«Латвия ценит свои таланты!» — уверяет один из самых молодых профессоров Латвии Вячеслав Кащеев.

«Для того чтобы сделать открытие, мне много не надо — только компьютер, доска и собственная голова, конечно!» — смеется Вячеслав Кащеев. Недавно он был удостоен престижной премии Всемирного зкономического Форума за разработки в области квантовой наноэлектроники. Наш Кащеев стал единственным лауреатом из Центральной и Восточной Европы, а премию ему вручил основатель и исполнительный директор Форума профессор Клаусс Мартин Шваб.

Долой штампы

«Ну, „молодой“ — понятие относительное! Мне уже 35 лет!» — воскликнул Кащеев. Но в процессе разговора оказалось, что премия форума присуждается как раз–таки сорока молодым ученым планеты. Каков возраст «молодого ученого» в мировой науке, спросила я. Вячеслав задумался и ответил: «В общем, эту премию дают ученым до 40 лет, так что да, я молодой ученый».

А еще он попросил меня избегать штампов и не писать фраз типа «в холодных и пустых помещениях Латвийского университета вершится мировая наука». И дело не только в том, что батареи отопления (буквально) были теплые, а в кабинетах сидели люди. Расхожее мнение о том, что Латвия не ценит свои таланты, не соответствует реальности, считает Вячеслав. Неужели ценит? «Да, Латвия ценит свои таланты, иначе мы бы здесь с вами не сидели!» — уверяет он. И уточняет, что «ценить таланты» и финансировать исследования — две большие разницы.

За что дают премию? За вклад в развитие науки и технологий, имеющих существенное значение для мировой экономики, поясняет Вячеслав. Причем в разных областях: могут премировать и психолога, который исследует травмы, и физика, который занимается как прикладными, так и очень фундаментальными исследованиями. Исследования Кащеева не столь фундаментальны, как бозон Хиггса, открытый в прошлом году и удостоенный Нобелевской премии в этом году, но тоже фундаментального характера, хотя имеют прикладное значение.

Вячеслав Кащеев работал над теорией квантового насоса, доказав ее экспериментальным путем. Теория уже стала основой для нового класса квантовой техники, которая применяется в ведущих европейских метрологических лабораториях. Ожидается, что квантовые насосы смогут подсчитывать отдельные электроны с такой точностью, что станут лучшим эталоном измерения потока, и это позволит науке перейти на новое определение ампера. В общем, исследование Кащеева имеет неоценимое значение для развития ИТ–технологий в будущем.

Кащееву, конечно, хотелось говорить о физике. О ней он говорит взахлеб, с настоящей страстью! О том, что в основе квантовой физики лежат свойства случайности, о том, что квантовая же физика изучает законы микромира, а законы микромира — иные, нежели законы здравого смысла. Звучит красиво, хоть я в физике ни бельмеса не понимаю. Даже, стыдно признаться, путаю электроды с электронами и не отличаю бозоны от бизонов. Поэтому, как только Слава, начиная рассказывать о физике, взмахивал невидимыми крыльями и взлетал в область своих исследований, мне не оставалось ничего другого, как возвращать его на грешную землю. И задавать вопросы о грантах, рейтингах вузов и эмиграции молодых умов. Он вздыхал, скучнел, но вежливо отвечал.

Задачки по механике

Будущий ученый окончил обычную рижскую школу № 60. Папа был физиком, причем очень известным, работавшим в Институте физики. В общем, физика у Славы в генах, хоть он и поморщился, услышав такой штамп. Говорит, что на него больше оказала влияние учительница Ольга Евгеньевна Скороходова, показавшая насколько красивыми могут быть задачи по механике. До встречи с ней мальчик готовился посвятить себя IT, участвуя в олимпиадах по информатике и посещая знаменитые курсы Прогмейстер. А в 1996–м он вошел в состав первой международной команды школьников, которая поехала в Осло отстаивать «физическую» честь Латвии. Кащеев привез бронзу! И, естественно, поступил на физмат ЛУ.

— Как нашел свою тему? Это она скорее меня нашла! — говорит Вячеслав. — Восторг, восхищение, интрига квантовых законов мне открылись благодаря замечательным преподавателям нашего университета — Борису Петровичу Заполю, который в конце 1990–х уехал в США, и Марцису Аузиньшу, который сейчас является ректором Латвийсокго университета. Потом подключились ученые из института физики твердого тела Владимир Кузовков и Евгений Котомин, который руководил моей бакалаврской работой и частично магистерской.

В биографии молодого ученого выделяется одно: аспирантуру он оканчивал в тель–авивском университете. Его пригласили принять участие в проекте с моделированием квантовых устройств, выделив стипендию и ставку младшего научного сотрудника, благодаря чему Кащеев смог уехать туда вместе с женой. Там, в Израиле, у них родились дочка и сын. В аспирантуру его, кстати, пригласил знаменитый израильский ученый, спецкурс которого Вячеслав посещал в Норвегии. Однако, написав диссертацию, он вернулся на родину.

Комфортное общество

— Что значит ваше «однако»?! — укоризненно замечает Кащеев. — Я всегда хотел быть ученым, а для этого важно учиться в разных местах. Да, после защиты у меня было несколько предложений из Германии, а возможность остаться в Израиле я не рассматривал вообще! Так что не стояло такой проблемы: оставаться или возвращаться!

После моего «почему», следует вздох. Объясняет, что Израиль культурно очень иной, и он всегда чувствовал себя там гостем. И не понаслышке знал, что значит прижиться в другом обществе. Это вопрос выбора: хочешь ли ты себя перестроить и стать частью другого общества или не хочешь. Хотя можно не хотеть и по–прежнему жить на чужбине, но это совсем грустный вариант. В Израиле это очень видно: одни советские евреи учат язык и подтверждают квалификацию, и это позволяет им делать карьеру. Все ключевые врачи в больницах — русские евреи, и плеяда ученых мирового уровня — тоже. А есть скрипачи, которые работают на кассе в магазине или директора заводов, которые рубят мясо.

— Я вернулся в Латвию, потому что латвийское общество — то общество, где я себя наиболее комфортно чувствую, — объясняет ученый. — Вообще наука настолько глобализирована, что совершенно не имеет значения, где ты сидишь — в Латвии, Германии или Израиле. Особенно если ты теоретик. В Латвии страдают науки, которые требуют «железа», поскольку необходимы инвестиции в оборудование и технический персонал. Теоретикам ничего этого не нужно. Ну жил бы я в Лондоне! Так разница была бы только в том, что у меня были бы студенты лондонские, а сейчас студенты латвийские — у них горят глаза, они хотят все знать, и я могу им что–то дать, и они взамен дают вдохновение, освобождают мою творческую энергию. Плюс некоторые уже работают в той области, которую я продвигаю.

Язык науки

Студенты из Прибалтики, по его словам, за границей очень ценятся! Профессора Шотландии или Дании понять не могут, почему столько одаренных молодых людей приезжает учиться именно к ним. Но здесь уже играет роль очередной стереотип о том, что латвийские вузы хуже любого третьеразрядного зарубежного университета. Вячеслав считает, что не только не хуже, а лучше!

Отношение к эмиграции молодежи у Вячеслава тоже нестандартное. Пробивные молодые люди, которые знают, чего они хотят, имеют очень большие возможности. Пусть уезжают, говорит он, потому что так происходит во всем мире. В том же Израиле свежеиспеченных докторов наук обязательно отправляют на стажировку за границу, как правило, в США. Иначе не будет широты мышления, и молодые ученые не импортирует с собой новые знания и новые идеи. В Латвию тоже могли бы приезжать учиться будущие светила науки.

— Не только в физике, но в точных науках у нас есть научные группы мирового уровня! — восклицает мой собеседник. — У моего коллеги Андриса Амбайниса, ведущего специалиста в сфере квантовых исследований, есть студенты из Бразилии, Турции, стажеры из США. Он вел исследования в университетских центрах Принстона и Беркли, мог остаться на очень больших позициях в Канаде, но решил, что на родине ему будет комфортнее. Физик Марцис Аузиньш тоже работал в университетах Европы и США, а сейчас на полгода едет в тот же Беркли. Благодаря его авторитету в научном мире и благодаря его контактам у нас есть алмазная лаборатория. Другое дело, что мы не можем приглашать на работу иностранных профессоров, преподавателей, руководителей лабораторий, а также молодых ученых, которые могли бы здесь становиться профессорами. Мешает закон о языке! Чтобы стать профессором здесь, надо знать государственный язык. А зачем ученому знать наш госязык, если он будет профессором Принстона?! Не говоря уж о том, что язык мировой науки — английский.

Кто ищет, тот находит

Вопрос о финансировании науки вызвал очередной упрек в том, что нельзя все сводить к деньгам. Если главная цель — много заработать, говорит он, то в науку идти не стоит: ученому должно хватать денег для того, чтобы заниматься любимым делом и не думать о том, на что купить еду и чем заплатить за квартиру. Вячеслав утверждает, что гранты на исследования найти можно, хоть это и «прогулка в парке». У него лично сейчас три проекта.

Один финансируется латвийским советом по науке, второй — Европейской ассоциацией национальных метрологических институтов, третий — общеевропейский научный европроект, который сводит воедино высшего класса лаборатории для реализации совместного проекта. В данном случае проект создан для огромного завода полупроводниковых чипов в Гренобле, где помимо производства идут фундаментальные исследования, в частности исследования по латвийским наработкам с квантовыми насосами.

— Да, это непростое занятие — убедить людей отдать тебе деньги, но это реально! — поясняет Кащеев. — Да, проблема с финансированием латвийской науки существует, и самое опасное то, что даже наиболее способные ученые отпущены в свободное плавание. Они, как свободные менеджеры, сами ищут проекты и гранты. Это противоречит элементарным принципам функционирования науки в любом цивилизованном государстве. И бьет это в первую очередь по молодым ученым и экспериментальным исследованиям, ведь молодые еще не доказали свои позиции и не могут притянуть гранты, а если полгода нет зарплаты, то как они могут заниматься наукой?!

Пример — Эстония

Почему же ЛУ не входит в рейтинг хотя бы 500 лучших вузов мира и даже отстает от соседнего университета Тарту? Эстонцы, отвечает Вячеслав, нашли возможность привлечь отдельных ученых с мировым уровнем класса нашего Амбайниса, и иностранные студенты едут к этим ученым в Тарту.

— Латвии надо брать пример с эстонцев, но не с литовцев. Главное — разрушить существующий статус кво, когда свои своих поощряют, свои своих цитируют и свои своих оценивают, и при этом чтобы никто не был ни хуже, ни лучше. Физика в Латвии на мировом уровне. Есть даже предприятия мирового класса! К примеру, в области высоких технологий — SAF Тehnika, занимающаяся производством аппаратуры для электронной связи и MikroTik — производитель рутеров для интернет связи. Просто о них обыватель ничего не знает. И появляется очередной стереотип о том, что в Латвии ничего нет, ни науки, ни производства…

Напоследок не могу удержаться и аккуратно так спрашиваю, намного ли меньше премия Всемирного экономического форума, нежели Нобелевская. «Никаких денег эта премия мне не принесла, если вы опять об этом! — смеется Кащеев. — Только славу!»