Учительница
Элина Чуянова
Час, 1998, 3 июня
Перед ней преклонял колени Михаил Таль, за неделю до своей смерти ей звонил Борис Пуго, а Борис Фрид перевёл на её счёт пенсию, заработанную в Латвии
«Есть люди, о которых забывают, едва они выйдут из комнаты. А есть те, кого помнишь всегда.
Вы из них. Спасибо за все».
(Подпись выпускников в памятном альбоме)
22-я, центровая... Кузница звезд — вселенского и местного масштаба. Никогда эта школа не числилась в официальном списке элитарных и «уклончивых», однако же каждый год с завидным постоянством выдавала стране очередную порцию незаурядных мозгов.
Сейчас иных уж нет, а те — далече. Но 22-я всегда будет помнить своих героев. Михаил Таль, Александр Каверзнев, Борис Пуго, Николай Нейланд, Отто Лацис, Абрам Клецкин, Георгий Столыгво, Лев Сидяков, Виктор Красовицкий...
Надежда Федоровна Ильянок (Будылина) пришла в эту школу в 1949 году. За партами сидели послевоенные переростки — сплошь мальчишки. И 23-летняя выпускница филфака, хорошенькая, изящная учительница, внешне годилась ученикам в подружки. Конечно, они повально страдали по своей Наденьке - так между собой «дети» прозвали наставницу. А соответственно были влюбдены в ее предмет - русскую литературу.
Надежда юношей питает
Она быстро привыкла к поклонению. Обычным делом было, когда из чьей-то тетрадки с сочинением выскальзывала записка: «Надежда Ф., я потерял покой и сон...» Случалось даже, в школу приходили мамы и слезно просили: «Надежда Федоровна, милочка! Ну что вам стоит сходить в кино с моим сыном? Он мучается, он всерьез увлечен вами». Но Наденька отнекивалась, боясь уронить реноме.
- Зато я иногда ездила с ними на каток, — с лукавой улыбкой признается по-прежнему очаровательная учительница. — Каталась, правда, слабенько. Но они уговаривали: мол, мы вас научим. Бывало, растянусь на льду, а вся орава кидается меня подымать. Хорошенькое дельце! И какая дисциплина, по-вашему, могла быть на следующем уроке?
Наутро захожу в класс, а на столе стоит Аркаша Савченко. Увидев меня, заводит романс: «В белый наряд свой белоснежный Сердце не скроешь от меня. Буду любить твой образ нежный...» Прошу дневник — он хлопается на колени: «Пожалуйста, Надежда Федоровна!» А хотите знать, кто еще стоял передо мной на коленях? Михаил Таль. И вовсе не потому, что я такая необыкновенная. Необыкновенным был он...
Вы мой кумир, я обожаю вас!
Это произошло на одной из встреч бывших выпускников. Надежда Федоровна, как клумба, сидит вся в цветах. Вдруг на сцену выскакивает Таль — уже признанный шахматист — и разражается панегириком в адрес учительницы: «Я вас мучил дважлы — будучи вашим учеником и в качестве студента-практиканта. Поэтому, учитель пред именем твоим позволь смиренно прелонить колено...»
— Мало кто знает, что Миша окончил филологический факультет, - замечает Надежда Федоровна. — Это был настоящий вундеркинд. Его необычность проявлялась во всем. Начиная с рук, на которых не хватало пальцев. И кончая глазами — они лучились каким-то фантастическим светом, озаряя все вокруг.
Перо уверенно скрипело...
Мы листаем старый альбом. Вот выпуск 51-го года, вот 52-й,: 5З-й... под каждой «ячейкой» фамилия ученика. Мой взгляд упал на Отто Лациса. Недавно, к слову, Ельцин вручил этому российскому журналисту «Золотое перо».
— Я не очень-то его по-мню, — говорит Надежда Федоровна. — Он особо не выделялся, был воспитанным, скромным мальчиком, но учился средненько. Обычно ведь запоминаются отличники и хулиганы — именно из последних на удивление часто выходят легендарные личности. А вот Жорика Целмса помню, это был «перл». Сочинения писал блестящие, правда кошмарным почерком. В одном из них он в шутливом жанре напророчил своим однокашникам будущую стезю. Каково же было их удивление, когда много лет спустя, на слете выпускников, я прочла им это сочинение! Абсолютно все сбылось. Они хохотали до слез и бросали маститого журналиста под потолок.
Звенит звонок, судьбы предвестник
— Надежда Федоровна, а каким учеником был Борис Карлович Пуго?
— Он обладал исключительными организаторскими способностями, сильной волей и какой-то корчагинской честностью. Но в моем предмете был простым смертным Не хватал звед и по математике. Впрочем я вытащила Бориса на серебряную медаль. У него в аттестате намечалось две «четверки», а значит, сочинение следовало непременно написать на «5». Как классный руководитель я знала все его трудности и приходила на дом, натаскивала. Сама — никто не просил. Может, потому, что жалела и любила его. Борю выбрали комсоргом, он много делал для школы, а вдобавок был очень старательным учеником. Так неужели медаль должен получить способный лентяй Волошин — только за то, что ему дано свыше? И что ценнее - поцелуй природы или каторжный труд? Эта мысль не давала мне покоя...
— Вспоминал ли он вас, взлетев высоко?
Последний раз мы говорили с ним в 91-м, накануне трагедии. Рано утром в моей квартире зазвонил телефон: «Надежда Федоровна, это Борис». — «Какой?» — «Пуго. Неужели вы не помните?» — «Что случилось, Боренька?» — «У меня к вам только один вопрос: что вы обо мне думаете?» Он звонил из аэропорта, перед московским рейсом. Я почувствовала, как ему тяжело. Ведь это был очень порядочный человек, который любил Латвию и искренне переживал за ее судьбу.
Я честно ответила ему: «Боренька, если бы все коммунисты были такие, как ты, на земле наступил бы рай». Потом он немного рассказал о жене, любимом сыне. Я обмолвилась о смерти дочери. «Держитесь, надо жить несмотря ни на что». А спустя неделю человек, сказавший такую фразу, покончил собой. Узнав об этом, я рыдала в голос — как по своему ребенку.
Февраль! Достать чернил и плакать...
— А вот это Боренька Фрид, мой любимец, — показывает Надежда Федоровна журнальный снимок, с которого смотрит холеный седовласый господин, президент американской компании Polarbec. — Исключительный был мальчик, благородный, воспитанный. Он стал известным строителем, завод «Альфа» — его детище. А в середине 70-х эмигрировал. Приехал в Ригу спустя годы, чтобы перестроить гостиницу «Даугава» в суперсовременный отель.
Никогда не думала, что этот человек всю жизнь будет помнить обо мне. Каж-дый год в канун Рождества я получаю огромную коробку, перевязанную яркой лентой. Чего в ней только нет! Шампанское, конфеты, платья, туфли, даже... очки.
Все, что надето на мне, подарено им. А нынешней зимой Борис устроил сюрприз, от которого я до сих пор не приду в себя. Он позвонил и сказал: «Надежда Федоровна, мне тут Латвия начислила пенсию за мои труды. Ерунда, конечно, 15 латов всего. Я перевел ее на вас». В сущности, эти деньги спасают меня от голодной смерти.
Нет-нет, дело совсем не во мне. Ну что я особого сделала? Учила литературе. Просто у нас в школе были необыкновенные дети...
Н.Ф.Ильянок. Фото Вилниса Козловскиса.
