Во многих европейских столицах когда–то были популярны шахматные кафе. Было такое и в довоенной Риге — «Рейнера». Нередко ошибочно пишут, что оно находилось на улице Грециниеку, 4, — там, где сегодня ирландский кабачок.

В шахматы играли в другом кафе — на улице Вальню, хотя и на Грециниеку у Рейнера тоже было кафе.

Георг Рейнер приехал в Ригу из Германии в 1861 году. Начинал бизнес с одного мешка муки, да и тот взял в долг. А уже через пару лет открыл первый кабачок — на Грециниеку, 3. Еще через несколько лет — напротив, на Грециниеку, 4. В этом здании сегодня ресторан Paddy Whelans.

Старожилы вспоминали о роскошной отделке кафе. Особенно красив был потолок — в стиле рококо. В зале всегда царил полумрак, со стен тускло мерцали золотистые светильники. Однако эта атмосфера создавала особый интим, который привлекал творческую публику. До войны свой столик был у поэта Карлиса Скалбе, философа Петериса Залитиса. Долголетний инспектор по охране памятников Риги Гунарс Арманс вспоминал, что уже после войны, когда на месте кабачка появился ресторан «Амур», его отец по старой привычке говорил: "Встретимся в кафе «Рейнера».

Немецкая интеллигенция больше любила другого «Рейнера» — кафе на улице Вальню, 9. Оно открылось в 1912 году, незадолго до смерти хозяина. В престижном месте он построил собственный дом. На первом этаже разместилось кафе, выше — концертный зал, бильярдная, зал, комната, где можно было играть в шахматы. К тому времени у наследника немецких торговцев, приехавшего в Ригу без гроша в кармане, были три собственных кафе и кондитерская на улице Калькю, 6. Через два года Георг отошел в лучший из миров и дела перенял его сын Эрнест.

На фотографии с видом довоенного шахматного кафе на фасаде можно прочесть имя и фамилию владельца — Ernests Reiners. О популярности питейного заведения свидетельствует шутка, которая ходила среди балтийских немцев. Bei Reiner ist der Kaffee schwarz, doch bei Schwarz ist er reiner (У Рейнера кофе черный (по—немецки schwarz), а у Шварца он чистый (по–немецки rein). Немецкая интеллигенция любила оба кабачка. Но было у «Рейнера» то, что нельзя было встретить в Риге больше нигде — шахматные столики.

Александр Барис, работавший до войны официантом в «Римском погребке», писал в своих воспоминаниях: «С утра до вечера в кафе „Рейнера“ сидели шахматисты и болельщики. Первые ломали голову над гамбитами и эндшпилями, вторые, затаив дыхание, наблюдали. Алкоголь был не в моде, зато в больших количествах поглощались кофе, зельтерская, соки. Человек, далекий от мира шахмат, заскакивал туда ненадолго — от гнетущей тишины становилось не по себе».

Среди знаменитых посетителей кафе был гроссмейстер, претендент на звание чемпиона мира Сало Флор. В 1937 в Кемери проходил международный шахматный турнир. Флор, выступавший за Чехословакию, нередко приезжал в Ригу и заглядывал в кафе «Рейнера». Здесь он познакомился с рижским шахматистом, с которым сыграл лучшую партию в карьере. «Шахматное кафе до войны было в Риге. Называлось оно „Рейнер“, — пишет он в воспоминаниях. — В этом кафе можно было встретить мастера Ф. Апшениека, а еще чаще М. Фейгина. Это был очень маленький, хрупкий человек, скромный и молчаливый. Не трудно было сразу догадаться, что и жизнь, и здоровье его оставляют желать лучшего. В 1939 году после Олимпиады в Буэнос–Айресе так же, как и многие другие шахматисты, он застрял в Аргентине, поскольку в Европе вспыхнула вторая мировая война. Фейгин плохо жил в Риге. Бедняге было трудно заработать на хлеб и в Аргентине, где он умер от туберкулеза. С Фейгиным мне довелось играть на турнире в Кемери в 1937 году. Эта партия мне запомнилась навсегда… Я сделал в своей жизни массу ничьих. Но говорят, что я когда–то неплохо играл в шахматы и иногда создавал ценные партии. Если это так, то одной из лучших своих партий я считаю партию с Фейгиным».

В 1970–е по старому адресу в шахматы больше не играли. Но там по–прежнему было популярное кафе — «Театральное», при Доме работников искусств. Журналист Лев Вайсман часто бывал в нем в студенческие годы. Во время перестройки слушал Аркадия Астрова — великолепного артиста ТЮЗА, читавшего стихи… « Мы очень любили посидеть в этом кафе, — пишет Вайсман. — „Театральное“ привлекало нас по двум причинам: в нем не было швейцара, что снижало расходы уже на входе, и в нем можно было посидеть с девушкой на десятку. Расчет точный — два мясных салатика, два сырных, четыре горячих, четыре по сто „Рислинга“, два кофе и два чая. Итого: 9 рублей и „сдачи не надо“. Это существенно при стипендии 32 рубля. И как–то, уже не зависящий от стипендии, я по старой памяти зашел в „Театральное“. „Помню–помню“, — улыбнулась мне та же официантка, что обслуживала меня в дни студенчества. Но на голове ее, под кокетливой белоснежной наколкой, уже явно поблескивали серебристые нити. „А стихи еще читаешь? — вдруг спросила она и, не дождавшись ответа, продолжила: — Ты через полчаса наверх поднимись. У нас там сегодня Театр поэзии выступать будет“.

Небольшой зальчик со сценой на втором этаже, прямо над кафе, я помнил. Пока в зал торопливо заходили опаздывающие, я разглядывал сцену. На ней стул, рядом — маленький круглый столик, накрытый темной скатертью, и на нем свеча. Невольно вспомнилось: „Свеча горела на столе, свеча горела…“ И вдруг пастернаковскую строчку прервал голос чтеца:

„Это город. Еще рано. Полусумрак, полусвет.
А потом на крышах солнце, а на стенах еще нет.
А потом в стене внезапно загорается окно.
Возникает звук рояля…“

И кто–то, невидимый мне за роялем, осторожно трогает клавиши. Звук плывет в зал, а голос доверительно сообщает: „Начинается кино…“.

И я понимаю — на сцене стоит Аркадий Астров, тот самый Астров из моего детства, и рядом его взрослая дочь. И стих у них идет вольный, раскованный — каждая строка накатывает, как волна на гальку…».

…На днях я тоже заглянул в кафе студенческой молодости. С 2001 года здесь итальянский ресторан Monterosso. Представитель администрации любезно ведет на второй этаж. Сохранился великолепный интерьер, созданный в 1930–е архитектором Кришьянисом Гранте. Уникальный для питейных заведений города, большинство из которых «одеты» по–новому. Не случайно в новом художественном фильме о баскетбольной сборной Латвии, ставшей в 1935 году чемпионом Европы, их чествуют именно среди этого великолепия. На первом этаже — несколько фотографий из прошлого «Рейнера». Но, на мой взгляд, не хватает некоторых изюминок. Не много в Риге найдется кафе, где играл шахматные партии сам Сало Флор. Так почему бы не рассказать об этом гостям? Да и импровизированный столик (а возможно, такой сохранился), за которым играли шахматисты, был бы к месту. Больше фантазии, рестораторы!