случится.
Молитва
Если Ольга Федоровна испытывала беспокойство, тревогу, то становилась на молитву. Так было однажды, когда Ольга Елисеевна задерживалась. Ольга Федоровна и мы с мамой встали на колени, и Ольга Федоровна начала читать акафист Божией Матери. Как горячо она молилась за дочь! Когда Ольга Елисеевна вернулась, чтение акафиста не прервалось. Ольга Елисеевна опустилась на колени рядом с нами, и мы молились уже все вместе. Только по окончании молитвы последовали расспросы.
Еще помню такой случай: мы с Ольгой Федоровной ехали в троллейбусе. Проезжая мимо храма, она перекрестилась. Я до сих пор помню это крестное знамение, вроде незаметное, но в нем была вся ее вера. Ведь это были 60-е годы, Ольга Федоровна после репрессий, безусловно, была "под колпаком".
Она не могла спокойно смотреть на небрежное крестное знамение в храме. ПОСЛЕ службы она подходила к этому человеку и показывала, как надо креститься. Нередко такое доброе назидание перерастало в сердечную дружбу. Люди тянулись к ней. В подтверждение глубокой веры Ольги Федоровны можно привести воспоминание ныне покойного Бориса Владимировича Плюханова. Его арестовали одновременно с Ольгой Федоровной. Чекист сорвал с нее нательный крест, а она без страха посмотрела на него и сказала: "Крест вы сорвать можете, но вырвать веру вам не под силу”. Борис Владимирович говорил, что один ее вид помогал ему вынести весь ужас предварительного заключения: настолько она была полна мужества и достоинства.
Мать и дочь
Дома Ольгу Елисеевну все близкие и даже знакомые называли Гуленька. Традиция этого обращения сохранилась до самой кончины, настолько оно ей подходило. Она была сама скромность, простота и любовь. Всех она согревала приветливостью и радушием. В доме Бенуа никогда и никого не осуждали. С согласия Ольги Федоровны Ольга Елисеевна привезла с собой из сибирской ссылки молодую девушку Нину Егорову, они были как сестры. Главой дома была Ольга Федоровна, а Гуля с Ниной большую часть времени проводили в хлопотах на кухне. Ольга Елисеевна, Гуленька, приветливая, заботливая, доброжелательная выходила к гостям с приготовленными яствами. На праздники и семейные торжества обычно собиралось много народу, но всем было уютно и тепло в их небольшой квартире.
Спешите делать добро
Но сами они ютились в одной комнате, служившей им и спальней, и гостиной. Одну из двух других комнат занимали две старушки - сестры Семеновы, потерявшие после 1940 года все: и родных, и собственность,- но сами чудом уцелевшие. Вторую комнату занимала Нина Максимовна, впоследствии с мужем.
Всегда и всем Ольга Елисеевна старалась помочь, чем могла. Помню, и меня она устроила на швейную фабрику, где работала сама. А работала она лекалыцицей и рассчитывать на что-то большее не могла, хоть и была художницей. На фабрике ее все любили за доброжелательность и простоту.
Терпение и труд
Ольга Елисеевна, как и Ольга Федоровна, страдала трофической язвой ног, но с большим терпением переносила этот тяжкий недуг. С возрастом она не могла стоять или сидеть, опустив ноги, но всегда находила возможность помогать по хозяйству. А когда совсем слегла, ее часто можно было застать за работой в кровати.
Ольга Федоровна и Гуленька привили мне любовь к чтению акафистов, и позднее, когда я навещала уже тяжело больную Ольгу Елисеевну, мы вместе молились, я читала акафист по ее выбору. Во время болезни многие навещали Ольгу Елисеевну, но, несмотря на тяжелое состояние, она всех встречала приветливо, светилась радостью. Для каждого у нее находились силы, чтобы выслушать нас, приносивших ей свои невзгоды и заботы. Она всех выслушивала, сопереживала и старалась укрепить. Всегда старалась чем- нибудь угостить. А по праздникам каждого одаривала, пусть скромным, но подарочком.
Во время моих посещений она читала, мне письма от сестры Лидии Елисеевны из Америки. В письмах рассказывалось о жизни семьи, о племянниках, о духовной жизни православной Америки. От Ольги Федоровны я впервые услышала о Серафиме Роузе. Часто она дарила мне присланные из Америки иконки, в частности, образ блаженной Ксении Петербургской, в Зарубежной Церкви она была канонизирована значительно раньше.
Вечная память
Зная мою склонность к унынию, она первой звонила сама со словами: "Милушка, ты куда пропала?" - не ожидая моего звонка. И сразу становилось хорошо, я летела к ней, словно на крыльях.
Мне довелось быть в доме, когда батюшка пришел исповедовать Ольгу Елисеевну. Когда он вышел из ее комнаты за теплотой, я видела, что он потрясен глубиной ее исповеди.
Скончалась Ольга Елисеевна тихо. Нина Максимовна позвонила мне на следующий день. Я помчалась туда. На лестнице я встретила плачущую молодую девушку, она тоже спешила в дом Бенуа. В квартиру было не войти от множества людей, собравшихся на панихиду.
Такая утрата невосполнима, но память жива и согревает души до сих пор.