Говорят ли что–нибудь рижанам такие названия, как «Магадан», «Баранка», «Омега»? Старшему поколению — обязательно. Это названия танцевальных клубов 1960–х — лучших лет многих из тех, кто теперь на пенсии. По рижским танцплощадкам мы пройдемся вместе с Юрием, чья юность пришлась на 1950–1960–е годы.

У большинства выпускников средних школ и студентов денег на рестораны не было — с девушками знакомились на танцах. А танцевальных клубов хватало и в центре, и на окраинах. Самые популярные в центре назывались в народе «Баранка» и «Магадан». Первый был клубом работников автотранспорта (в Кировском парке, там, где сейчас «Вернисаж»), второй — клубом МВД (на Вейденбаума, ныне Базницас). Танцевальные вечера проходили и в ДК железнодорожников, в ДК ВЭФ, в ДК «Драудзиба» — в Саркандаугаве, в клубе строителей «Бувиши» — на Сарканармияс (Бруниниеку), в клубе завода грампластинок «Омега» — на Калнциема.

Молодежь из центра редко ездила на окраины — там была своя тусовка. Исключение — выступления известных солистов, которые разъезжали по разным танцплощадкам и собирали поклонников. Юрий вспоминает имена популярных исполнителей тех лет — Бруно Оя и Льва Пильщика.

Оя — эстонец по национальности, в то время жил в Риге. Красавец, под два метра ростом, он успел поиграть в баскетбол и за сборную Союза, и за латвийский ВЭФ. Всесоюзная слава пришла к нему в 1965–м после съемок в знаменитом фильме «Никто не хотел умирать». Но это будет позднее, а в начале 1960–х он пел в рижских ресторанах и на танцплощадках. Девчонки при виде Оя млели, поэтому узнавали у подружек, где он будет петь в ближайшие выходные.

Другим кумиром танцевальной публики был Лева Пильщик. Родился он в Куйбышеве, куда родители — латвийские евреи — эвакуировались в 1941–м, а в 1945–м вместе с близкими вернулся в Ригу. В ресторанах и на танцплощадках начал петь с 14 лет. К нему тоже потом пришла всесоюзная известность — в конце 1960–х пригласили в Москву в оркестр Эдди Рознера, потом — в «Самоцветы» к Юрию Маликову.

Танцевальные вечера проводились и в мореходке, в вузах. В клуб РКИИГА девчонки слетались даже из других городов республики. Кто же не хотел познакомиться со студентами знаменитого на весь Союз института. Правда, ребята из других вузов нередко называли их «говном в форме». Завидовали, конечно.

А форма было что надо. В такой не стыдно было и на танцы прийти. В 1963–м, когда она только появилась, ее шили индивидуально для каждого студента в офицерском ателье на углу Дзирнаву и Кришьяна Барона. На примерку ребята ездили к самому Перельману — знаменитому рижскому портному. Уже позднее ввели стандартный пошив.

В РКИИГА был свой оркестр — «Дримерсы» («Мечтатели»). Солист — студент радиофака Женька по прозвищу Джексон. Обычно он заканчивал танцевальный вечер песней, в которой были строки: «Я курю сигарету, хоть обычно совсем не курю… Дым сигареты мне навеет любовь и тоску».

Многие студенты свою вторую половину встретили именно на танцах «у Джексона». Свадьбы играли неподалеку — в кафе «Аэлита». Там же отмечали дни рождения, комсомольские вечера.

Пьяных разборок, а уж тем более наркоты, на танцплощадках тех лет не было. Во–первых, не было буфетов, как нынче, когда можно купить любой алкоголь и кое–что похуже. Во–вторых, заканчивались вечера в 22–23 часа. За порядком следили сами работники клубов.

— Не хочу сказать, что все тогда были пай–мальчиками и пай–девочками. Но строго следовали правилу: любое выяснение отношений только после вечера, — вспоминает Юрий.

Одевались тоже по–другому. Для ребят почти обязательными были галстук, белая рубашка, наутюженные брюки, начищенные туфли. Мода модой, но было и другое понимание этикета. Одеваться аккуратно было несложно, элегантно — труднее. Особенно девчонкам. В магазинах продавали ширпотреб, который не хотелось носить. Напряг был и с хорошими тканями. Но платья слабый пол умудрялся перешивать. Иногда пользовались услугами комиссионок. Хотя и там лучшее было отложено «для хороших людей». Ребятам было легче. Галстуков и белых рубашек хватало и в магазинах. Рубашки покупали в основном китайские — «Дружбу». Хэбэшные, по сегодняшним меркам лучшие. Но тогда самыми крутыми считались нейлоновые. Их можно было достать только у фарцовщиков.

Костюмы шили. Первый костюм моему собеседнику мама заказала в известном ателье «Балтияс модес» (на тогдашней Ленина, возле кафе «Аллегро») у известного в городе мастера со знаковой фамилией Король. Юрий тогда перешел в 9–й класс. Летом подрабатывал на домостроительном комбинате (4 часа в день — больше запрещалось) и собрал на костюм. Следующий пошили в 10–м классе, к выпускному.

Летом свободного времени было больше и на танцы слеталось много молодежи. Вот только открытая танцплощадка в центре города была одна — в Стрелковом парке. Это была открытая веранда в клубе офицеров. (Не путать с Домом офицеров на Меркеля. Там тоже были танцевальные вечера, но ходили туда офицеры и их жены.)

Летнюю площадку молодежь окрестила «Огородом». Билеты стоили 30 копеек, устраивали и бесплатные вечера. Во время праздников, а их тогда в стране было много. Потому что страна не оплакивала постоянно тяжелые дни, а радовалась хорошему.

Юрий вспоминает день ВМФ. В парке выставлялись образцы оружия, пушек. Бесплатным был и вход на танцы.

Одежда летом тоже, разумеется, была другая. На танцы приходили в рубашках с короткими рукавами. Нормальных в продаже не было — широченные рукава, непонятно для кого. Ребята закатывали рукава обычных длинных рубашек.

Смотришь сегодняшние фильмы о том времени, и кажется, чего только не танцевали — твист, шейк, летку–еньку… На самом деле в программе вечеров обязательно были вальсы, вальсы–бостоны, танго, фокстроты. Где учились танцевать? В Риге, в школах. В той, где учился Юрий, уже с 7–го класса ввели ритмику. Это был последний урок, на котором учили и вальсу, и танго, и фокстроту. Когда он поступил в вуз, ребята, приехавшие из других городов Союза, с завистью смотрели, как он танцует. Там таких уроков не было.

По обыкновению вечера заканчивались белым танцем — «Приглашают дамы». Чтобы они могли окончательно определиться в симпатиях. Правда, были и так называемые аплаусы. Подходишь во время танца к паре и хлопаешь в ладоши. Это означало, что ты разбиваешь пару и приглашаешь девушку.

— Отказов не помню. Это считалось бы правилом плохого тона, — продолжает ровесник 1960–х.

Латышская музыка на танцевальных вечерах почти не звучала. Паулс играл в ресторанах, а его мелодии стали известны позднее. Пели в основном на русском и английском. Многие популярные зарубежные мелодии, звучавшие на радио или магнитофонах, шустрые музыканты тут же переделывали на русский лад. Как, например, «Арабское танго» или знаменитое «Криминал–танго».

— Неужели не знаете? — обращается ко мне Юрий.

И напевает мелодию, которая когда–то звучала над рижскими танцплощадками: «В старой таверне пела цыганка, в вечер весенний музыка нежно мне говорила, что я танцую последний раз. Я люблю тебя, мой милый, ты и сам об этом знаешь, но я знаю, ты скрываешь эти чувства от меня…»

…От танцплощадок далеких лет сегодня остались, пожалуй, только эти мелодии. В клубах, где когда–то кружились сегодняшние бабушки и дедушки, давно не проводятся вечера танцев. В «Магадане» на Базницас — молельня адвентистов седьмого дня, в клубе строителей «Бувиши» на Бруниниеку — офис Армии спасения. Клуба завода грампластинок «Омега», как и самого предприятия, тоже нет…

Лева Пильщик сейчас живет в Америке. Бруно Оя женился на польке, переехал в Варшаву. Он умер в 2002 году. В Эстонии об этом почти не писали — он для них остался чужаком. А те, кто ходил на танцплощадки, чтобы их послушать, кто разбивал пары в РКИИГА и в «Огороде», в «Магадане» и «Баранке», сегодня живут в разных городах и странах.