29.01.2013

Как русская девушка из латгальской провинции приехала покорять столицу и случайно стала латышкой. Таких примеров в новой Латвии немало. Вот хотя бы Алексей Лоскутов и Андрей Юдин.

Оба юристы, политики. Первый — абсолютно латышскомыслящий человек, по сути, сын своего идеологического противника, бывшего завотделом ЦК КПЛ Геннадия Лоскутова. Второй — родился в русской семье, а чувствует себя родным в латышской среде. Среди подобных «трансформеров» — педагог Людмила Сочнева, врач Андрей Пожарнов, искусствовед Хелена Демакова, певица Мария Наумова. И масса других, менее известных людей. Одни идут на смену своего ментального кода осознанно, у других это получается незаметно для себя.

С банковской служащей Витой Живухиной мы познакомились на семинаре для латышских предпринимателей. Когда дискуссия о национальных особенностях бизнеса была исчерпана, слова попросила симпатичная девушка с очень живой, подвижной мимикой. «Не похожа на латышку», — подумала я. Она встала и выплеснула чопорной публике свои переживания о том, как ей не хватает в повседневной жизни русской речи, литературы, полноценного общения на родном языке, как надоело писать в чатах русские слова латиницей. Все это было произнесено на одном дыхании и, естественно, на чистом латышском языке. Казалось, ей нужно выговориться…

Тоска по кириллице

— Недавно открыла для себя прелесть чтения русских книг, особенно упиваюсь классикой, перечитываю «Мастера и Маргариту», хотя идет нелегко, — признается Вита «Вести Сегодня». — Так получилось, что последние лет десять я погружена в чисто латышскую среду. Все это время казалось нормальным читать латышские журналы, а в соцсетях переписываться со знакомыми на крейзи–рашн. И вдруг будто током стукнуло: что это я уродую транслитом свой родной язык, пишу — u menja? Это страшно, когда тебе нужно писать по–русски, а ты вдруг задумываешься: как это? Ведь все это время я обходилась даже без русских букв на компьютерной клавиатуре. Теперь пересматриваю свои привычки. Кстати, многие мои русские знакомые, давно уехавшие работать или учиться в Англию, стали возвращаться к кириллице, хотя первое время вели свои странички в Фейсбуке только на английском. Не думаю, что это какой–то демарш или бунт против унификации и глобализации, скорее сладкое чувство ностальгии по родным корням, фамильной памяти. Ты понимаешь, что теряешь что–то очень важное, и тебе хочется это вернуть.

…Вита Живухина родом из Краславы, где, по ее словам, вполне можно обходиться без латышского языка. Бабушка у нее латышка, но в семье всегда говорили по–русски: муж бабушки — из России. Еще задолго до реформы–2004 во многих русских школах Латвии ввели билингвальное обучение, и знаменитая краславская школа «Варавиксне», которую 10 лет назад окончила Вита, не стала исключением. Девушка сдала госязык на самую высшую категорию «А» и по другим предметам училась прекрасно. Поступать в Рижскую Банковскую высшую школу она поехала еще до выпускных экзаменов. Поступила!

Глубокое погружение

— На лекциях первое время было трудно, — не скрывает Вита. — Я понимала, о чем речь, но не успевала записывать за преподавателями — они читают очень бегло. В итоге бывало так: лекция заканчивается, а у меня пустая тетрадь. Я могла конспектировать только на том языке, на котором думала, а думала я на русском. Переломный момент был довольно болезненным. Но когда стараешься, рано или поздно все пойдет. У меня не было другого выхода. Вдобавок в Риге в общежитие моей соседкой оказалась латышка из глубинки, она вообще по–русски не говорила. Девочка была очень хорошая, и мы с ней подружились. А записывать на лекциях я стала, когда начала думать по–латышски, а не переводить в голове с одного языка на другой. Предметы были сложные, приходилось на них налегать, так что поначалу было не до книжек и развлечений.

Когда все вошло в колею, я вдруг поймала себя на мысли, что покупаю латышскую прессу. Вот иду в магазин и машинально беру журнал, который мне интересен, а он на латышском! В университете все на латышском, приходишь в общежитие — там тоже кругом латышский.

— А русские в Банковской школе разве не учатся?

— Учатся, но не так много. В общежитии, где проходила половина жизни, в основном жили латыши из района. Исключение — русские ребята из Даугавпилса, которые держались своей группой, довольно закрытой. А у меня особо–то и выбора не было: среда очень резко оказалась латышской — друзья, друзья друзей. Это получилось неосознанно. Я понимала, что вместе со средой меняются мои привычки и мироощущение, но не сопротивлялась. Другой язык, ментальность постепенно проникают в тебя, наполняют. Раз рефераты ты пишешь на латышском, значит, в библиотеке ищешь уже латышскую литературу. Я читала сложные, философские вещи вроде Ошо и Конфуция, а потом мы в компании их обсуждали…

«Дедовщина» по–рижски

В Риге латгальской провинциалке выпало двойное испытание. Ей пришлось не только постигать сложные банковские науки на неродном языке, но еще и завоевывать свое право на равное обращение среди столичных «штучек».

— Было даже не трудно, а больно, — честно говорит Вита. — Убивало все: чужая обстановка, язык, люди. Первое время звонила со слезами маме, а она мне: ну что делать — терпи. Именно на нашем курсе было очень мало приезжих, в основном учились рижане. И они считали себя выше нас сортом уже по факту рождения. Тебе указывали на твои отличия во всем: и в одежде, и в манерах, и в толщине кошелька. Из нас просто лепили аутсайдеров. Конечно, Краславу с Ригой сравнивать нечего — маленький город, население 12 тысяч. Но там я привыкла к тому, что меня и мою семью знают и уважают. Я никогда не была в тени: самодостаточная девушка, приличная ученица, самая быстрая в городе бегунья на дистанции 400 метров. А приехав в Ригу, словно упала в яму.

— Как вы это преодолевали?

— У меня довольно сильный характер. Но я никогда не стремилась никому ничего доказать. Просто налегала на занятия, делала свое дело, и постепенно отношение начало меняться. Все любят сильных. А коренной перелом в отношениях со снобами произошел, когда мы с подружкой после первого курса вернулись из Англии. Никто из наших однокурсников не был настолько самостоятельным, чтобы в одиночку отправиться в чужую страну на заработки. Большинство были такие избалованные маменькины детки. Не каждый может в 18 лет взять и поехать в никуда, где тебя никто не ждет. Мы нашли небольшой отель и устроились там официантками. Английский за два месяца просто взлетел! После возвращения у нас стал более широкий взгляд на вещи, появилась уверенность в своих силах. И на нас начали смотреть другими глазами. Ведь как ты себя ощущаешь, так тебя и воспринимают.

Стеклянная стена

— У меня есть русские знакомые — абсолютно двуязычные, которые в советское время работали в чисто латышских коллективах. Они вспоминают, что латыши никогда не воспринимали их как равных и не пускали дальше «прихожей» — будто стеклянная стена была между ними. Вы на работе с подобным не сталкиваетесь?

— Уже нет. Со временем удалось преодолеть стеклянную стену. У нас в банке все говорят только по–латышски. Несмотря на то что мы прекрасно ладим с друзьями–латышами, искренне относимся друг к другу, латышско–русская тема рано или поздно всплывает и приводит к каким–то дискуссиям. Например, на прошлой работе один из руководителей был очень политически активный и часто меня подкалывал, задавал разные вопросы, особенно перед выборами. Даже если это не выходит за рамки шутки, ты понимаешь, что за несерьезностью скрывается проблема. Но я научилась спокойно эти вещи воспринимать. Раньше, если в моем присутствии кто–то начинал задевать русских, шла в наступление. А теперь отношусь снисходительно. Я вижу, что у человека просто низкий уровень культуры и образования — ему все равно ничего не докажешь. Он не в состоянии даже предположить, что завтра его оценки могут в корне измениться: ну возьмет он и в русскую девушку влюбится!

Две большие разницы

— Какие качества у латышей вам нравятся?

— Они такие все… макслиниеки. Если сравнивать Русскую драму и Яунайс Ригас театрис, то мне больше нравятся постановки последнего — там больше жизни. Мне кажется, многие латыши в каком–то смысле более свободны от чужого мнения, не зависят от того, какое впечатление они производят. Латышки могут позволить себе поправиться немного — их это не беспокоит так, как русских. Они запросто могут прийти утром на занятия или на работу без макияжа — и ничего страшного не случится. А русские обязательно накрасятся, даже если не спали всю ночь или плохо себя чувствуют. Латыши более сдержанны, толерантны. Они одеваются так, чтобы им было комфортно, а не так, как от них ждут. У них меньше показухи. Я вот в латышскую компанию никогда не оденусь так, как в русскую, и в жизни не надену что–то блестящее. С латышами я более простая, не напускаю на себя ничего. У русских все более остро. Шутки острее, одежда ярче, разговор громче. Когда я сильно взволнована, в латышской компании никогда не стану употреблять крепкое словцо — тут даже контролировать себя не надо. А в русской компании все само с языка слетает, и даже очень органично…

— А что нравится у русских?

— Они теплее. Латыши все же холодные. Но, с другой стороны, они не так лезут в душу, как русские. Русские и свою душу вытряхнут, и в твою залезут. Вот я с тобой «догола разделась», и ты давай! Со мной такое бывает. Я открытый человек по природе. Могу быть очень откровенной, даже когда это никому не нужно. Со временем стала поумнее, посдержаннее. И все же если выбирать, то русская искренность мне нравится больше, даже несмотря на то, что она иногда бывает глупой и чрезмерной. По мне лучше так, чем совсем без эмоций…