Автор: Элина Чуянова

На днях в выставочной галерее Рижской думы при поддержке столичных властей состоялись открытие фотоэкспозиции "Рижская Гребенщиковская община: духовное культурное наследие и современность" и презентация исторических очерков "Рижская Гребенщиковская старообрядческая община", изданных на русском, латышском, английском и немецком языках. Оба события посвящены 250–летию Успенского храма. История же староверов в Латвии ведет отсчет с середины XVII века.

Гребенщиковским староверам — крупнейшей в мире старообрядческой общине! — есть что показать и рассказать своим современникам. Это и полторы тысячи в том числе уникальных икон, и богатейшее книгохранилище с редчайшими изданиями, среди которых "Апостол" первопечатника Ивана Федорова и сборник сочинений Максима Грека. Это и Гребенщиковское духовное училище, воскресная школа, музей и богадельня для престарелых прихожан. Это история гонений и расцвета общины с бесценным опытом сохранения веры, традиций и языка. Это и уважительность к чужому и любовь к своему, предприимчивость и христианские принципы ведения дел.

Каким образом Гребенщиковская община сохранилась в течение столетий? Первая волна массовой миграции на землю, ставшую затем Латвией, связана с расколом Русской православной церкви. Другая большая волна исхода старообрядцев — из Советской России после 1917 года. Кстати, именно 20–30–е годы ХХ века стали периодом расцвета староверства в Латвии.

— По переписи населения от 1925 г. в Латвии проживали 72 тысячи староверов, а уже в 1935 году их было более 100 тысяч, — говорит председатель Старообрядческого общества и составитель исторических очерков Илларион Иванов. — Значит, была обстановка, благоприятная для вероисповедания. Сейчас в Латвии около 75 тысяч староверов. Не все они живут согласно традициям и вере, но считают себя старообрядцами.

— Как за столько столетий удалось не ассимилироваться?

— Первое объяснение — вера. Церковь, приход, моленная. Это шло от предков, соответственно строился и быт — староверы жили достаточно изолированно, особенно до 1940 года. Вот в Латгалии была староверская деревня, вокруг латгалов жили поляки, евреи. Отношения были со всеми хорошие, но без взаимопроникновения. Уже в советское время появились колхозные бригады, и на уровне работы общались тесно, а потом и смешанные браки пошли. Ну вот полюбил староверский сын католичку — это всегда была большая драма. Уже потом, после женитьбы, выяснялось, что "люди–то они хорошие". Но все равно всегда подчеркивалось: "Вы католики, а мы — староверы".

— Староверы — потомственные граждане Латвии. Далеко не все они знали латышский язык, однако же всегда пользовались уважением властей. Почему?

— Большинство городских староверов владели латышским языком, даже на идише изъяснялись — ведь в городах магазины и лавки в основном держали евреи. Ну, а латгальские староверы редко владели латышским — 1–2 человека из деревни могли говорить, особенно те, кто, как мой дядя, в латвийской армии служил. Начальные–то школы были на русском языке. У моей мамы было 4 класса, но это образование по нашим временам было очень неплохое. Когда в начале 90–х мы приехали к родителям в Латгалию, они вдруг за обедом запели "Диевс, свети Латвию" — с 20–х годов помнили слова гимна от начала до конца.

Кстати, есть у староверов такая легенда: будто бы президент Карлис Улманис, будучи в Латгалии и видя, как старовер затрудняется говорить на государственном языке, разрешал ему говорить по–русски. Староверы крепкие хозяева: в советской России их бы раскулачили, а здесь тот, кто умел работал, и жил хорошо. Хотя в Латгалии было много бедных и малоземельных староверов. Но в 90–е годы еще было живо поколение, которое помнило буржуазную Латвию. Их дети под влиянием родителей без эйфории, но в целом неплохо приняли восстановление независимости. Многие ведь собственность вернули себе. Потом, правда, оказалось, что на этой земле надо работать, а работать — возраст уже не тот, да и дети стали городскими, потеряли всякий навык. А у латышей была своя память о староверах — что они хорошие хозяева, спокойные, лояльные к власти люди.

— Советское время оказалось для всех верующих большим испытанием, но староверы и тогда выстояли…

— Моя семья много пережила в советское время. Но отец меня благословил на то, чтобы я активно участвовал в жизни советского общества. Это было вызвано притеснениями, которые отец испытал на себе. А бабушка с мамой говорили: "Тебе там скажут, что Бога нет. Ну пусть говорят. Соглашайся с ними, но знай, что Бог есть". Помню, я очень хотел в пионеры вступить, и учительница уже меня готовила, но бабушка ей сказала: "Не сметь моего внука трогать! Не то ноги повыдергаю…" Так я и не стал пионером. Может, потому мы и сохранили веру свою и себя самих, что такие строгие у нас предки были! Но одни были строгие, другие — мудрые, и эти мудрые учили: внешне помалкивай и соглашайся, а сам делай по–своему. То есть, потеряв внешнее, сохрани душу и основные принципы.

— В чем заключаются эти принципы?

— Даже если не все мы говорим по–латышски, мы довольно комфортно чувствуем себя в этом государстве, потому что, во–первых, самодостаточны (за нами стоит большая история), а во–вторых, уважительно относимся к чужому. При том, что традиции, культуру и язык община сохраняет, все же она интегрирована в латвийское общество.

Один банкир недавно верно заметил: в нашем обществе нет духовных ценностей и нет духовного лидера. Эти ценности существуют в индивидуальном порядке, на уровне некоторых семей, где ребенку с детства внушают, что такое хорошо и что такое плохо. Но в общественном сознании, на мой взгляд, преобладают другие ценности — быть успешным, сделать хорошую карьеру, добиться состоятельности — прежде всего материальной.

Сейчас мы только начинаем понимать, что рыночная экономика, оказывается, не саморегулируемая, а надо ее регулировать, что только на одной прибыли дела не построишь. И в этом смысле принцип староверов может пригодиться, а принцип в следующем: если я честно веду дело, я надеюсь, что и ко мне будут честно относиться. У наших предпринимателей появилась идея создать свою гильдию, чтобы противостоять волчьим законам современного рынка. Ведь в старые времена староверы–купцы владели большими капиталами и при этом руководствовались христианскими принципами ведения дел. Рано или поздно мы все вынуждены будем вспомнить эти ценности. На зле и обмане ничего построить нельзя — оно стоять не будет. Зло обязательно вылезет — если не в первом поколении, так в последующих.

— Как думаете сохранить свою молодежь, если свершится то, о чем настойчиво говорят латышские радикалы, — полный перевод всех школ Латвии на латышский язык?

— Я считаю, это политическая кампания, которая не пройдет — вряд ли большинство латышей поддержат эту затею. Она не принесет им ничего хорошего. Просто некие люди любой ценой мечтают остаться у власти, хорошо понимая, что тенденции–то не в их пользу. Потому надо все время чем–то будоражить свой народ. При этом заботы о народе, о перспективах своей молодежи у правящих нет никакой.