Любимый писатель Иосифа Бродского — родом из Двинска

Недавно открыла для себя замечательного писателя Леонида Добычина. Он к тому же оказался тесно связан с Латвией. Точнее — с городом Даугавпилсом, когда тот еще был Двинском и входил в Витебскую губернию. Именно Двинску посвящен самый известный роман Добычина «Город Эн»…

В Городе Эн

Летом прошлого года, когда последний раз довелось побывать в Даугавпилсе, там полным ходом шел сбор средств горожан на открытие памятника своему забытому на долгие годы земляку. Мы познакомились с одним из инициаторов этой акции, краеведом Ольгой Корниловой, которая на тот момент пыталась привлечь к установке памятника муниципалитет. А заместитель директора Даугавпилсского краеведческого и художественного музея Людмила Жильвинская любезно согласилась сопровождать нас на православное кладбище и с гордостью показала могилу отца писателя — известного двинского врача Ивана Андриановича Добычина. Признаться, тогда эта фамилия мне ни о чем не говорила. Но, вернувшись в Ригу, я дала себе слово обязательно прочитать «Город Эн» и побольше узнать о его авторе.

Первое. Он родился в семье уездного врача Ивана Андриановича Добычина, в 1896 году переведенного на службу в Двинск. Мать будущего писателя, Анна Александровна, окончила Петербургский повивальный институт и была известной в Двинске акушеркой. У Леонида было два младших брата и две сестры. Забегая вперед, скажем, что все Добычины канули в Лету, не оставив потомства. Братья Леонида пострадали в сталинских репрессиях, а мать вместе с дочерьми были сожжены фашистами в брянских лесах во время Великой Отечественной.

Леонид учился в Двинском реальном училище. В 1911 году поступил в Петроградский политехнический институт и окончил его через пять лет. В 1918 он году переезжает в Брянск, где работает учителем и статистиком. 1925–м пытается переселиться в Ленинград. В это время Добычин знакомится с семьей Чуковских, позже в круг его общения попадают Каверин, Слонимский, Тынянов, Степанов, Эрлих и другие.. Корней Чуковский первым разглядел талант писателя из провинции и способствовал публикации его первых рассказов «Встречи с Лиз» и «Портрет» в ленинградском журнале «Русский современник».

Второе. К своему удивлению, я узнала, что в учебной программе современной магистратуры русского филфака есть Леонид Добычин. В начале 80–х, когда я училась на том же факультете, у нас такого писателя в программе не было. Да и, собственно, Ахматова и Цветаева, Мандельштам и Пастернак подавались вскользь и пунктиром. Так что современным магистрантам повезло несказанно — изучать такую самобытную вещь, как «Город Эн». Тем более надо прочесть, решила я. И вот лишь недавно на глаза попался этот роман. Я начала читать и не могла оторваться, пока не перевернула последнюю страницу…

«Базар утыкан флагами»

Основа повествования — воспоминания автора о городе своего детства на рубеже XIX–XX веков. Рассказ ведется от лица мальчика–подростка Л., который замечает до мельчайших деталей все, что происходит рядом с ним. Как люди одевались, как мостили улицы, как разговаривали и решали свои бытовые проблемы… Уникальная память и своеобразный язык автора придали этому роману жанр бытописания. Ты как будто сам вместе с ним проживаешь его жизнь, осязаешь предметы, к которым он прикасается, впитываешь запахи города, слышишь неповторимые диалоги и отчетливо видишь его описания с натуры. Ну вот, например, это: «В конце лета случилась беда с мадам Штраус. (Прим. ред.: жена знаменитого двинского колбасника.) Ей на голову, оборвавшись, упал медный окорок, и она умерла на глазах капельмейстера Шмидта, который стоял с ней у входа в колбасную». Хоронили ее торжественно: колбаса Штрауса имела у двинчан репутацию качественного продукта.

Несмотря на очевидный иронический талант Добычина, «Город Эн» оставляет в душе печаль. Роман написан в Ленинграде в 1935 году, в самый разгар борьбы с художественным и прочим инакомыслием. А через год писатель странным образом исчез. Но об этом чуть позже…

К моменту выхода «Города Эн» советская власть существовала уже 18 лет. Но, увы, это никоим образом не отразилось на прозе Добычина. В этом и состоит его главный грех перед властью с последующим замалчиванием и непонятным финалом судьбы. На самом деле с самых первых своих литературных шагов он все понимал. Слова «Начальник», «Цензура» и прочие опасные слова он нарочито писал с большой буквы. Сарказм состоял в том, что он как бы не замечал предмет обличения, описывал его как мертвую природу. А это для идеологов от литературы было еще хуже. Например, Добычин писал так: «Сегодня день скорби, и базар утыкан флагами, как карта театра войны, какими обладали иные семейства». Это написано 26 января 1926 года, во вторую годовщину со дня смерти Ленина. В то время как писатель Фадеев организовывал свой «Разгром», Гладков лепил свой «Цемент», а Шагинян сооружала свою «Гидроцентраль», Леонид Добычин писал о маленьких, ничтожных людях и «не замечал» Больших Идей и Больших Людей. «Не заметил», собственно, и саму советскую власть. Чего она ему в итоге не простила. В стиле Добычина — не замечать тех персонажей, на которых время смотрит снизу вверх. Он печалился о человеке как таковом и о том, что растерян и наг он стоит перед лицом Большой Истории. Писал о тех, кого в старые времена называли обычным русским словом «мещане», которое с легкой руки «буревестника советской литературы» Максима Горького приобрело уничижительный оттенок. Писал в необычной, отстраненной манере, почти избегая придаточных предложений и цветистых метафор.

Лейтмотив «Города Эн» — потребность в дружбе и душевном общении. О том, что все это невозможно в Новой Жизни, что полная открытость ведет к драме, маленький герой романа только начинает догадываться. А большой автор — уже все знает…

А Бродский — сразу разглядел

За рубежом значительный интерес к Добычину возник благодаря поэту, нобелевскому лауреату Иосифу Бродскому. В конце 1987 года, спустя некоторое время после Стокгольма, он выступал перед студентами и преподавателями Гарвардского университета. Писатель–эмигрант Аркадий Львов вспоминал об этом эпизоде:

"— Но все–таки, кого вы считаете самым крупным в русской послеоктябрьской прозе?

Бродский задумался, с разных сторон шли ему подсказки: Булгаков, Платонов, Бабель, Зощенко…

— Добычин, — быстро произнес Бродский. — Леонид Добычин.

Аудитория Добычина не знала. Переспрашивали с недоумением друг друга: «Добычин? Леонид Добычин?»

Оказалось, автор романа «Город Эн» — сотня страниц, и двух книжек рассказов. По оценке Бродского, роман гоголевской силы, а вдобавок название из «Мертвых душ». Провинциальная жизнь. Все происходит, как всегда, в русской провинции. Точнее, ничего не происходит. Впрочем, произошла революция…

Возможно, благодаря лекции Бродского в 1990–е годы роман «Город Эн» был переведен на многие европейские языки, в 1998–м издан в США в престижной серии European Classics, а в 1999–м в Санкт–Петербурге вышло полное собрание сочинений писателя.

Гражданская казнь

Весной 1936 жестокого советского года Леониду Добычину предписывалось явиться на собрание, на котором должны были обсуждаться вопросы борьбы с формализмом. К тому времени он уже несколько лет занимал аскетичную комнату в коммуналке на Мойке, 36.

Гражданская казнь состоялось в городе на Неве, в Доме писателей им. В. В. Маяковского. Зал был переполнен. Добычин подпадал под кампанию борьбы с формализмом и натурализмом. Основным докладчиком выступал литературный критик Ефим Добин. Ему вторил литературовед Наум Берковский, который позже станет крупным ученым, знатоком западноевропейской литературы. 27 марта в «Литературном Ленинграде» появился краткий отчет о состоявшейся дискуссии.

Ефим Добин: «…Когда речь идет о концентратах формалистических явлений в литературе, в качестве примера следует привести „Город Эн“ Добычина. Добычин идет всецело по стопам Джойса… Любование прошлым и горечь от того, что оно потеряно, — квинтэссенция этого произведения, которое смело можно назвать произведением глубоко враждебным нам…»

Наум Берковский: «…Добычин — это наш ленинградский грех… Дурные качества Добычина начинаются прежде всего с его темы… Добычин такой писатель, который либо прозевал все, что произошло за последние девятнадцать лет в истории нашей страны, либо делает вид, что прозевал…»

В 1989–м один из участников того собрания Вениамин Каверин напишет:

«После прений слово было предоставлено Добычину. Он прошел через зал невысокий, в своем лучшем костюме, сосредоточенный, но ничуть не испуганный. На кафедре он сперва помолчал, а потом, ломая скрещенные пальцы, произнес тихим, глухим голосом:

— К сожалению, с тем, что здесь было сказано, я не могу согласиться.

И, спустившись по ступенькам, снова прошел в зал и исчез».

За что?

После собрания немногочисленные друзья искали его несколько дней, но не нашли… Предполагается, что писатель покончил жизнь самоубийством, бросившись в воды Невы, но документально это никак не доказано. В постсоветские годы в литературных кругах появилось мнение, что его «нейтрализовало» НКВД, боясь оригинальных решений Добычиным своей судьбы: в состоянии аффекта после унизительного собрания он был способен на все — и на побег из страны, и на самоубийство. По одной из версий, в «самоубийстве» писателя принял непосредственное участие его друг, а по совместительству агент НКВД Владимир Эрлих, который, по некоторым соображениям, мог помочь уйти в мир иной и Есенину. Впрочем, это всего лишь версии…

После Добычина осталось только одно письмо, написанное Николаю Чуковскому (сыну Корнея Ивановича), в котором он просил друга рассчитаться с его долгами после получения причитавшегося ему гонорара. Письмо заканчивалось такими словами: «А меня не ищите, я отправляюсь в далекие края».

«Через две недели, — вспоминает Вениамин Каверин, — Чуковские получили письмо из Брянска от матери Леонида Ивановича. Она писала, что он прислал ей, без единого слова объяснения, свои носильные вещи. „Умоляю вас, сообщите мне о судьбе моего несчастного сына“, — умоляла она. Но никто не мог сообщить ей ничего внятного».

Совестливый Каверин написал: "Вопрос «За что вы его убили?» витал в воздухе Дома писателя. По чести он должен был звучать иначе: «За что мы его убили?» Друзья писателя не заступились за него на этом аутодафе. Время было зверское, никто не хотел умирать…

Эпилог

В начале сентября прошлого года в Даугавпилсе наконец установили памятник Леониду Добычину, который в веках прославил родной город. Средних размеров монумент в форме развернутой книги из черного гранита с изображением портрета писателя, открылся в ограде семейной могилы Добычиных на православном кладбище города. Активисты планируют со временем положить здесь символическое надгробие с начертанными на плите строками из стихотворения даугавпилсского поэта Сергея Соловьева, которое автор посвятил Леониду Добычину: «Двина — Нева, Нева — Двина, и жизнь одна, и смерть одна…»

В те же дни на одном из интернет–форумов Даугавпилса появилась заметка:

«Активистам в лице Юрия Лосева, Ольги Корниловой, Героиды Богдановой, Марии Юрковой и Елены Ларионовой удалось в буквальном смысле слова на народные деньги установить памятник Л. Добычину. Всего было собрано около 700 латов. Деньги жертвовали нынешние и бывшие даугавпилчане, в том числе народная артистка Удмуртии Ирена Силова и жительница Санкт–Петербурга Нина Мишина. Были денежные поступления из Канады. О. Корнилова рассказала местным СМИ, что самую большую сумму на памятник писателю внесло Даугавпилсское отделение Русской общины Латвии, существенную организационную помощь оказал краеведческий и художественный музей. Но у меня есть вопросы к руководству города. Почему они не поддержали проект? Не ко времени? Только через 2 года был бы юбилей — 120 лет со дня рождения? А через 4 — 80 лет со дня смерти? Рановато, да? Или тупо денег пожалели? И почему памятник на кладбище, а не в центре города, где ему самое место?»

…Что ж, еще год назад мэром Даугавпилса была Жанна Кулакова. Русский писатель. Русский город. Русский мэр. Но это абсолютно ничего не значит…